Римская карусель (СИ)

Annotation

Первый текст цикла. Роман. 1-3 вв. н.э. Маленькая Кассия Луцилла, дочь римского всадника, спасает себя и свою семью, изменив уже происшедшие события и даже не поняв, насколько удивительное действие она совершила. Впоследствии она убедится, что подобного дара влиять на ход времени у других людей нет. Это открытие превращает ее из болезненной и запуганной девочки в уверенную в себе и сильную, не считающуюся с запретами, личность. Кассия поверила, что некое божество одарило ее невероятными способностями, избрав с какой-то неведомой целью. Теперь ее жизнь посвящена поискам тайного божества.

Марк Дельта

Марк Дельта

РИМСКАЯ КАРУСЕЛЬ

(Первый текст цикла "Орбинавты")

-ПРОЛОГ-

   Молчи, прошу, не смей меня будить.

О, в этот век преступный и постыдный

Не жить, не чувствовать - удел завидный...

Отрадно спать, отрадней камнем быть.

  Микеланджело

   В промозглое мартовское утро 1527 года Риккардо Понти, преодолев всегдашнюю свою робость, столь часто сопровождающую двадцатилетний возраст, недостаток манер, отсутствие знатного происхождения и внешность тучного верзилы, набрался мужества и решил разбудить "спящую красавицу".

   Это решение так удивило его своей очевидностью и неотложностью, что он чуть было не полоснул бритвой по щеке судью Гвидо Туччи.

   - Поаккуратнее, Риккардо, не смешивай бритье с кровопусканием! - мессер Туччи отдернул голову, отчего складки на тощей шее придали ему сходство с рассерженным петухом. - Клянусь апостолом Петром, в Риме и без тебя хватает цирюльников! Я не буду слишком долго терпеть подобную рассеянность только из уважения к твоему покойному отцу.

   Риккардо пробормотал невнятные извинения и постарался больше не отвлекаться от работы. В этот день он побывал еще у нескольких своих клиентов. Лишь после посещения синьора Тарантини, которому он аккуратно вправил вывих, молодой цирюльник, отправившись домой, смог наконец предаться без помех размышлениям о спящей девушке. Он не знал, чему больше удивляться: смелости своего неожиданного решения или тому, что оно так долго в нем зрело.

   С холма Пинчо Риккардо спустился на равнинную часть города, минуя церковь Санта-Мария-дель-Пополо, и углубился в хитросплетение узких улочек, двигаясь по направлению к городскому рынку, что раскинулся на площади Навона. Прямо над головой в просвете туч еще виднелись светлые проплешины неба, но на востоке, над Квириналом, оно уже стало темно-свинцовым и непроницаемым.

   Мул, на котором восседал Риккардо, покорно нес свою грузную ношу через улицы и переулки Вечного города, мимо теснящихся домов с черепичными крышами и внутренними двориками, мимо сосен, пиний и олив, мимо горделивых палаццо и знаменитых церквей, украшенных фресками и скульптурами работы прославленных мастеров со всей Италии. Улицы утопали в грязи, на папертях сидели нищие и калеки в лохмотьях. Не замечая этой смеси самой необыкновенной красоты и весьма обыкновенного уродства, Риккардо, ежась, кутаясь в черный плащ, натягивая на уши под порывами сырого ветра высокий берет из темно-синего сукна, думал о златовласой незнакомке, которую в его семье называли между собой Безымянной.

   Дорогу несколько раз приходилось уступать группам хмурых вооруженных всадников. Их лошади фыркали и цокали копытами, их металл лязгал, к древкам их копий были привязаны вымпелы с двумя черными полосами. Всадники держали путь к Тибру - и дальше, к городским воротам. Доспехи блестели, когда на них падали редкие лучи солнца.

   В октябре прошлого года неустрашимый кондотьер Джованни де' Медичи, прозванный Большим Дьяволом и Джованни Черных Полос, привел своих людей в Рим, заключив договор о защите Папского государства со своим родственником, Климентом VII. Месяц спустя он погиб, сражаясь с ландскнехтами Карла V. Папа, однако, продолжал платить солдатам до тех пор, пока в марте не истек заключенный с Джованни контракт. Теперь отряды наемников покидали Рим, чтобы предложить свои услуги другим государствам Италии.

