Она уходит по-английски (СИ)

Я посмотрел в этот момент на Ленку. Она еще сильней сжала руку Андрея и прислонила к его плечу голову. Андрей все рассказывал и рассказывал о проектах, о перспективах, о новых идеях.

Степан шутил на этот счет, философствовал, просил с улыбкой взять к себе подмастерьем, Ленка хохотала. Они считали, что сейчас все хорошо. Моя маска помогала мне скрыть волнение и чувство отрешенности от происходящего одновременно. Как здорово, что придумали такие маски.

Я сидел и думал. Кто эти люди мне теперь? Зачем нужно было вообще приходить? Чтобы я послушал о том, как у них все круто складывается в жизни? Зачем мне нужно знать об их дальнейших планах? А ты, Степан, чему радуешься? Философ ты недоделанный. Грузчиком ведь будешь работать в больничке этой через десяток лет и помрешь всеми забытый. А ты, Андрей, чему радуешься? И до пятидесяти ведь не доживешь. Я, конечно, и того меньше. Бессмысленная жизнь.

- Тленно все, ребят.

- Что? - спросили они хором, оторвавшись, наконец, от своих планов на будущее.

Я сидел в кресле, молчал и смотрел в потолок.

- Что ты такое говоришь, Макс? - спросил, улыбаясь, Степан.

- Тленно все, говорю вам, и жизнь не имеет смысла. Срок очень короток. Не успеете оглянуться, как она закончится. Жизнь допьёт чай с молоком и уйдет по-английски, как в лучших романах. Навсегда. А ты останешься сидеть один. И неважно, где ты будешь в этот момент и с кем. В реанимации или на юбилее среди кучи народу.

- Макс, да прекрати нести чушь, - сказал Степан. - Тебя, я смотрю, тут здорово химией пичкают.

- Да, нельзя так говорить, - подхватила Лена. - Жизнь всегда имеет смысл, если хочешь жить. Мы понимаем твое трудное положение и сочувствуем тебе. Будем всячески тебя поддерживать. Навещать. Приехали же, как только смогли. Чего ты?

- Вы даже не замечаете, что Максима больше нет, и уже и не будет. Перед вами другой человек.

Они переглянулись между собой.

- Ладно, Макс, ты давай это... держись, - сухо проговорил Андрей. - Тебе не сладко досталось. Понимаем.

- Мы, наверное, пойдем, а ты лучше отдохни, - поставила точку Лена. - Мы к тебе приедем попозже еще.

Она поцеловала меня в щеку. Губы ее были холодны. Степан положил мне на колени несколько новых журналов в подарок.

Вскоре меня все-таки выписали из института. Мама с отцом и братом помогали собирать все вещи. Я плакал, жал руку всем врачам. Мама их отблагодарила, чем смогла. Кому денег в конвертике, кому шампанского бутылку и коробку конфет. Машину подогнали прямо к входу, договорившись с охраной. Мне выдали на руки выписку и кучу советов, как теперь жить. Сказали, чтобы ровно через месяц приезжал на очередную биопсию. На кровь - через три дня.

На шатких ногах, в маске, в пальто и шапке, я впервые вышел на улицу спустя почти два месяца. На улице уже вовсю шумела весна. Текли ручьи, пригревало первое солнце, пели птички. Я вздохнул весеннего воздуха и чуть не потерял равновесие от головокружения.

Мой мозг сразу заработал активнее, обрабатывая шум с улицы проходивших мимо людей. Я, как машина после капитального ремонта, выезжал из бокса в грязь и пыль, шум и гам, смех и слезы, радость и горе.

- Можно я зайду, попрощаюсь с отцом Михаилом вон в тот храм? Пять минут буквально и поедем.

- Хорошо, пойдем, я провожу, - сказала мама.

Мы подошли к храму.

- Дальше я сам. Подожди тут, пожалуйста.

- Хорошо, только не долго, сынок. Ты еще слаб.

- Я быстро, мам.

Храм был маленький снаружи, но внутри он мне казался огромным. Игра света, что ли.

