Бомж, или хроника падения Шкалика Шкаратина(СИ)

- А я знаю? - Не ласково обошлась девушка.

Возле церкви, под сенью тополевой аллеи, дурманящей ароматом прели и потоками солнечной пестроты, Гришуня приобнял спутницу за плечи. Нина сомлела, но виду не подала, и руку решительно не отвела.

- Хочешь мороженое? - Напрямик спросил парень строптивую диву.

- Хочу, - так же прямо ответила дива, слегка помедлив в речах. - ты, что ли, угостишь?

- А хоть бы и я.

И они - парочкой - молча устремились к мороженице, встали в длинную очередь.

А город гудел по случаю долгожданного всенародного Торжества, как разгоряченный духовой оркестр! Барабанный гул, радостные людские вскрики и бравурные обрывки патриотических гимнов взметались ввысь! Красные флаги гордо трепетали на древках вкупе с красными флагами на здании Горсовета. Одни лишь воздушные шары, наполненные углекислым газом людских выдохов, волочились по асфальту и громко - на потеху - лопались. И было это Торжество единым живым организмом, развязно требующим зрелищ и хлеба, хлеба и зрелищ, будто бы без этого разнузданного чревоугодия не браво реяли красные флаги и не бравурно гремели гимны.

Толпы шатающихся горожан, как ртутные лужицы, перетекали по площади, отыскиваясь и сливаясь в хохочущие группировки старых знакомых и друзей, сообща глазеющих на массовые зрелища. И вновь растекались в поисках невиданного и необычайного. Привлеченные гамом птицы, эпидемически заражались людским азартом и возбужденно обсуждали всеобщее сумасшествие.

Самая большая группа горожан толпилась у стола, разыгрывающего беспроигрышную лотерею. Иногда здесь взрывались восторженным хохотом, выиграв погремушку, безделушку, либо портрет партийного вождя.

- Пошли ко мне в общагу? - Ласково пригласил Гришуня "чувиху", аппетитно поедающую мороженное. Она аккуратно вылизывала серую стенку стаканчика и не спешила с ответом. - У нас никого нет. А на вахте Егорыч сидит, он с утра квасанул бражки...

-Не-е...- подумав, отказалась девушка. - Я беременная.

Гришуня стыдливо оглядел ее аккуратненький животик, прикрытый пестреньким сатиновым сарафанчиком, и, ничего не обнаружив, недоверчиво улыбнулся.

- Ну и чё...беременная... А мне какая разница?

- Ты чё, чувак, за дуру меня принимаешь? Сказано - беременная, значит, не могу я по общагам шариться.

- Да ладно... А ты чё - замужем? Или понтуешь?..

- Не твое дело. А хоть бы и замужем.

- Да ради бога!.. А де муж?

Нина аккуратно смяла стаканчик от мороженного, отбросила его к забору, и независимо побрела сквозь толпу. Гришуня неотступно следовал по пятам.

- Нинель, а Нинель... Я сохну по тебе. Поехали в Ермаки, с родителями познакомлю?

- Ещё не хватало! Сказано - замужем...

- Понтуешь... я все про тебя знаю. Мне Оксана с Юлькой разболтали. Не веришь?

- Верю - не верю, тебе -то что? Замужем - не замужем... Я не от тебя беременная! Успокойся, Гриня... Чё ты, как маленький...

-...принц, что ли?

-Ага, вроде того.

- Маленький Принц - козырный чувак. Он был в ответе за тех, кого случайно...приручил. Ты читала?

- Ещё чего?!. Какой ещё принц? Гриня, ты с Егорычем - не того, случаем?.. Не хватанул бражки ? Смотри, загребут в КПЗ.

Обескураженный Гришаня молча следовал за горделивой подружкой. И уже не было уверенности в успехе, не веселило царившие вокруг Торжество, не имела смысла даже дальнейшая красота окружающего мира. А и правда: в воздухе царило монотонное безобразие гула и гармонии, а по земле с обрывками газет волочило усталую праздность. Гришаня шел не в ногу.

- Нинель, а Нинель... а кто он, хахаль-то твой? Ну... отец...то есть...ребеночка? Может, я... все же?

- Сказала же!.. И не лезь в душу! Чё ты липнешь? Иди в свой кулек, Мук... маленький! - И она заторопилась, уходя сквозь толпу, от обескураженного парня. И смылась с глаз. Он посмотрел ей в след, зачем-то пересчитал мелочь в кармане и тоже растворился в толпе. Нина, тронутая за живое и бередимое, с обнаженной тоской в сердце, не испытывала ни радости, ни торжества.

