Рассказы поэта Майонезова (СИ)

И световое представление в детской комнате, и отдаленные звуки родных голосов за дверью создавали уютную атмосферу надежности, защищенности и радости, какую я больше уже никогда не ощущал. Вот из какой тончайшей пряжи ткутся счастливые моменты, которые сберегаются памятью долго-долго, на черный день. И в нынешний холодный мрачный вечер мне захотелось поделиться с вами этим теплым 'лоскутком'.

Профессор замолчал, слушатели благодарно завздыхали.

-Дедушка, а что такое 'китайская мелочь'? - спросил с улыбкой Под.

- Во времена моего детства стаканами, как семечки или орешки, продавали фигурки вырезанных из дерева и искусно раскрашенных солдатиков, купцов, пиратов, городовых и прочих жителей городов и весей.

Адриано ерзал, как на иголках, то есть, конечно, он и сидел на елочных иголках, поэтому, видимо, его так и распирало.

- А я, сейчас, слушая Вас, вспомнил историю, произошедшую в Альпах, - заговорил, оживляясь он, - в жизни много необъяснимого, господа! Да-да! Это случилось во второй половине зимы, когда в горы восходят только опытные альпинисты, и то, минуя лавиноопасные маршруты. Но, группа новичков, которым, как говорится, море по колено, предприняла подъем, и уже на первом переходе попала под лавину. Несчастные укрылись в небольшом гроте - природном углублении в скале. Их откопали на третьи сутки, все были мертвы: пятеро юношей и пятеро девушек! Но, что удивило спасателей?! Все девушки лежали раздетые до нижнего белья, а их свитера, шарфы, шапочки, носки и перчатки были на молодых людях, поверх собственных!

Паралличини возбужденно блестел глазами в темноте.

- Что же тут удивительного? - попытался объяснить Под, - Девушки как более слабые замерзли первыми, парни в надежде спастись сняли с них одежду.

- Хотелось бы так думать, - сказала Рёзи, - а, возможно, они снимали вещи с еще живых ослабевших подружек.

- Конечно, так и было! - заявила Мед, - Чего еще ждать от сильных и безответственных?!

- Как говорят психологи, делать выводы в данном случае, все равно, что оторвать лапки у таракана, постучать пальцем по столу, ага, не бежит, значит, не слышит! - резюмировал глубокомысленно профессор к всеобщему удовольствию.

- Мачо, зачем ты рассказал об этом? - спросила с улыбкой Берёза, - Планируешь отнять мой пуховый шарф? Дудки!

- Я бы не постеснялся, дорогая, если бы он был величиной с плед! - со смехом отвечал Паралличини.

Лица расплылись в улыбках, путешественники живо представили поединок грациозной Рёзи и толстенького Адриашки из-за шарфика.

- Он это рассказал для того, чтобы я вспомнил, что сижу на рюкзаке, в котором лежит настоящий шерстяной плед! - стукнув себя по лбу, радостно произнес профессор, - Все опосредованно, детерминизм на каждом шагу!

Шалаш наполнился восторгом. Профессор потянул плед из рюкзака, а из него выпала плоская, пожалуй, слишком плоская, коробка с пиццей, упакованная заботливой Розалией в непромокаемый пакет!

- Вот он, этот сырный аромат! - воскликнула Варвара Никифоровна, - Я его чувствовала, слышала и осязала через все упаковки!

Рёзи поспешно поделила пиццу на десять частей и разложила в протянутые, дрожащие от нетерпения ладони. Воцарилась тишина, точнее сказать, пауза, исполненная многочисленных глубоких задушевных звуков.

- Пиццы стали делать маленькими! - В завершении быстротечной трапезы изложил свои наблюдения итальянец.

Все согласились. Капли стучали по крыше шалаша, сквозь узкий лаз виднелась только стена молочного тумана. Все глаза глядели на него, каждый хотел услышать, как из тончайшей пряжи ткутся счастливые моменты жизни, которые в черный день служат теплыми лоскутками, согревающими душу. И каждый вспомнил старушку Розалию, её собачий взгляд им вслед, мутные мокрые глаза, и подгоревшее посудное полотенце, которым она энергично махала с крыльца, провожая их в неизведанную даль. А на крыльце лежала огромная ребристая тыква медового цвета...

- Как же Вы, друг мой, смогли забыть о главном?! - со смехом спросила Варвара Никифоровна, - А еще академик!

