Вторая жизнь Дмитрия Панина (СИ)
Вторая жизнь Дмитрия Панина (СИ) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Но Панин Борису понравился, он угадывал за его молчанием непростую глубокую натуру, и неожиданная озлобленность, прозвучавшая в голосе Дмитрия, когда он бросил запомнившуюся фразу: "есть женщины, которые живут с сумасшедшими", поразила Бориса. И теперь он понимал, что хочет он этого или нет, но будет крутить этот эпизод в уме, гадая, что за ним скрывается, и чтобы не придумывать худшее, чем оно было на самом деле, необходимо было узнать правду.
Борис знал, что Панины развелись из-за болезни Димы, но подробности того вечера, когда Виолетта последний раз видела своего первого мужа, она нкогда не рассказывала второму.
- Что Дмитрий имел в виду, говоря о сумасшествии? - спросил он.
- Ну ты же знаешь, он был болен..., Вета тянула слова, с трудом их подбирала.
И вдруг с гневом воскликнула:
- Хорошо Машке жить с сумасшедшим! Она его приступа не видела, пришла к нему, когда он уже был на транквилизаторах, следил за собой, а случись с ним такое, что случилось при мне, неизвестно как она себя бы повела...
- Вета, Вета, успокойся, это ведь давняя история. Прости, я дурак, что спросил, но не надо, не вспоминай, страдания жены причиняли боль и Борису.
- Нет, уж , Боря, пусть между нами не будет недомолвок, - жестко сказала Виолетта и остановила машину у обочины. Борис понял, что она не хочет рассказывать и рулить.
- Конечно, - сказала она, я должна была раньше заметить, что он постепенно становится не в себе, каюсь, я не придала этому того значения, которое нужно было придать.
И Виолетта рассказала мужу события того далекого вечера, когда Диму увезли на неотложке.
- Я испугалась, понимаешь? Испугалась за себя и за ребенка и поняла, что никаких чувств, кроме страха я уже никогда не буду к нему испытывать. У каждого человека свой предел прочности, и один может вынести то, что другому не по плечу.
Я действительно не могла жить с сумасшедшим и думать, что он снова может броситься на меня с ножом, перерезать себе вены или выброситься из окна. И у меня был сын, я и о нем должна была думать...
Боря ласково гладил жену по кисти руки.
- Понятно, мне все понятно, я тебя ни в коем случае не осуждаю, рецидивы были вполне возможны.
Виолетта не отвечала на слова сочувствия, и некоторое время они сидели молча, слушая шорох шин проезжающих машин.
Потом она повернула ключ в зажигании.
Боря вздохнул с облегчением.
48
- Мальчик приходил к нему не каждые выходные, но не меньше 2-3-х раз в месяц. Они уходили гулять, а я готовила еду к их возвращению. Петр любил сына, и мне хотелось сделать дни его прихода праздничными, я готовила что-нибудь вкусненькое: стряпала пельмени, пекла тортики, помнишь, я ещё в институте на свой день рождения пекла, и вам, парням, всегда нравились мои кулинарные изыски.
Они возвращались с прогулки, мыли руки, садились за стол.
Петр всегда слегка возбужденный, разговорчивый, пытался обсудить с сыном увиденное за день.
Глеб в беседе участвовал вяло, смотрел в стол, никогда не только не разговаривал со мной, но даже и не глядел на меня. Взгляда ни разу ни поймала.
И я молчала, никогда не пыталась разрушить эту стену безмолвия, кто я была? Подавальщица на стол. Статус ниже официантки, той хоть на чай кидают.
Мальчик на мужа не походил, шея тонкая, глаза серые, уши торчали в стороны.
Однажды его подстригли под машинку, только спереди чубчик оставили, и я сама не заметила, как дотронулась ласково до его головы, стриженые волосы укололи ладонь, а мальчишка дернулся в сторону, и так глянул на меня, до сих пор его взгляд помню. Нет, не с ненавистью, но испуганно и остерегающе, как маленький зверек, который скалит зубы и всем своим видом говорит: не тронь меня и я тебя не укушу.
Маша замолчала, у нее перехватило дыхание.
