Рассказы поэта Майонезова (СИ)

Все помнили довольно смутно.

- Друг мой, но где место Адаму в Вашей моделе? - спросила, разволновавшись за проотца, Варвара Никифоровна.

- Адам, я думаю, был приближен к Богу, но сделав неправильный выбор, опустился по 'мостику' до уровня 'человек', - ответил профессор, - надо правильно понять мою модель, вышеупомянутый Дарвин (кстати, возможно, мы видели нескончаемую вереницу его фанатов с битами) присутствует только в её биологической части!

- А 'человек-животное' - это разве не продвинутая обезьяна? - спросила Ро удивленно.

- Да, это человек-бездуховный, то есть, чисто биологический природный продукт, - ответил профессор, - кроме того, лишенный всякой творческой жилки, но мы - от Адама.

- Но получается, что и Ангелы были когда-то клеткой Люка? - поинтересовалась Рёзи.

- Ангелы - это уже другой уровень развития - духовный, который был создан раньше, чем материальный, - ответил профессор.

- А что такое 'Духовная сфера', звучит как фантасмагорическая химера?! - насмешливо спросила Мед, с трудом выговорив от холода прилагательное к химере.

- Библейская характеристика Бога-дух, и все, что в человеке от Него -духовное, - коротко ответил Войшило, закрывая тему.

Пыш безмолвствовал, иногда тяжело вздыхал, не выпуская из руки найденную на поле железяку. Все о нем забыли. Все оставили его наедине с его горем. Даже Мушка, даже Под. Пыш взглянул на сына, Под встрепенулся, провел красивыми пальцами по струнам гитары, которую, к счастью, не потерял, как Рёзи грибы, и приятно пропел:

'В осенней электричке гуляют сквозняки,

И нищий музыкант играет за спиною,

А те, что справа-слева, мне оба уж близки,

Ведь делятся они своим теплом со мною'.

Под с ободряющей улыбкой взглянул на отца.

- А, правда, Поди, спой, что мы трясемся, как жужики?! - предложила Мед, у которой зуб на зуб не попадал.

- Надо правильно говорить 'южики'! - прошепелявил посиневший Кро.

- Ты хотел сказать 'ежики'? - поправила его Ро, обмотанная его шарфом.

- Нет, 'жулики'! - вставил Паралличини, трясясь то ли от смеха, то ли от холода.

- Зяблики! - воскликнула Берёза.

- Друзья, это называется 'зюзики'! - подсказала Варвара Никифоровна, кутаясь в свой кусок пледа.

Под уже наигрывал приятную мелодию.

- Я сочинил серию романсов и сегодня спою для вас 'Гусарский романс', - сообщил он мягким баритоном. Слушатели прижались друг к другу плотнее, и Под запел:

'Вы верите только в французский роман,

Я - в Бога и в командира,

Вам косы плетет на ночь глядя татап,

А я среди шумного пира!

Мы пьем за Наташу, потом - за Мари,

Аглаю, кузину Тамару,

Шампанское льется в бокал до зари,

И сердце поет под гитару!

Как радостен нам холостяцкий союз,

За дам пьет корнет-забияка,

Но каждый здесь баловень ветреных муз,

И нынче уж нам не до брака!

А завтра на бале... о, как я ревнив!

Другой к Вам пойдет, замирая,

И взгляд Ваш прекрасен, и локон игрив,

Но я уж в седле дорогая!

А коли услышите, что полегли,

Подставив мы грудь, а не спину,

То знайте, за Вас, душа-Натали,

За Машу, Аглаю, кузину!'

Последние две строчки в каждом куплете с большим чувством пели все, кроме Пыша. Поди прижал струны и залихватски подкрутил несуществующие усы.

- Осень - время любви, - сказал Войшило глубокомысленно, - мне думается, все, о чем пелось в этом романсе, происходило осенью, когда убраны поля, играют свадьбы, ночи все холоднее, ветер в голых полях все злее, а молодые любят друг друга горячее, и от этой любви родятся крепкие жизнерадостные дети!

- Да, осенью хорошо пишется, если не так тяжело на душе, - пытаясь поддержать беседу, высказался Пыш, - так хорошо пишется только четыре месяца в году.

