Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Прокурор посмотрел на Маркуна:

— Вы тут говорили, что Фиалковский… — прокурор не договорил.

— Мне сказал следователь, что хватит уже на Шагина, нам нужно на Фиалковского, — ответил Маркун.

Прокурор попросил огласить показания Маркуна в качестве обвиняемого от 13 сентября 2000 года, в которых Маркун отказался от ранее данных показаний, в том числе о причастности Фиалковского к убийству Подмогильного, мотивируя отказ применением физического воздействия со стороны работников милиции.

— А это… — хотел продолжить прокурор.

— Ко мне пришёл следователь и сказал, что Фиалковский свои вопросы уже решил.

После этого Лясковская, перевернув несколько страниц, сказала:

— Ну, в этих показаниях он уже говорит то же самое, что говорит в суде.

Закрыла том и отпустила участников процесса на обеденный перерыв.

После обеда, так как ещё ранее Вишневский отказался разговаривать с судьёй, а потом за неуважительное отношение к суду был удалён до конца судебного процесса, Лясковской ничего не оставалось, как только огласить его показания, данные им на предварительном следствии в качестве подозреваемого. А прокурору — показать участникам процесса видеосъёмку с места преступления, на которой Вишневский рассказывал и показывал, как он стрелял в Подмогильного.

Какие-либо другие показания Вишневского в деле отсутствовали, поскольку после перевода Вишневского из РОВД в СИЗО-13 (в ИВС он не был), он сразу отказался разговаривать со следователями и, соответственно, давать показания и подписывать какие-либо процессуальные документы.

Сначала прокурор на видеодвойке продемонстрировал воспроизведение с места преступления. На видеозаписи Вишневский был с палочкой — хромал на одну ногу. Возможно, от методов убеждения, а возможно, просто упал при задержании или до этого.

Он показал подъезд, куда зашёл для совершения убийства. А потом, используя макет пистолета, как он стрелял, точно копируя способ стрельбы из фильма «Неуловимые мстители», когда дуло револьвера кладут на левую руку. И произнёс звук «пуф!»

Он сказал, что выстрелил в потерпевшего один раз. И, не желая его смерти (видимо, имелось в виду то, что не сделал контрольный выстрел), ушёл с места преступления. В оговорённом месте сел в машину «БМВ», на которой, как и привёз, Гандрабура увёз его от дома, где жил потерпевший. Пистолет оставил в машине.

В оглашённых показаниях об обстоятельствах организации убийства Вишневский рассказал, что он, Стариков, Макаров, Маркун и Гандрабура находились в комнате директора станции техобслуживания «Юнайтед-Моторс» и обсуждали, что делать с человеком, который мешает работать бизнесмену по кличке Толстый и его фирме, с которой, как понимал Вишневский, Макаров имеет какую-то выгоду. И отчего, как говорил Макаров, у них — Старикова, Маркуна и Гандрабуры — денег всё меньше и меньше. Высказывались разные мнения. Кто-то предложил, что нужно «мочить». Так как он в компанию ребят вошёл недавно и должен был себя зарекомендовать, он вызвался, что «мочить» будет он, за что ему было обещано то ли Стариковым, то ли Маркуном, то ли Макаровым, то ли Гандрабурой 3000 долларов.

А также был оглашён протокол моей очной ставки с Вишневским, на которой он подтвердил, что Шагин не присутствовал при данном разговоре и о какой-либо заинтересованности в убийстве Подмогильного человека по фамилии Шагин не говорилось.

Было очевидно, что у участников процесса множество вопросов к Вишневскому по его показаниям. Кто, например, предложил «мочить»? И какие ещё предлагались в обсуждении меры воздействия? И вообще, имели ли эти обстоятельства место? Потому что, судя из воспроизведения Вишневского с места преступления, если, конечно, Вишневский не строил из себя дурака, кося под справку в деле, что он болен шизофренией, он не то что не стрелял — он не знал, как пользоваться пистолетом!

Но вопросы задавать было некому. И судья спросила, подтверждают ли Маркун, Стариков и Гандрабура показания Вишневского. На что подсудимые ответили, что нет.

Лясковская объявила перерыв до девяти завтрашнего утра.