- Один единственный раз я захотела приласкать чужого ребенка, причём не совсем чужого, а сына мужа, и он сразу поставил меня на место. Осадил. Ибо кто я была? Никто. Пять лет я была замужем, мальчик вырос, стал подростком, меньше дичился, но кроме: здравствуйте, спасибо, и пожалуйста, я никогда ничего от него не слышала. Ни разу. У него были и отец и мать, и места для меня, даже самого маленького местечка в его жизни не было.
Дима погладил Машу по плечу:
- Не надо, не вспоминай, тебе тяжело.
- Нет, я просто объяснить хочу, почему я так к Светке сразу привязалась. Она не только разговаривала, она и на физический контакт шла, могла обнять, поцеловать, да просто за рукав дернуть, я могла лоб ей пощупать, даже шутя поддать, она не шарахалась. А мне так трудно было переносить это молчание глухое и безразличное, такое из года в год одинаковое, я чувствовала себя мебелью, понимаешь? Деталью интерьера в квартире его отца. И это молчание Глеба всегда присутствовало, стояло между мной и его отцом, разделяло нас днем и ночью.
- Я думаю, когда я исчезла из жизни Петра, Глеб этого даже и не заметил, разве что по отсутствию еды, а если появилась другая подавальщица, он точно не заметил.
- А сколько ему лет было?
- Когда мы расстались, 13 лет, а когда сошлись 8. И я не была виновницей их развода, они разбежались за год до меня.
- Значит, сейчас ему 16 лет? Совсем взрослый.
- Да, взрослый. Интересно мне, как его судьба сложилась.
- Это интересно, но давай спать будем, завтра мне к первому уроку.
49
Дима после встречи с Виолеттой впервые представил свою жизнь такой, какой она должна была бы быть по её представлениям, т.е. он попытался выстроить в уме, как он жил бы, если бы...
Картинка не вырисовывалась: да, он знал, как виделось это его жизнь, вернее их общая, бывшей жене, но вот в этой картинке он, Дмитрий Панин, был другой человек; и вопрос для Димы состоял в том, смог бы реальный Панин, не тот, что сейчас, Дмитрий Степанович, закостенелый в своих привычках, с седыми висками и больной поясницей, а молодой Дима Панин, мог бы он не просто защитить диссертацию, сделаться кандидатом наук, а подняться ещё выше, защитить докторскую, стать заведующим лабораторией, а может и членкором, и даже, чем чёрт не шутит, академиком? Мог бы он соответствовать мечтам жены?
Но не получалось, не вытанцовывалось. Одного Панинского таланта было мало чтобы подняться до таких высот, надо было ладить с нужными людьми, и во время отходить от ненужных, надо было интриговать, перехватывать темы, доказывать, что ты самый умный, изображать жертву в нужный момент, уметь делать всё то, что без всякого насилия над собой умел бывший тесть. При этом никогда не терял самоуважения.
Нет, Дима такого не смог бы и получалось, что дальше старшего научного в институте, во всяком случае, он не поднялся бы, что вовсе не означало, что ему неинтересно было бы работать.
Как сказал когда-то Пукарев, сказал с каким-то сожалением в голосе:
- Должность, на которой комфортнее всего заниматься наукой, старший научный сотрудник: и снизу кто-то помогает уже, и сверху прикрыт, глаза начальству не мозолишь.
И Дима думал, что теперешняя его жизнь с работой по грантам, с преподаванием, с Машей, с общением с сыном и дочерьми, одна из которых и жила вместе с ними, не так сильно отличается от той, которая могла сложится у него с Виолеттой, в конечном счете разве все мечты сбываются? А если и сбываются всё, то у очень небольшого процента людей, и он в него не вошел.
А разница между трехкомнатной квартирой в Москве, которая в конце концов досталась его сыну, и его двушкой на пятом этаже в Долгопрудном, для человека, который не ставил во главу угла материальные ценности разве имеет значение?
Дима не успел додумать и сказать самому себе, что конечно же, не имеет:
Вошла Маша, зажгла свет и спросила:
- А что в темноте сидишь?
50
Для Миши, Гали и Светланы работа Димы по грантам была полной неожиданностью, для них, но не для Марии и Натальи.