Горняк. Венок Майклу Удомо

Начальник канцелярии губернатора и глава службы безопасности сидели в автомобиле, глядя на огромную толпу. Никто не обращал внимания ни на них, ни на отряды полиции.

— Никогда бы не поверил, — сказал Смизерс. — Просто не верится. Будто вернулось прошлое. Можно подумать, что нас здесь и не было.

— А может, это будущее. Вероятно, и то и другое, — ответил Джонс. — Боюсь, что теперь все наши усилия тщетны. Инициатива в руках Удомо.

— Пропади он пропадом! — вспылил Смизерс.

— Да разве в нем дело? — сказал Джонс. — Атмосфера давно была накалена. Но согласитесь, чтобы так точно выбрать момент и воспользоваться им, нужны смелость и дерзость. Нужно быть немножко гением.

— Вы с ума сошли! — возмутился Смизерс. — Гением! Скажете тоже!

Джонс улыбнулся в темноте.

— Поехали-ка лучше. Сегодня ночью придется поработать. Нам остается только плыть по течению и стараться, чтобы корабль не наскочил на скалы, подстерегающие нас впереди. А это будет нелегко. Поезжайте, шофер!

В тюрьме в одиночной камере Удомо до боли в пальцах сжимал прутья решетки. Отсюда, с горы, было видно мерцание огней. Рядом с Удомо стоял его адвокат.

— Сейчас они дают клятву, — сказал адвокат.

— Вы говорите, их сто тысяч? — Голос Удомо прерывался от волнения.

— Больше. По всей стране сейчас люди вступают в партию.

Удомо стоял на цыпочках, держась за решетку, пока не погасли огни. Тогда он закрыл глаза. О мать-Африка! О мать-Африка! Слезы текли по его щекам. Он разжал руки и повернулся к адвокату.

— Теперь иди, друг мой. И расскажи им, что я плакал.

— Нам надо подготовиться к защите. Ваше дело будет слушаться завтра.

Удомо улыбнулся сквозь слезы, улыбка, как солнце, озарила его лицо.

— Ты понимаешь, что произошло, друг? Мое дело? Да оно теперь ничего не значит. Мы можем заняться им в любое время, ну хоть завтра. В любое время. Иди!.. Иди к народу и скажи, что я плакал. Скажи: Удомо стоял у окна тюрьмы, держась за решетку, и видел внизу огни. Он знал, что народ дает клятву. И плакал. Скажи им это. А теперь иди, друг мой.

Адвокат ушел. Удомо сел на жесткую тюремную койку. Он улыбался. Слезы текли у него по щекам. Глаза его сияли. Так они не сияли никогда.

Эта камера, эта тюрьма были дорогой к свободе.

Я распахнул дверь свободы, мать-Африка! Я распахнул ее!

Мхенди, Лэнвуд, Мэби

Глава первая

1

— Боже мой! — воскликнул Лэнвуд.

— Внушительная встреча, ничего не скажешь! — пробормотал Мхенди.

Огромная толпа молча смотрела, как причаливает пароход. Чуть поодаль, у таможенного ангара, пристроился агитационный фургон партии «Свободу Африке»; громкоговоритель был включен на полную мощность.

— Наша партия приветствует тебя, Лэнвуд! Наша партия приветствует тебя, Мхенди!

— Африка приветствует своих великих сынов! Да здравствует свободная Африка!

— Да здравствует партия «Свободу Африке»! Да здравствует наш вождь Удомо!

— Добро пожаловать, Лэнвуд! Добро пожаловать, Мхенди!

Недолгое молчание, затем громкоговоритель повторял все сначала.

Стали опускать сходни. Толпа подалась вперед. Белые пассажиры отступили в сторону. Лэнвуд с горящими глазами коснулся руки Мхенди.

— Боже мой! — повторил он.

— Идите, — шепнул Мхенди.

Лэнвуд первым пошел вниз по сходням. Мхенди следом за ним.

— Вот они! — возвестил громкоговоритель.

В фургоне поставили пластинку. Раздалась веселая музыка, в которой ясно слышался рокот барабанов. Огромная толпа приплясывала и покачивалась в такт музыке.

Дойдя до последней ступеньки, Лэнвуд замедлил шаги и обернулся к Мхенди. В глазах его стояли слезы. Он лихорадочно искал в карманах носовой платок.

— Идите, — ласково сказал Мхенди.

