Над кем не властно время (СИ)

Когда мужа уже не было в живых, а дети стали взрослыми, состарившаяся Раймунда сказала им, что решила отправиться на родину и принять постриг. В действительности, она вернулась к Бланке, чтобы провести с ней остаток своих дней.

В последние годы дряхлая, почти слепая старушка опять стала называть цветущую молодую женщину "мамой", как в детстве. Но она уже не могла ходить, с людьми больше не встречалась, поэтому никто услышать этого не мог. Раймунда почти все время лежала, а Бланка ухаживала за ней, как за ребенком. Так же, как она делала это много десятилетий назад, когда Раймунда действительно была младенцем. Один раз к ним неожиданно нагрянул Пако, живший тогда в Португалии. По просьбе Бланки, он целый вечер играл на гитаре, чтобы доставить удовольствие Раймунде.

Потом старушка, с трудом шевеля губами, надтреснутым голосом поделилась с Бланкой своим наблюдением.

- Знаешь, чем отличается переживание музыки в юности и в старости? Нет, мама, ты не можешь этого знать, потому что ты будешь юной, даже когда тебе будет тысяча лет!

- Не надо так волноваться, - испугалась Бланка. Но Раймунда продолжала говорить:

- Важно не то, сколько лет человек уже прожил на земле. Важно его собственное ощущение отдаленности или близости последнего мига. Когда впереди простирается длинная жизнь, как это представляется молодым людям, в музыке всегда звучит какое-то обещание. Она всегда что-то сулит. И мы с трепетом и восторгом смотрим вперед, ожидая выполнения этих посулов.

Она немного помолчала, словно набираясь сил для продолжения.

- Наслаждение музыкой в старости - более чистое, потому что мы наслаждаемся только лишь гармонией и мелодией. Мы больше не слышим в ней ложных обещаний, которых, впрочем, в ней никогда и не было.

В день смерти сознание ненадолго вернулось к Раймунде, и она, задыхаясь, произнесла свои последние слова:

- Не печалься, мама! Любой ребенок хочет, чтобы его мать жила вечно и всегда была молодой. Мне повезло родиться именно у тебя. Я очень счастливый ребенок...

Бланка больше не выходила замуж и не рожала детей. Время от времени у нее бывали романы с мужчинами, и всякий раз на самом пике событий она внезапно исчезала из жизни возлюбленного. Такой же образ жизни вел и Пако. Дружеских уз они тоже избегали. Терять поколение за поколением стареющих и умирающих друзей - это было бы чересчур.

Дед и внучка были одиноки уже несколько веков, и конец этому одиночеству замерцал на горизонте лишь сейчас, когда появилась надежда найти других орбинавтов...

***

Работа в библиотеке пришлась Пако по вкусу. Он долго изучал каталоги, потом шел к столику со стопкой книг, делал выписки, размышлял. По вечерам рассказывал Бланке о результатах своих исследований.

- В истории испанской колонизации Америки все не так однозначно и просто, как принято считать, - рассуждал он. - Вот тебе пример. В армии Эрнандо Кортеса было меньше тысячи человек. Как, по-твоему, с таким мизерным числом воинов он умудрился уничтожить целую империю ацтеков?

Бланка пожала плечами.

- Да никак! - продолжал Пако. - Все было иначе. В знаменитом завоевании Мексики на стороне Кортеса сражалось огромное количество индейцев, враждовавших с ацтеками. У одних были с ними территориальные споры, другие не хотели подчиняться ацтекам и отдавать им на заклание своих сыновей. Одних только тласкаланцев на стороне кастильцев сражалась сто десять тысяч человек! По сути, это была война индейцев с индейцами, в которой испанцы поддержали тех, кто был против ацтеков.

Они сидели в пуэрториканском ресторане, и Пако, с интересом разглядывая только что отошедшую официантку, сказал:

- Неизвестно, каких генов в этом милой девушке больше - испанских или таино. Возможно, в ней есть и гены твоего отца, и она приходится тебе далекой внучатой племянницей.

- Тогда ее надо проверить на дар орбинавта, - предложила Бланка. - Сделаем это?

