Горняк. Венок Майклу Удомо

— Добро пожаловать, мистер Мхенди. Не каждый знает, кто вы, но я-то знаю. Газеты Куинстауна писали о вашем приезде. И когда мне приказали встретить важное лицо и переправить его через озеро, я сказал себе: «Это или мистер Лэнвуд, или мистер Мхенди». Но мистер Лэнвуд сопровождает нашего славного премьер-министра в поездке по стране, значит, я встречаю мистера Мхенди. Добро пожаловать, сэр! Меня зовут Симон Чинва. Я возглавляю местную партийную организацию. Можно предложить вам виски?

— Для виски, пожалуй, рановато, — сказал Мхенди.

— Вот чаю он выпьет с удовольствием, — сказала Мария. — И я тоже.

Симон Чинва повернул к ней улыбающееся хитрое лицо. Развел руками.

— Время не терпит, сестра. Гребцы ждут.

— Тогда надо идти, — сказал Мхенди.

— Но сначала вы должны переодеться, сэр. Ваш костюм может вызвать подозрение. Из Куинстауна мне прислали для вас прекрасную тогу и сандалии. Белые глупы. Если на вас национальная одежда, они не станут к вам приглядываться, и вы легко сойдете за местного жителя. А если будете одеты по-европейски, они сразу поймут, что вы не здешний. — Чинва указал в угол. — Ваша одежда там, сэр.

— Я помогу тебе, — сказала Мария.

— Я сейчас вернусь. — Чинва вышел, оставив их вдвоем.

— Я ему не верю, — прошептала Мария, — до прихода Удомо он был за белых.

Мхенди поспешно раздевался.

— А Селина знает?

— Она все знает.

— Тогда почему же…

— Селина никому ничего не объясняет. Тссс…

Вошел Чинва и заулыбался во весь рот.

— Вот теперь, сэр, вас не отличить от местного жителя. Свои вещи лучше оставьте здесь.

— Нет, — сказала Мария. — Я заберу их. И вот еще что — Селина велела передать, что каждому, кто станет слишком много болтать, отрежут язык, а потом будут гонять голым из деревни в деревню и бить.

— Это она мне велела передать? — В его голосе прозвучал страх.

— Вам и вообще всем, кто знает о нашей поездке.

Чинва успокоился.

— А я и не знаю ничего. Знаю только, что должен встретить вас и приготовить для вас каноэ. Что я и сделал. А больше я ничего не знаю. О чем может болтать человек, который ничего не знает?

— Я только передала вам слова Селины.

— Пошли, — сказал Мхенди.

— Может, все-таки выпьете чаю, сэр…

— Нет. Мы уж лучше пойдем, — сказала Мария.

Она связала в узел костюм Мхенди. Чинва проводил их к машине и что-то сказал шоферу.

— Он отвезет вас, сэр. Счастливого пути!

Машина рванулась вперед. Город постепенно исчезал из виду. Они приближались к озеру. Минут через двадцать машина остановилась в маленькой рощице. Мария с Мхенди вышли. Шофер, не задерживаясь ни на минуту, помчался обратно в город.

Длинное узкое изящное каноэ ждало их у берега. На веслах сидело шесть человек — Мхенди никогда не видел людей столь великолепно сложенных. Старший гребец нетерпеливым жестом пригласил их в лодку и, когда они сели, оттолкнулся от берега и поставил каноэ носом в сторону горной цепи. Он что-то сказал, и каноэ стрелой полетело вперед. Гребцы поймали ритм, их тела сгибались и разгибались в полном согласии, весла взлетали и опускались, как одно. Раз… два… Раз… два… Легкое суденышко стремительно неслось по темной воде. Они гребли спокойно, размеренно и неутомимо.

— Ты, наверное, хочешь есть, Мария? — спросил Мхенди.

Старший гребец раздраженно сказал что-то.

— Он говорит, чтоб ты не разговаривал, — прошептала Мария, — он говорит, что твой голос отвлек людей, они сбились с ритма и лодка замедлила ход.

— Прошу прощения, — сказал Мхенди.

Раз… два… Раз… два…

Когда солнце поднялось над вершинами гор, сдернув с них голубоватую дымку, они были уже почти на середине озера. Берегов не было видно, и только высокие горы маячили где-то вдали. Гребцы гребли так, словно только что взялись за весла.

