Славься, Темная Властительница! (СИ)

— Миз, четверка это ведь совсем не плохо. Это очень даже нормально. Это даже больше чем три! — попыталась оправдаться рыжая, но Торвальд была неумолима.

— А Хош?! Сколько ты поставила этому орку?! Говори, чего молчишь?!

— Восемь… — пропищала Мерль, медленно сползая под стол.

Спустя двадцать минут обе девушки сидели за столом, попеременно отхлебывая травяной чай из больших глиняных стаканов. Всё это протекало в гробовой тишине. Нейтралитет был нарушен вовсе не словами. Всё так же безмолвно Мизори убрала с ноги подруги повязку и, сложив руну, приложила к коленке ладонь.

— Спасибо, — тихо произнесла зеленоглазая.

— Пожалуйста, — по-прежнему холодно, но уже чуточку мягче, ответила властительница. — Ты всегда выставляешь похитителям оценки?

— Не только похитителям, это дневник такой, только не про меня, а про остальных. Что-то вроде путевых заметок. Ну, чтоб я потом много лет спустя могла бы всем сказки рассказывать. Там даже рисунки есть, — она развернула книжечку, показывая на редкость удачные изображения, передававшие не только внешность, но казалось, даже нрав носителя. — А оценки, чтобы много не писать. Вот можно писать, что у человека нос картошкой, щека распухла, уши на разной высоте и хронический метеоризм. А можно просто написать обаяние и напротив циферку два. Удобно?

— Удобно, вот только это никак не объясняет, почему я тупее орка.

— Ну, Миз, Хош ведь старенький, он много видел, а ты совсем ещё девушка, по эльфийским меркам — вообще ребёнок. И он немного поспокойнее, а ты такая живая и деятельная, и немножко недумательная.

— То есть я не разбираюсь в жизни?

— Как-то вроде того. Миз, ты не сердись, у всех свои достоинства и свои недостатки, а книжка, она должна быть честной.

— Вот уж чего за собой не замечала. Вроде вполне приличный опыт — рыбу ловить умею, умею ставить паруса, колдовать, читаю руны, три года путешествовала. Вроде достаточно.

— Эм, Миз, а какие выводы ты сделала из всего этого? В смысле, ты вроде хочешь быть хорошей и пытаешься сделать разные хорошие вещи, но когда судьба сама предоставляет шанс совершить какой-нибудь подвиг, ты делаешь всё наоборот. Нет, если ты не хочешь становиться доброй — будь злой, это нормально, и ты не будешь разочаровывать окружающих.

— Ты все ещё за те глупости?

— Да, понимаю, тебе они кажутся глупостями, да и я погорячилась. Только посмотри на это со стороны: целый народ долгие годы был оторван от мира. Ему даётся шанс вернуться, измениться, стать другим. Они могут стать чище, воспитаннее, лучше. А их самым наглым образом портят. А ты? Ты ничего не делаешь.

— Сила обстоятельств.

— Тогда зачем делать вид, что ты герой? Герои ведь не смотрят на обстоятельства.

— Знаешь, ты права, — Мизори отодвинула стакан в сторону, — это всё так относительно. В детстве нам часто рассказывали истории о… Серебряном Мече и множестве других героев. И знаешь, меня всегда поражала одна деталь. Почти все они были скитальцами, странниками без рода и племени, сиротами, безземельными рыцарями. И только теперь я поняла, что иначе и быть не могло — любой конфликт, что ты встречаешь на пути, ты судишь в соответствии с личными убеждениями, чисто, непредвзято, от первого лица. Тебя не отягощают интересы семьи или короны. Ты свободен и ты беспристрастен.

— То есть…

— Да, я просто не знаю, что делать, — королева смотрела на собеседницу глазами затравленного зверя. — Честь, совесть и справедливость или благо большинства. И ещё прошлое. Те люди, которым я помогала раньше. Пошло ли это им на пользу или я и там наломала дров? Самое же непонятное во всём этом то, что я никогда не стремилась становиться героиней.

Мерль тихо сходила с ума. Не хотела становиться героиней? Мизори?!

— Это вообще как?! — не удержалась она от вопроса вслух.