А торжество набирало обороты! Мужи, изрядно хватанувшие "бормотухи", продававшейся на розлив и потому называвшейся в народе "рассыпухой", куражились своими талантами. Кидали пластмассовые кольца на длинный нос фанерного Буратино. Качали между ног двухпудовую гирю, Бегали в мешках. Победителей ждали признания жен и призы от спортсовета. Признания и призы были, как водится, символическими. Но лавры победителя - окрыляли.

- Люсьен, а Люсьен... - канючил иной победитель, - накати на стакашек, а?

- Я-те накачу... Нос красный как у Буратины будет. Тебе дали соску, вот и соси.

И весело хохотала над удачным образом.

- Товарищ, победивший на подушках, подойдите ко второй палатке! - Кричал хриплый рупор.

-...желающие на роль марионеток! - Вырывалось из цветастого балагана.

-...бидоны...бидоны...тазы для бани...

-...кто по-бе-дил на по-душ-ках? - Надрывался равнодушный хрип.

Нина бороздила толпу. На деревянных подмостках девчата из агитбригады исполняли популярную песенку. " Если тебе одиноко взгрустнется..." - и попадали каждым прочувствованным словом в изнывающее сердце нашей слоняющейся героини. Процеживая рассеянным взглядом пестрый калейдоскоп крикливого праздника, сквозь влагу глаз она бессознательно что-то искала... Темнолицее азиатское лицо, образ, облик... Наверное, тот единственный, дорогой ей, образ... Может быть, туманное видение, секундный миг счастья, которые опрокинули бы напрочь этот безразличный и бессмысленный, куражливый мир. "...Если судьба от тебя отвернется...". Сердце разрывалось от таинственной силы, вызывающей то сладкую истому, то слезливый спазм, а вовсе не боль и не муку. Смахивая слезы, Нина чему-то даже улыбалась. Вдруг это случится! Вот-вот произойдет необъяснимое чудо и он, её... парень... любимый, драгоценный, а главное, такой близкий, такой желанный... Как это может случиться?!! И все-таки пусть... пусть... пусть! сбудется её радость! Иначе... эти слезы задушат её.

Среди кружка городских бардов, притулившихся на углу площади, под тенистой сенью тополей и акаций, опять и опять голоса кричали о том, как "... шептали грузчики в порту...". Внезапно из этого кружка на Нину выпала бойкая желтоголовая блондинка.

-Нинель, как я рада! Никого из наших... Ты была на перетягивании каната?... А я здесь с Минькой Носовым. Он башли зашибает на баяне...Слушай, айда с нами на... на... В общем, пойдешь - не пожалеешь. Ой, какой сарафанчик! Где ты шляешься?!.

- А я тут с Гришаней бродила. Надоело все. Ты наших не видела?

- Каких ваших? Ты чё, чувиха?.. Все же в деревне.

- Да знаю.. . . А куда пойдем?

- В парк. Там танцы. - И Верочка Шиверских, как звали блондинку, беспечно поиграла бедрами.

- Не. - Нина скисла. Она вдруг почувствовала непривычную усталость.

Хотелось немедленно присесть, или даже прилечь. - Я до дому...

Внезапно появился Минька Носов. Прежней обаятельной персоной. Ежесекундно теряющей форс. Без баяна. Глаза его судорожно метались по лицам, точно запрещенные газовые фонари. Не заметив ничего подозрительного и даже живописного образа Нины, он молча схватил Верочку и поволок ее в аллею.

- Ой, Минька... Нинель...

Нина пошла за ними. Минька вынул из пазухи что-то желтое, перехваченное тесемочкой.

-Спрячь! - И бесстыдно стал совать сверток под подол Верочки.

- Ты чё! Чёкнулся!- Верочка стыдливо оглянулась на Нину. Сверток аккуратно свернула и положила его в прорезь платья, под лифчик.

- ...В парке...за ракушкой...счас давай, блядь, отсюда.- Он бормотал явно с перепуга. И так и не заметив Нину, скачками убежал.

- Чё это с ним?

- А я знаю?

- А что он тебе дал?

- Форцовщик несчастный...

Девушки недоуменно глядели друг на друга, пытаясь оценить ситуацию. В ту же минуту рядом раздался знакомый свист, и два человека в милицейской форме пробежали следом за Минькой. Девушки, не сговариваясь, почуяв не доброе, поспешили обратно, в толпу. И это был их роковой шаг. Стоявший позади милицейского оцепления капитан, окликнул их и жестом пригласил к себе.