Раз… два… Раз… два…

Живот у Мхенди подвело. В горле пересохло. Темно-фиолетовые губы Марии стали пепельно-серыми. Она то и дело облизывала их. Мхенди хотелось сказать ей что-нибудь ласковое. Даже если она голодна вдвое меньше, чем он, если хочет пить вдвое меньше, то и тогда муки ее должны быть невыносимы. В последний раз они поели как следует вчера в полдень. Есть на трясущемся, подпрыгивающем грузовике, в клубах пыли было просто немыслимо. «Ты стал неженкой, Мхенди», — сказал он себе. Скоро опять полдень. Бедная Мария! За что ей такие страдания? Что ей Плюралия? Он взял ее за руку.

Раз… два… Раз… два…

Кроме них, на всем огромном озере не было никого. Будто они затерялись в своей лодочке среди необъятных просторов океана. Но впереди синели горы. Они вселяли надежду.

Раз… два… Раз… два…

Да полно, люди ли это? Неужели простые смертные способны вот так, час за часом, держать этот бесперебойный ритм?

Солнце достигло зенита, постояло над головой и двинулось на запад. У Мхенди начала кружиться голова. Мария впала в полузабытье. В свое время его отец тоже проявлял чудеса выносливости, вроде этих гребцов. В стране с племенным укладом такое было возможно. А потом Плюралию настиг век машин… Ну, а как с другой чертой племенного уклада — с полным подавлением человеческой личности, уничтожением ее? Как бороться с этим? Вот она — страшная проблема, которая стоит сейчас перед Удомо; ему, Мхенди, никогда не придется столкнуться с этим в Плюралии. Независимо от того, победит он или нет, народ Плюралии на целое столетие опередил народ Панафрики. Не хотел бы он быть на месте Удомо. Ни за что на свете!

В этом отношении белые принесли народу Плюралии большую пользу. Вот только жаль — остановились на полдороге. Их дело могло бы стать поистине великим, если бы они относились ко всем людям одинаково, независимо от цвета кожи. Тогда и борьбы не было бы никакой. Во всяком случае, этой бессмысленной расовой борьбы… Бедняга Удомо!

Раз-два… Раз-два…

Мхенди закрыл глаза, потом открыл. Мираж не пропал. Он протер глаза. Мираж не исчезал. Должно быть, горы отсвечивают на солнце. Солнце ушло на запад, находилось далеко позади них, у самого горизонта. Что же это — солнце или, действительно, земля так близко? Старший гребец кивает ему и улыбается. Он снова человек, а не винтик механизма, называемого племенем. Кивает и улыбается? Значит, это земля!

— Мария, Мария! Берег!

Мария приподняла голову и открыла глаза.

— Берег! — повторил он.

Она слабо улыбнулась и кивнула.

Двое мужчин ждали их у самой воды. Каноэ мягко толкнулось носом в берег. Мужчины вытащили лодку на песок. Мхенди попробовал встать. И не смог. Судорогой свело ноги. Ему помогли выйти. «Боже мой! Они же решат, что я рахитик какой-то».

— Мария, скажи им, что я сильный, здоровый человек. Объясни им, что мы сутки ничего не ели и двое суток ехали без остановок.

— Не волнуйтесь, они все знают. Они знают, сэр, что вы сильный человек.

Это сказал один из тех, кто пришел встречать каноэ.

— Кто ты?

— Не узнали меня, сэр? Я старший в отряде, который пойдет с вами. Я видел вас у Селины. Она послала меня вперед, чтобы все подготовить. Пойдемте, сэр. Мы поговорим потом, когда вы отдохнете.

— Не называй меня «сэр». Я не белый.

Юноша улыбнулся, протянул Мхенди сильную руку.

— Эй, кто-нибудь, поддержите женщину, а то она упадет, — сказал он. — Они оба еле живы от голода и усталости. У них была трудная дорога.

Мхенди проснулся в темноте. Некоторое время он лежал неподвижно, стараясь сообразить, где находится. Наконец сдался.

— Мария, Мария!

Она вошла, держа в руке оловянную плошку с растительным маслом, в котором плавал зажженный фитилек.

— Проснулся? — спросила она.

— Долго я спал? Где я?

— В доме моей матери. Ты проспал ночь и весь день, а сейчас опять ночь. Джозеф велел не будить тебя, пока ты сам не проснешься.

— Джозеф?

— Ты сразу узнаешь его, когда увидишь. Ты встречал его у Селины. Это она его послала подготовить все для твоего путешествия. Он ждет тебя здесь. Позвать его?