— Чтобы загладить вину перед тобой, о, прекраснейшая из пленниц, я расскажу тебе эту историю. Слушай, было это пять лет назад, ещё в академии. Я была на двадцать сантиметров ниже, на три тона светлее и в пятьдесят раз циничнее. Я делила комнату с одной блондинкой, мечтавшей стать жрицей. Хорошая была девушка, добрая…

— А сейчас мы продолжим нашу лекцию. Начнём с закрепления уже пройденного. Кто ответит на вопрос, что представляет из себя магия исцеления? Уолли, умничка моя, давай, порадуй учителя. — Перст мужчины устремился в сторону одного из учеников, юношу в сером форменном хитоне и с красивыми до неприличия голубыми глазами.

Паренёк сглотнул и, ёжась под пристальным взглядом преподавателя, поднялся с места. — Исцеляющая магия бывает двух видов: духовное и природное исцеление. Первое использует душу человека как остаточную память и приказывает телу ей соответствовать, позволяет полностью нигилировать эффект от ранения, но внешне никак не проявляется, также необходим предмет-медиум. Тесно связано с големостроением и некромантией. Второе использует прямое магическое воздействие на клетки, заставляя их делиться, меняться, либо самоуничтожаться, является подшколой земляной элементалистики, связано с эстетической магией.

— Исчерпывающе. Очень полный ответ. Садись, Уолли.

Студент опустился на место, вытирая холодный пот; мэтр Патрик был вовсе не тем человеком, от которого он желал бы получать похвалу, и всё же это было куда лучше ссоры.

— А сейчас мы попробуем практически закрепить изученное на примере двух простейших заклинаний обоих школ. Так, все смотрим на меня. Торвальд, это и тебя касается. Перестань корчить из себя спящую красавицу, дураков, готовых тебя облобызать, в этом классе нет.

Раскрыв затёкшие спросонья глаза, будущая колдунья устало посмотрела на преподавателя: женоподобное лицо было преисполнено праведного гнева, оно требовало объяснений, но вместо оного получило лишь невнятное «Чё?».

— Мы сейчас собираемся рассмотреть азы исцеляющей магии, — еле сдерживая себя, прошипел лектор, — думаю, это полезные знания, необходимые любому магу. Даже несмотря на элементальную природу своих сил, вы сможете применять их при должном уровне подготовки.

— И чё?

Очередной безразличный ответ заставил мужчину побагроветь от злости, а ведь красный цвет совершенно не подходил его зелёным глазам. Сжатая в кулак рука приняла форму ладони. Но Торвальд… Торвальд сейчас смотрела на него с тем же ехидным презрением, с коим нашкодивший варг пырится на своего хозяина.

— Сможешь управлять болью! — послышалась звонкая пощёчина, и сидевший на противоположной парте Алан ухватился за пылающую щеку. — Вот так! — Мэтр приложил палец к месту удара, и мальчик удивленно заморгал глазами. — И нигилировать синяки и ушибы, — очередное прикосновение заставило красноту отступить.

— И оно мне надо? — Мизори блаженно потянулась. — Я получать синяки не собираюсь и болеть тоже. — Она хотела ещё что-то сказать, но тяжёлая рука опустилось на плечо молодой девушки.

— Боль есть и будет всегда, — раздался приглушённый высокой полумаской голос, — расскажите нам, мэтр.

Мизори осунулась. Даже сквозь толстую армированную перчатку она могла почувствовать тот дикий жар, что излучало тело говорившей. Катрина — или Кэти Запеканка, как за глаза дразнили её местные, — была одной из четырёх человек, пока ещё способных хоть как-то держать порывистую колдунью в узде, но если первые трое делали это преимущественно за счет своего авторитета, Катрина использовала силу. Нет, даже не силу и даже не угрозу применения силы, лишь потенциальную возможность, но и этого было достаточно, чтобы бросить тело юного дарования в холодный пот. Торвальд замолчала и вела себя тише воды и ниже травы до конца занятий.

Общежития при академии представляли собой небольшие двухэтажные коттеджи с комнатами, рассчитанными на размещение двух человек, но если в архитектуре этого грандиозного магического исследовательского комплекса преобладал гранит и мрамор, то домики были построены из куда более тёплого и здорового дерева. Лет им было немало, собственно, даже больше, чем каменным собратьям, ведь регулярно, раз в несколько десятков лет, земляные элементалисты отращивали у них самые настоящие корни и листья, обновляя износившуюся древесину. Эмми сидела у окна, время от времени поглядывая на улицу. Хотя гораздо чаще взор её был направлен на лежащую на столе тетрадь: хитрое переплетение рун было донельзя загадочным и непонятным, вернее, попросту неправильным.