Лэнвуд повернулся, и все увидели, что он плачет. Какая-то женщина растолкала полицейских, подбежала к нему, поднявшись на цыпочки, притянула к себе его голову и поцелуями осушила слезы. Толпа взревела.

— Это они вместе с Удомо обдумывали планы нашего освобождения! Приветствуем их! — надрывался громкоговоритель.

Большой автомобиль, раскрашенный так же, как фургон, в красный и черный цвета, остановился позади толпы. Музыка оборвалась.

— Удомо! Приехали Удомо с Эдибхоем! Удомо с Эдибхоем! Удомо! — кричали люди.

Из машины вышел Удомо в сопровождении Эдибхоя. Оба были в национальных одеждах, скрепленных на плечах, наподобие римской тоги. Народ расступался перед ними, образуя узкий проход. Удомо быстро шел по живому коридору, широкая улыбка озаряла его лицо.

— Добро пожаловать, Том и Мхенди. Добро пожаловать!

— Майк… — Голос Лэнвуда дрогнул.

— Добро пожаловать, друзья. — Эдибхой радостно смеялся.

Удомо обнял одной рукой Лэнвуда, другой Мхенди.

— Минутку, сэр!

Вспыхнул магний, щелкнул затвор.

— Какая встреча! — сказал Мхенди.

— Это что! — сказал Эдибхой. — То ли еще будет.

— Как доехали? — спросил Удомо.

— Нам оказывали прямо-таки королевские почести, — воскликнул Лэнвуд. — А как вы, Майк? Сколько времени прошло, боже мой!

— Это хорошо. — Удомо кинул быстрый взгляд на пароход. — Когда я ехал, со мной обращались как с собакой. Очень рад, что они кое-чему научились.

Лзнвуд выпятил грудь.

— Они пытались завязать с нами дружеские отношения, но мы эти попытки решительно пресекали. Что за лицемерная нация!

Удомо рассеянно кивнул. Мхенди не сводил с него глаз.

«Он переменился, — думал Мхенди. — Вот только к лучшему ли?»

— Нас ждут, — напомнил Эдибхой.

— Да, — сказал Удомо. — Поехали! — Он первым направился к автомобилю. — Когда будете садиться, помашите им — они любят это.

Три черных фотографа нацелили на них свои фотоаппараты— пришлось позировать возле машины. Снова заиграла музыка. Удомо помахал толпе. Лэнвуд и Мхенди тоже помахали и сели вслед за Удомо в машину. Автомобиль развернулся и поехал. Толпа проводила его восторженными криками.

На борту парохода один из белых пассажиров — служащий «Панафрика компани», получивший назначение в Куинстаун, — сказал встречавшему его приятелю:

— Слава тебе господи! Теперь можно и нам выходить. Ну и балаган!

— Здесь лучше не делать таких замечаний, — спокойно заметил его спутник. — Даже если рядом только твоя прислуга.

— Я же ничего особенного не сказал, — запротестовал вновь прибывший.

— На мой взгляд, ничего! Но они невероятно мнительны. И вообще, все это очень сложно. Нам нужно следить за каждым шагом, если мы хотим торговать с ними. Они ведь сожгли у нас несколько складов в первые дни после переворота. Это влетело нам в копеечку. Запомни, главное — быть с ними безукоризненно вежливым, особенно с заправилами! И еще — не вступай ни в какие политические споры. Сейчас парадом командуют они. Мы здесь только торговцы. Забудь все, что когда-либо слышал об Африке и об африканцах, а то рискуешь сесть в лужу… По крайней мере, в этой части Африки.

— Понимаю… — неуверенно проговорил новый служащий.

— Прежние времена миновали, — сказал старожил с сожалением. — Пошли.

Автомобиль несся через город. Мелькали дома, украшенные выцветшими флажками. В неподвижном воздухе безжизненно висели знамена «красные, как кровь народа, черные, как родная земля». Из домов выбегали люди, они махали руками, выкрикивали приветствия.

Лэнвуд был потрясен. Он держал Удомо за руку и повторял:

— Боже мой, Майк! Боже мой! Как много сделано. Как это замечательно! Какая встреча!

Эдибхой сидел, обняв Мхенди за плечи.

Удомо наклонился вперед и положил руку на колено Мхенди.

— Ну, брат, что ты скажешь?

— Смотрю на вас и рвусь в бой. Я уже стал отчаиваться: год как ты у власти, а вызова все нет и нет. Решил, что ты забыл про нас.