Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди

26

Прогнав сообщников, Вишневецкий налил себе вина и вновь уселся в кресло. Его опасная затея с убийством литовского канцлера удалась как нельзя лучше. Теперь осталось совершить самое приятное – обесчестить жену поверженного врага. Швырнув на пол недопитый кубок, Казимеж подошел к постели и принялся разглядывать Елену.

– А Мечислав-то, пожалуй, прав. Много всяких женщин здесь лежало, но такой еще не было. Хорошо, хоть спит, своих глазищ на меня не таращит, а может быть, она взаправду ведьма? – при воспоминании о взгляде красавицы-литвинки легкий холодок пробежал по спине Вишневецкого. Устыдившись своей мнительности, он хищно ухмыльнулся и промолвил вслух:

– Сейчас узнаем, есть ли у ней хвост.

Сняв висевший на стене кинжал, князь для начала перерезал ленту, что стягивала чудные Еленкины волосы, те тотчас же рассыпались по постели пушистыми серебряными волнами, затем засунул остро заточенное лезвие в ложбинку между грудей, туго обтянутых белым шелком. Тонкая ткань легко вспоролась, обнажив божественные прелести княгини. При виде их сластолюбивый Казимир аж застонал, но продолжил резать платье, оголяя впалый, еще ни разу не изведавший тягости, живот. Когда в разрезе показалось лоно, он выронил кинжал и со звериным рыком уже руками разорвал подол. Широко раскинув ноги спящей женщины, изощренный развратник открыл своему взору самый потаенный уголок ее тела. Обрамленное курчавой светлой шерсткой срамное место красавицы с маленькими, плотно сомкнутыми, нежно-розовыми лепестками было столь же прекрасно, как и вся она. Вишневецкий было вознамерился припасть к нему губами, однако укол ревности остановил его. Впав в бешенство от мысли, что не он, а какой-то мужиковатый литвин первым раздвинул эти лепестки, Казимеж в один миг сорвал с себя одежду и набросился на Елену.

Кусая чуть не до крови ее большие груди да тоненькую шейку, ясновельможный насильник и убийца стал яростно вторгаться в свою жертву. С трудом ворвавшись в неготовую к соитию бесчувственную пленницу, Казимеж, бурно извергнув семя, затих. Несколько минут он лежал неподвижно, наслаждаясь нежной теплотой Елениного тела. Почувствовав, что вновь готов к соитию, князь ухватил несчастную за бедра, изо всех сил рванул их в стороны, словно пытаясь разорвать напополам прекрасную колдунью, и продолжил надругательство.

Вонзаясь в ставшее более податливым, но еще хранящее почти девственную узость влагалище редкостной красавицы, совсем недавно познавшей мужчину, Вишневецкий испытывал такое наслаждение, какого никогда еще не ведал за всю свою многогрешную жизнь. Одарив Елену новым потоком плодотворной влаги, он блаженно обмяк и не поднимался до тех пор, пока увядший фаллос не дал знать, что блаженство кончилось и надо возвращаться к делам.

За все время этой пытки Еленка даже не открыла глаз. Лишь когда палач особенно усердствовал, с алых губ принцессы рыцарского братства срывался тихий стон.

Усевшись между ног обесчещенной вдовы заклятого врага, Казимеж с превеликим удовольствием стал созерцать, как сочится его семя меж раскрасневшихся лепесточков ее любовного цветка.

– Хороша, на редкость хороша. Только как теперь мне с этой богиней, а может и ведьмой, поступить? – призадумался князь. Он и сам не ожидал, что последний, столь приятный шаг на пути убийства канцлера станет поводом изрядно озаботиться.

– Может, впрямь на ней жениться? А почему бы нет? Она ж единственная наследница Воловича, детей-то у Станислава не было. Тогда со мной богатством во всей Речи Посполитой никто сравниться не сможет.

Скаредный Казимеж, как всегда, думал только о выгоде, которую сулила новая женитьба, согласие Елены его мало беспокоило.

– А куда ей деться, девке деревенской. Без меня ее наши паны с их злодейками паненками за месяц со свету сживут. Здесь, в Варшаве, отец-полковник не защита. Тут вельможа знатный нужен вроде меня.

Припомнив, что вокруг Елены весь вечер увивался Замойский, Вишневецкий ревниво глянул на лежащую бесстыдно обнаженной раскрасавицу. Невольно любуясь этим чудным творением природы, он уже видел в ней свою законную добычу и никому не собирался уступать.

