Вторая жизнь Дмитрия Панина (СИ)

- Она совершеннолетняя, - кричал он, не обращая внимание на то, что на него оглядываются прохожие: улица была заполнена народом, приближался час пик. - Она может поступать, как хочет, хочет рожать, её дело, но никак не мое. Такой договоренности не было, что если она забеременеет, я на ней женюсь, я вообще пока, в ближайшие десять лет не собираюсь ни на ком жениться, а если и соберусь, но навряд ли выберу Светку, не так уж она мне и нравится.

При последних его словах Мишка побледнел, и молча, без предупреждения, двинул совратителя по скуле. Егиш отшатнулся, но не испугался, а встал в боевую позу.

Уже пошли в ход слова: а ты кто такой, чтобы мне указывать, вот я сейчас покажу тебе, кто я такой, я научу тебя, как уважать чувства других людей, и всё это с нецензурными связками завязками, в общем, происходило всё то, чего боялась Галина, когда отпускала мужа на серьезный разговор с этим ... армянином, и потасовка оказывалась неизбежной, но охранник ресторана увидел через застекленную дверь, что обстановка накалилась, и сейчас прямо у входа начнется мордобитие, вышел на улицу, и попросил драчунов, проваливать куда подальше, причём был указан точный адрес, куда им следовало убраться.

Охранник весил приблизительно столько же, сколько Егиш и Михаил вместе, и поэтому спорить с ним было очевидно бессмысленно, и парни разошлись, злобно огрызаясь друг на друга и на охранника, не мирно, но и без кровопролития, только на скуле Егиша вздулся розовый шишак от кулака Михаила.

Позднее Мишка пересказал отцу подробности своей встречи с Егишем, присовокупив при этом, что это такое редкостное говно, что нечего даже и думать брать такое чудовище в семью, всё равно ничего не выйдет.

Дима, который настроился на то, что у Светланы будет ребенок, а мужа не будет, и они с Машей будут этому младенцу единственные дедушка с бабушкой, в глубине души почувствовал облегчение от того, что Егиш не захотел жениться на Светке.

- Только Светланке не рассказывай о встрече, это её огорчит, пусть родит сначала, потом скажешь, - попросил Дима сына. Миша кивнул.

Эпилог

I

- Вот, Димочка, и привел бог свидеться, - Лариса Иосифовна протянула к Панину сухие и темные старческие руки.

- Здравствуйте, Лариса Иосифовна, - и Дима, не терпящий физических контактов, быстро подошел к креслу и позволил себя обнять и даже наклонил голову, чтобы старушка смогла чмокнуть его в щеку. Он почувствовал прикосновение сухих губ и запах одеколона.

Лёня с удивлением наблюдал за теплой встречей, отметив про себя, что Дмитрий не спросил у него, как звать мать, т.е. помнил.

- Вспомнил меня, - с удовлетворением сказала Лариса Иосифовна, - а если бы на улице встретил, узнал бы или мимо прошел?

Дима замялся:

- Наверное, мимо бы прошел.

И действительно, Пронина изменилась. Поседели и выпрямились черные кудри, темные облаком обволакивающие её голову в молодости, запали щеки, и только орлиный нос по-прежнему горделиво возвышался посреди сморщившегося лица. Но быстрый взгляд карих глаз напоминал о прежней Ларисе, да голос пронзительно громкий.

- А он всё такой же, - обратилась Лариса Иосифовна к сыну. - Или промолчит, или скажет правду. Соврать даже из вежливости не может.

- Я не та стала, фаршированную рыбу приготовить не могу, - это Лариса Иосифовна говорила уже Диме. - Помнишь, вкусно было?

- Вкусно, - подтвердил Дима. - Кто раз попробовал вашу рыбу, тот не забудет её никогда.

Лёня с удивлением смотрел на этих двоих. Казалось, они дружили всю жизнь, а на самом деле они виделись один раз в те времена, когда Дима и Лёня работали вместе в Пукаревской лаборатории в институте Химфизики

Тогда, утомленная бесконечными восторженными рассказами сына о своем новом аспиранте, Лариса Иосифовна попросила Лёню пригласить Диму на обед с фаршированной рыбой.