   Два повара, возвращающиеся из палаццо богатого торговца, стояли вместе с Риккардо, ожидая, когда освободится путь, и обсуждая последние новости, слышанные в доме их хозяина.

   Повар, стоявший поближе к Риккардо, своим резким и в то же время простуженным голосом отвлек цирюльника от размышлений.

   - Скоро в городе не останется ни одного наемника, - сказал он. - И кто же будет защищать Рим, если сюда нагрянет армия императора?

   - Его святейшество договорился с императором о прекращении войны, - возразил второй повар. - Мессер Туллио говорил об этом сегодня своим гостям.

   - Ты был в кухне, когда он сказал самое главное, - парировал первый. - Император и папа, может быть, и договорились, да только армия находится всего в нескольких днях пути отсюда, и Карлу нечем платить своим испанским и немецким головорезам. Он просит их подождать еще несколько месяцев, но они очень недовольны и не скрывают этого. Между тем, прямо перед ними лежит незащищенный Рим. По-твоему, голодные ландскнехты, среди которых есть и немало лютеран, ненавидящих нашу церковь, устоят перед таким соблазном?

   Отдохнув немного после столь длинной тирады, оратор добавил с видом человека, только что ошеломленного совершенно неожиданной мыслью:

   - Как бы нашим властям не пришлось впоследствии объявлять сбор ополчения. Ведь тогда именно нам с тобой выпадет честь отражать атаки испанцев!

   - Нам?! - такого поворота его собеседник не ожидал. - Обороняться от пушек и мушкетов ножами для разделки каплунов?

   Риккардо был слишком занят своими мыслями и воспоминаниями, чтобы смутная тревога, вызванная этим разговором, переросла во что-то большее. Сейчас он был обеспокоен зачастившим дождем и трудным вопросом о том, следует ли ему посвящать Терезу в свой замысел.

   Добравшись до дома, цирюльник стянул с головы берет, обнаружив длинные спутанные темные волосы и смуглое молодое лицо с крупными, словно вытесанными из камня носом и губами, скинул плащ и принялся есть приготовленный Терезой ужин. Крошки хлеба застревали в его густых усах, но Риккардо не обращал на это внимания. Потом он с нетерпением дожидался того часа, когда после молитвы на ночь они разошлись по комнатам. Барабанная дробь дождя мешала расслышать мерное сопение тетки. Риккардо пришлось подойти к проему в ее комнату и внимательно прислушаться, чтобы убедиться, что она спит.

   Лишь после этого он осторожно, стараясь не шуметь, протиснулся между зеркалом и стеной, повозился с ключом и отворил скрытую зеркалом дверь. Цирюльник шагнул вперед, оказавшись на ведущей вниз узкой винтовой лестнице. Держа свечной огарок и ключи, Риккардо спустился по ступенькам на узкую площадку, где едва могли поместиться два человека, пригнулся, вошел через низкий проход и оказался в подвале.

   Это была опрятная комната с мебелью и узкой кроватью, но без окон. Воздух стоял затхлый, здесь трудно было находиться долго. Риккардо зажег несколько стоящих на столе свечей и сел на табурет, придвинув его к постели, где лежала девушка.

   В тот далекий день, восемь лет назад, когда отец впервые привел его сюда, Риккардо показалось, что девушка мертва. Он и сейчас, глядя на эту мраморную неподвижность статуи, на равномерную белизну лица и шеи, на золотистые волосы, никогда не бывавшие растрепанными, как у обычных спящих людей, решил бы, тщетно выискивая признаки дыхания, что девушка только что умерла. Он несомненно именно так бы и подумал, если бы ему не доводилось многократно наблюдать ее пробуждения.

   Риккардо осторожно отвел локон девушки, лежащий на виске, склонился и на мгновение прильнул к виску губами, в который раз надеясь почувствовать нежный аромат и, как всегда, обманываясь в своих ожиданиях. Кожа девушки ничем не пахла и была ледяной, как у лягушки.