Казимир встал с постели, поднял лежавший возле кресла кубок – лучше свой поднять с полу, чем пить из чарки этого быдла Ангела. Поудобнее усевшись в кресле и попивая сладкое вино, он с нетерпением начал ожидать пробуждения своей прекрасной жертвы. Теперь ему хотелось овладеть не бесчувственной куклой, а завывающей от страсти любовницей. Зрелая женственность Еленкиного тела позволяла надеяться на это. О ее убитом муже Казимеж вспомнил в последнюю очередь.

– Ну а за литвина своего ты всю оставшуюся жизнь предо мною будешь каяться.

Очнулась пленница часа через два. Открыв огромные, темно-синие, как ночь, глаза, она окинула блуждающим взором незнакомые покои и, увидав не обремененного одеждой Вишневецкого, сразу поняла, что случилось чтото страшное, непоправимое.

– Где мой муж, где князь Станислав? – с тревогой вопросила Елена.

– Ваш муж, княгиня, долго жить приказал. Разбойники с большой дороги его убили. А вы сами разве этого не помните? – нагло ухмыляясь, ответил Казимир.

Еленка вновь сомкнула веки и слегка нахмурила тонкие черные брови, пытаясь оживить в своей памяти последние события. Представшее ее мысленному взору лицо Воловича с удивленно расширенными глазами да стекающей на подбородок струйкой крови тотчас же напомнило обо всем случившемся.

– Зачем вы его убили, – уже спокойно, даже без тени страха, промолвила она.

– Я убил? – удивленно переспросил Вишневецкий и тут же смело заявил: – А хоть бы и так. Не надо только плач устраивать по мужу убиенному да волосы на себе рвать, сударыня. Сомневаюсь, что вы смертью этого мужлана, который больше вам в отцы годится, шибко опечалены. Насколько мне известно, брак сей заключен был не от большой любви, а, скорей, от безысходности, по крайней мере, с вашей стороны. Вот я и покарал насильникарастлителя невинной девушки. Кому же, как не мне, истинному рыцарю, за столь прекрасную и несчастную даму заступиться, коль даже героический отец ваш побоялся это сделать.

Казимир так легко признался в убийстве для того, чтоб запугать Елену. Мол, пусть девчонка знает, что князю Вишневецкому все нипочем – ни обвинение в умерщвлении канцлера, ни ее прославленный отец. Однако слова его возымели довольно странное действие. Как только он упомянул об изнасиловании, Еленка приподняла голову и с удивлением взглянула на свое сверху донизу разрезанное платье. Не совсем еще оправившаяся от действия отравы, она лишь теперь заметила, что лежит совершенно голой с бесстыже раскинутыми ногами. Движимая обычной женской стыдливостью, красавица прикрыла срам тонкой длиннопалою рукой, сжала бедра и окончательно утвердилась в своей догадке – князь-подлец уже успел в ней побывать.

27

Строя замыслы о женитьбе на молодой богатой вдове, Казимеж не учел лишь одного – душа, живущая в столь прекрасном теле, не может быть обычной, страх за свою жизнь и покорность судьбе были неведомы принцессе рыцарского братства. Поэтому он сильно удивился, когда в ответ на его речь обесчещенная княгиня не разразилась рыданиями и не кинулась на шею мнимому спасителю.

Брезгливо сунув под обрывки платья испачканную семенем ладонь, Елена вытянулась в струну, чуть запрокинув голову. Длинные ресницы ее сомкнутых век слегка подрагивали, а алые чувственные губы скривились в презрительной усмешке. При виде всего этого Вишневецкому сделалось не по себе, и он умолк.

А дочь отважного полковника тем временем простонапросто размышляла. В глубине души Еленка была готова изменить нелюбимому мужу, но только во имя настоящей любви. Неприкаянное сердце подсказывало, что она ее встретит, и мечта о благородном рыцаре-красавце станет явью. Но быть снова изнасилованной, да еще вот так, в дурманном сне, – это уж слишком. Станислава можно было если не простить, то хотя бы понять. Из десятка мужчин, встретивших в глухом лесу голую красавицу, может быть, один и удержался бы от соблазна силой взять ее по велению трезвого рассудка. Остальным мог помешать лишь страх перед суровым наказанием. Принявшему ее за простолюдинку, всемогущему канцлеру Литвы бояться было нечего.