- Шутки шутками, - откликнулся Пако, - а я по-прежнему считаю, что мы не должны предавать гласности сам факт существования способности менять реальность. Автор повести прав: люди к этому не готовы. Мы с тобой не имеем представления, насколько часто встречаются эти способности. Как только эта информация будет обнародована, каждый начнет проверять себя. А что если каждый тысячный обнаружит в себе дар? Ты представляешь, что тогда начнется? Какую силу дает возможность менять реальность?! История человечества неизбежно вступит в новую фазу - фазу борьбы между орбинавтами!

С этим Бланка не спорила. Она хорошо помнила, как они с дедом однажды устроили что-то вроде поединка. Положили на стол апельсин, и минут через десять каждый погрузился в ткань бытия, осуществляя тот виток, в котором апельсин брал со стола именно он. Это привело к крайне нестабильной реальности, которая несколько раз мерцала и менялась, - апельсин появлялся в руках у Пако, исчезал и возникал у Бланки, и наоборот. В результате победила Бланка: у нее и глубина ствола была больше, и, по-видимому, способность удерживать в сознании желательный виток - сильнее, чем у Пако. Но оба они были так истощены, что договорились никогда больше ничего подобного не делать. И даже не предпринимать опытов по изменению реальности в присутствии друг друга, не сообщив предварительно о намерении так поступить.

- Так что же произошло на Пуэрто-Рико в начале шестнадцатого века? - спросила Бланка.

- Как я понял, - ответил Пако, - братание губернатора острова с верховным касиком действительно отодвинуло столкновение, но оно не помешало испанским помещикам фактически превратить таино в энкомьендах в рабов. Уже через год после братания, то есть в тысяча пятьсот десятом году, когда умер касик Агуэйбана, индейское население острова было доведено до такого отчаянья, что для восстания хватило одного инцидента. Новый индейский вождь, брат умершего касика Агуйэбана Второй, действительно исполнил план, к которому его подтолкнули другие касики. Индейцы утопили в реке испанского солдата. Убедившись, что солдат скончался, они пришли к выводу, что испанцы не боги, и на острове тут же началось повсеместное восстание. Кстати, знаешь, как звали утопленного солдата?

- Как? - спросила Бланка.

- Диего Сальседо.

- Вот как?! - ее голубые глаза расширились. - Тот самый, который упоминается в нашей флорентийской повести?

- Вот именно, - подтвердил Пако. - Он был в составе небольшого отряда Понсе де Леона, сопровождавшего его во время визита в деревню Коки, где они обнаружили Мануэля-Раваку. Там же был и знаменитый защитник индейцев Бартоломе де Лас Касас. Через несколько лет после той встречи он действительно принял священнический сан.

- Сколько времени длилось восстание на Борикене? - спросила Бланка.

- Недолго. В начале тысяча пятьсот одиннадцатого года оно уже было подавлено со всей жестокостью. А дальше повторилась история Гаити. Многие индейцы кончали самоубийством, бросаясь с утесов в море. Многие бежали с острова. Из тех, что остались, большинство впоследствии скончались либо от жестокого обращения, либо от эпидемии оспы. Эту болезнь завезли на остров европейцы. У индейцев не было к ней никакого иммунитета. Их притирания и травы на сей раз не помогли.

- Какой ужас! - проговорила Бланка. - Но ты говоришь, были и такие, кому удалось покинуть остров?

- Да, некоторые смогли это сделать.

- Как ты думаешь, где во время этих событий был отец? Где была его семья?

- Я очень надеюсь, что он все еще жив и что мы его найдем. Тогда он нам и расскажет.

Бланка вспомнила один момент в тексте повести, который показался ей любопытным.

- Ты случайно не выяснял дальнейшей судьбы Понсе де Леона? - спросила она. - Отправился ли он на поиски источника вечной юности?

- Как раз хотел тебе об этом рассказать. Против дона Хуана постоянно интриговали влиятельные люди из окружения Николаса де Овандо, и им наконец удалось добиться его отстранения с поста губернатора острова Сан-Хуан, как тогда назывался Пуэрто-Рико. На собранные им личные средства дон Хуан в тысяча пятьсот тринадцатом году организовал экспедицию в поисках легендарного острова Бимини, где, согласно мифу, находился источник вечной юности.