Дима тогда пришел один, без жены, которая нянчилась с маленьким Мишей, а Андрей Петрович остался дома в выходной, пренебрег звонками друзей-приятелей, узнав о госте и фаршированной рыбе, которой жена не часто их баловала. И очень душевного посидели вчетвером. Андрей Петрович нарушил свое правило никогда не вспоминать о войне, неожиданно рассказал, как они застряли за линией фронта, не вышли в нужный момент к месту, где должны были перейти к своим, потом еле пробрались, и их долго мытарили нквдешники, смерш по военному.

- А отец служил сапером, - сказал Дима. - Говорят, сапер ошибается один раз... но отец не ошибся и ему удалось вернуться.

И они втроем, Лариса Иосифовна только пригубила рюмку, выпили за возвращение.

- А то бы нас не было, - сказал Лёня.

- Да, я тоже часто об этом думаю, - нестойкий к действию алкоголя Дима, как всегда, опьянел с одной рюмки водки и был откровеннее, чем обычно. - Так много факторов было против, а мы вот, всё же родились.

Светила лампочка под оранжевым абажуром, частоколы теней от его бахромы падали на стены, на обои с цветочками, огораживая людей от шумной жизни улицы, подсвечивая бледные зимние лица летним загаром. Абажур был в моде лет пятнадцать лет назад, но Лариса Иосифовна не могла с ним расстаться, слишком долго он освещал жизнь семьи, чтобы можно было его взять и выкинуть на помойку. За окном шумела Москва, Тверская улица, и с войны перешли на сегодняшнюю жизнь, и Лариса Иосифовна жаловалась на мужа, что он никак не решится переехать из коммуналки в центре в новостройки, в собственную квартиру, которая ему, как ветерану войны и строителю, давно положена.

Теперь уже не было ни Андрея Петровича, разведчика и строителя, ни Степана Ивановича, сапера и преподавателя математики, ни Антонины Петровны, партизанской связной и медсестры, а преподаватель музыки Лариса Иосифовна перебралась из своей квартиры на бульваре Яна Райниса в небольшой дом в университетском городе Итака, расположенный на севере штата Нью-Йорк, жила в беленьком домике с кирпичной трубой от камина, краснеющей на белой наружной стене, как никогда не строили в России, где традиционно берегли тепло. Стенка трубы наружу улицу греет, нет, в России такого не строят.

Панин поднял голову и увидел над столом выцветший, в одном месте даже заштопанный неизменный оранжевый абажур. И засмеялся.

Лёня с матерью проследили за взглядом Димы и тоже заулыбались.

В момент веселья вошла женщина с мальчиком, и их появление было для Панина полной неожиданностью. Он не знал, что Лёня женился во второй раз.

- Здравствуйте, - сказала Лиза, тщательно выговаривая звуки чужой ей речи.

- Hello, - Дима отвечал по-английски, давая понять, что Лизино "здравствуйте" его не обмануло.

- А давно ты? - Дима повернулся к Лёне.

Леонид показал на сына:

- Ну вот, считай, шестой год. Алексеем назвали. А жена Лиза.

Лиза улыбалась, услышав в разговоре имена свое и сына, погладила Лешу по голове, расставила на стол тарелки, разогрела еду, купленную в супермаркете, в микроволновке.

Было уютно, горели торшеры, и лампочка под старым абажуром, за окном топорщили лапы вековые елки, Леша жевал, смотрел мультик и периодически заливисто смеялся, а Дима, рассказывал Ларисе Иосифовне события далекого и близкого прошлого, как будто подводил итоги длинного пути, удивленно глядел на свою жизнь чужими глазами, и изумлялся, сколько в ней всего оказалось понапихано, и далеко не всё было расставлено по своим местам.

И эту незаконченную расстановку заметила Лариса Иосифовна.

- Ничего, Димочка, ничего, она ещё молодая, Светлана ваша, найдет себе друга рано или поздно, а остальные у тебя пристроены, дай бог им удачи.

И Лариса Иосифовна, улыбаясь каким-то своим мыслям, устало прикрыла глаза.

Дима с Лёней уплетали пиццу, поливая её соусом, Алешка болтал ногами, и тоже вгрызался в кусок пиццы, и щеки его бордовели от кетчупа до самых ушей. Разговор мужчин незаметно перекинулся на профессиональные темы, когда Лариса Иосифовна очнулась, отказалась от пиццы, попросила чаю и моцареллы на хлеб. Лиза поняла и подала.