- Это говорит о том, что год разделен на активные периоды для разных видов нашей жизнедеятельности, - заявил профессор, - надо жить в рамках своей, природной, программы, но по Божьим законам! И не унывать!

- Кстати, об осеннем поле, - запоздало отозвался Паралличини, - есть пословица: 'Жизнь прожить, не поле перейти'. А ведь не все перешли сегодня осеннее поле, слава Богу, что мы остались живы!

- Слава Богу! - откликнулась тут же Рёзи, - Давай, Поди, следующий номер, я подпою!

- Следующий номер - 'Рыцарский романс', - объявил поспешно Под и запел с особым глубоким чувством, с каким исполняют 'жестокие' романсы старые цыгане:

'Небритой щекою припав к башмачку,

Вы, встав на колено, застыли,

И пот Ваш струился со лба по виску

На кудри, седые от пыли.

И рыцарский плащ, и меч Ваш в крови,

Дорожная грязь к ним прилипла,

Потупили взгляд Вы до самой земли

И молвили глухо и хрипло:

'О, сколько голов я, не дрогнув, срубил,

Чтоб снять с Вас бессонницы бремя,

О, сколько красавиц я пылких любил,

Чтоб Вас позабыть, хоть на время!

В бою мне хотелось любовную страсть

Развеять направо-налево,

Она, как беда, как болезнь, как напасть!

Пропал я, моя королева!'

Глядит госпожа, не стесняется слез

На руки свои, на алмазы,

Что рыцарь недавно с Востока привез,

И видит лишь пятна проказы...'

- О, Поди, он заразил своим подарком ту, которую так безнадежно любил! - блестя влажными глазами, с последним аккордом выдохнула переполнявшие её чувства Варвара Никифоровна.

- А, возможно, и умышленно, - предположила Рокки, - за невозможность обладать ею!

- По-моему, здесь более глубокий смысл: 'А кабы всякая любовь нас делала счастливыми', - сообщил Кро, зевая, - а ты как думаешь, Пыш?

- По-моему, он, просто, не адекватный, - равнодушно ответил поэт.

- Псих, больной псих, - согласился Паралличини, - ты прав, старина!

- Собака бешенная! - с интонациями старой девы высказалась Мед.

- Вы не правы! Чудовищно не правы! От самых глубоких чувств он подарил ей эти алмазы, потому что не нашел в природе другого эквивалента для выражения своей любви!, - возвышенно и взволнованно заговорила Варвара Никифоровна, - он по-детски признается ей в своем бессилии, этот смелый, сильный человек!

- Да, дорогая, - сказал с улыбкой профессор Войшило, погладив её руку и прикрыв пледом, - если бы на этих алмазах не было крови больного проказой и убитого рыцарем торговца драгоценностями, мы бы поверили в любовь и благородство героя романса! Ситуация, весьма, жизненная, сколько заразы притащили крестоносцы в Европу с восточными побрякушками!

- И по закону исторического возмездия - навели беду на свои страны, - продолжил сонно Кро.

- Вот-вот! - злорадно провозгласил Адриано, - Историческая отрыжка! То бишь, отрыжка истории!

Только Паралличини произнес фразу, заслуживающую высоких рейтингов за цитируемость, как дерево, под которым беззаботно рассуждали путники, затряслось, загудело, и над самым шалашом раздалось зловещее: 'Ха-ха-ха, ух-ха-ха!', и громкий неприятный скрежет резанул каждое ухо!

- Что это? - еле слышно прошептала малышка Ро.

- Может те, с тяпками, окружают нас? - одними губами прошепелявил Кро и добавил погромче в сторону лаза, - а зачем, ведь среди нас нет ни марксистов, ни дарвинистов?!

И тут за стенами их ветхого укрытия разразилось шумное и грозное сражение: затрещали кусты, затопали, как показалось перепуганным друзьям, копыта, и два исполинских тела с размаха ударились одно о другое, рыча, хрипя и повизгивая! Стены шалаша зашатались, с потолка посыпались елочные лапки, дамы зажмурились от ужаса. Под, не замечавший до времени острую металлическую штуковину в руках Пыша, привстав на колено, выхватил это единственное их оружие из руки отца, передал ему гитару и приготовился к бою.