- А что мы, вообще, можем, дорогая, кроме трех вещей?! - философски крякнув, сообщил профессор, - Даже, если, делая выбор, наши дети или ученики, выбирают зло, мы не можем сделать, увы, ничего! Ничего!

- Но какие это три вещи, которые мы, все-таки, можем? - спросил любознательный Адриано.

- За столь короткий отрезок времени, который называется 'человеческая жизнь', мы успеваем только научиться не делать зла, делать добро и каяться в содеянном зле, - сообщил очень серьезно профессор, - если не тратим все время на то, чтоб научиться зарабатывать, приумножать, считать и тратить деньги!

Лицо профессора было благородно, он напоминал старого мудрого учителя. Под заботливо укрыл сидящих широким пледом, все устремились под него без особых приглашений. Коллектив созрел для умной беседы, и Адриано попросил, стараясь не стучать зубами от холода: 'Господин профессор, за долгие годы Вы так и не изложили нам простыми словами свою теорию 'Мостики Фемистоклюса', хотя несколько раз обещали'.

- Она крайне проста, - с готовностью отозвался Войшило, - так вот, я мысленно черчу условные круги вокруг маленькой невидимой точки, которая называется 'белковый субстрат Люка', из которого все началось. Да-да, все началось из маленькой клетки, и каждый из нас тоже был когда-то клеткой. Следующий круг - 'водоросли', за ним - 'водоплавающие рептилии', затем - 'земноводные', за ним - 'обезьяны', потом - 'человекообразные обезьяны', затем - 'человек-животное', следующий круг - 'человек', его охватывает круг - 'человек-ангел', затем чертим круг - 'Ангелы'. Все перечисленные круги входят в круг - 'Сын Божий', а он - в круг 'Бог', не имеющий уже ограничения в объеме. Вот вам и вся мировая иерархия, где последние круги и связь между ними лежат уже за пределами наших познавательных возможностей, что не указывает на отсутствие этих уровней в развитии Мироздания, тайны которого Творец открывает таким, как Бруно, Кеплер, Коперник, не имеющим никаких приборов, кроме веры в Бога.

- А кто видел 'человека-ангела'? - удивился Паралличини, - модель проста, но не правдоподобна, и причем тут 'мостики'?

Он возбужденно жестикулировал руками, сбивая плед с рядом сидящих.

- 'Человек-ангел', наверняка, существует и в наши дни, а из истории сразу вспоминаются апостолы Христа, которые оживляли мертвых, очищали от проказы, исцеляли все болезни, то есть, жили уже за границами земной физики. Что касается 'мостиков', это переходные и пограничные состояния, требующие особых усилий, направляющие развитие или вверх, или вниз. Если хотите, это и моменты серьезного, болезненного выбора!

- Мне все понятно до круга 'Ангелы', потому что это родной до боли Дарвин, но остальное я бы отрезала, сделала бы пластическую операцию! - сообщила Медуница, поежившись от вползающего в шалаш тумана.

- Нет, дорогая, - возразил возбужденно профессор, - жизнь - это вечный, то есть, бесконечный процесс и конечного, 'отрезанного', вокруг себя ты не увидишь ничего! Не ограничивай же этот процесс голубым шариком неба, пробей в нем дырочку пальцем, вылези из шарика, как бабочка вылазит из тесного кокона! И лети, лети дальше! Отрицание Бога начинается с вырезания нашего 'шарика' из общего бесконечного процесса!

- Мне кажется, я еще совсем недавно был 'человеком-животным', - со смехом сказал Паралличини.

- И я, - отозвался Кро, надуманно зевая.

- И я, - сказала Мушка, широко улыбнувшись.

- Ученые считают, что почти в каждом из нас есть раковая клетка, но она активируется только при определенных условиях. Так же, я думаю, в каждом из нас есть клетка Ангела, которая активируется только при определенных условиях! - торжественно произнес профессор.

Все в полумраке шалаша принялись вглядываться в благородное лицо ученого, не шутит ли он?

- Но что это за условия? - с интересом воскликнул Адриано.

- Развитость, - ответил Войшило, - в человеке должны быть развиты все четыре (а не одна) сферы: эмоционально-чувственная, умственно-рациональная, душевно-творческая и нравственно-духовная. Помните, в доме Коровина Маша нам рассказывала о четырех частях в каждом из нас?