На следующий день суд начался по расписанию. Секретарь сказала, что в холле уже ожидает свидетель.

— Так давайте его сразу допросим, чтобы не задерживать человека, а потом уже рассмотрим, если у кого есть какие-либо заявления и ходатайства, — сказала Лясковская и отправила секретаря за свидетелем.

В зал вошёл невысокого роста человек лет сорока, в синих джинсах и светлой, с длинным рукавом и карманами на металлических кнопках рубашке.

Лясковская попросила у свидетеля паспорт. Он назвал свою фамилию.

— Так, кого Вы знаете из подсудимых в клетке? — спросила судья.

— Можно подойти поближе? — сказал свидетель.

— Этого, этого, — он сказал, — этого, этого, этого. Этого, этого, этого и этого.

Он опознал всех, кроме меня и ещё четырёх человек из четырнадцати, добавив: «Остальных я могу просто не помнить».

Поскольку из присутствующих в клетке мало кто между собой был знаком на свободе, а по обвинительному заключению эти люди проходили по разным эпизодам преступлений, в том числе отрицая своё участие в банде, то было понятно, что это подставной свидетель со стороны прокуратуры, который своими показаниями должен был связать подсудимых в клетке в одну устойчивую группировку.

Между подсудимыми в клетке стали слышны голоса: «что это за хуйня» и «что это он пиздит», а также всем уже известное кряхтение и сопение Трофимова и его шёпот в сторону Маркуна: «Лёха, это уже всё».

— Подойдите сюда, свидетель, — сказала Лясковская. — Что Вы можете рассказать о тех, кого Вы знаете? — И взяла ручку.

— Да, собственно, ничего, — сказал свидетель.

— А откуда же Вы их знаете?

— Да я, собственно, их не знаю. Я с ними знаком.

— А где Вы с ними познакомились?

— Мы не знакомились… — свидетель не договорил.

Лясковская немного подняла тон голоса:

— Ну, Вы же должны были с ними состоять в каких-то отношениях, если Вы с ними знакомы?

— Да, в официальных, — ответил свидетель.

— Вы что, работаете в паспортном столе? — сделала предположение Лясковская.

— Нет, в ГАИ. Мой пост на Подоле. У меня фотографическая память, — ответил свидетель.

— Я по Подолу никогда не ездил, — сказал кто-то из клетки.

Свидетель посмотрел в сторону подсудимых. Другой голос негромко сказал: «Тихо ты!» — возможно, Гандрабуры, который, может быть, опасался, что он сейчас его опознает на чёрном «БМВ».

— А почему Вы сюда пришли? Покажите повестку, — сказала Лясковская. — Вы проходите свидетелем по делу?

— Да, по ДТП.

— Вот тут написано, что Вам в районный суд, и номер дела другой. Почему Вы сюда пришли?

— Я спрашивал, где суд, и меня отправили сюда.

— Так, всё ясно, в следующий раз не путайте, — сказала Лясковская, как будто делая ответственным свидетеля перед присутствующими за потраченное их время и внимание.

Она отдала свидетелю паспорт и он покинул зал.

После этого Лясковская рассмотрела несколько ходатайств подсудимых и адвокатов. Рудько ходатайствовал о назначении ему лечения.

— Я не начальник СИЗО, — сказала ему Лясковская.

Один из адвокатов просил предоставить ему отпуск.

— Так, давайте с отпусками подождём, — сказала Лясковская.

В фойе кинотеатра стали прибывать свидетели, и секретарь стала их по одному заводить в зал.

Были допрошены соседи потерпевшего по лестничной клетке, которые ничего не слышали, а то, что на их соседа было совершено покушение, узнали из газет. И были опрошены свидетели по этажу, один из которых слышал с улицы хлопок, похожий на взрыв петарды. Был опрошен свидетель, который видел импортную машину чёрного цвета в соседнем дворе, но номер не запомнил. И ещё несколько свидетелей, которые видели человека, идущего к дому с белым кульком, в котором, по версии обвинения, у Вишневского был пистолет. Но никто из свидетелей на следствии не опознал Вишневского. Видимо, поэтому судебному следствию не мешало то, что Вишневского в зале не было.