- Шапку снимите, молодой человек.

- Что?

- В храме нельзя в головном уборе мужчинам.

-А.

Я снял шапку и запихнул ее в карман.

-Извините, а можно позвать отца Михаила?

Женщина уставилась на меня удивленно, сняла очки и сказала:

- Молодой человек, а отец Михаил уже почти месяц лежит в коме в нейрохирургическом отделении после аварии.

- Как так?! Он же ко мне приходил все эти дни. Я разговаривали с ним.

- Вы что-то путаете. Быть такого не может. Если не верите мне, можете сходить в главный корпус и навестить его. Вряд ли он смог даже глаза открыть.

- Странно. Он в каком отделении? Один там?

- Вторая машина тоже сильно пострадала. Я не знаю, кто он. С усищами какой-то мужчина, а наш батюшка с бородой. Не перепутаете. Вот и лежат там вдвоем, а мы молимся за обоих.

- С усищами... Спасибо. До свидания.

- До свидания. Приходите.

Уже уходя, я увидел цепочку с серебряным крестиком.

- А сколько стоит?

Она посмотрела на меня и ответила:

- У меня сын был вот такой же, как вы. Берите так, в память о нем и о батюшке. Я сама деньги внесу за вас на храм, а вы носите и поправляйтесь.

- Спасибо.

Я взял цепочку, подержал на весу и надел на себя.

Машина катила по Садовому кольцу. Брат с кем-то активно что-то обсуждал по телефону. Мама с отцом ссорились по пустякам, как всегда, на заднем сидении, а я,,молча, сидел спереди.

Хотелось смотреть на мир. На людей, видеть много людей. Молодых и старых. Но люди были хмурыми и подавленными. Каждый второй был в наушниках. Я не понимал, почему они не улыбаются в этот момент. Момент прихода первого тепла после такой суровой зимы. Даже мне после всего хотелось улыбаться. Петь, танцевать, если бы мог.

В этот момент пришло сообщение на телефон от жены:

"Максим, поздравляю тебя с выпиской. Желаю тебе только здоровья. Приехать не могу. Извини. Вещи твои я передала твоей маме. Рубашки, свитера, брюки. Остальное выкинула. Ноутбук я тебе тоже оставляю. Он тебе нужней будет. У меня рабочий есть. Позвоню позже".

- Уже нет никаких там "люблю", - с иронией подумал я. - А может быть, и не было никогда. - Мам, а Катя, приносила одежду мою?

- Как же, приносила. Под дверь поставила пакеты, в звонок позвонила.

- Даже так? Не поговорила?

- Я бы ее и не застала, если бы в этот момент не мыла полы в коридоре. Слышу, дверь лифта открылась. Там голоса. Один женский, другой мужской. Мужик все торопил и торопил. Потом слышу, чем-то зашуршали около двери, и звонок в дверь. Я сразу открыла дверь и увидела уже в закрывающемся лифте твою ненаглядную, с мужиком каким-то в обнимку.

- Она тебя видела?

- Она нет, а мужик ко мне лицом стоял. Видел. Он ее сразу сильней прижал к себе. Надменно так. Я не хотела тебе говорить, сынок, но раз уж ты сам спросил.

- А в чем она была одета?

- В бежевом плаще, кажется.

- Мой любимый....

Когда я переступил порог квартиры, то чуть не расплакался. Десятки знакомых еще с детства запахов жареных котлет, картошки, сладких маминых духов, древесины, линолеума наполнили мой нос, опять всколыхнув сотни ассоциаций и воспоминаний. Комната моя была практически пустой.

- Первое время на полу поспишь, пока не купим тебе кровать.

- Хорошо, мам. Так даже лучше для швов.

- Скоро будем обедать.

- Хорошо, мам.

Следующие несколько дней мы разбирали пакеты и сумки. Стиральная машина работала без отдыха. Я чистил жесткий диск на ноутбуке. Сотни мегабайт совместных фотографий и видео с отпусков, праздников, вечеринок были подвержены удалению. Безвозвратно. Без всяких резервных копий.

Для меня они были навсегда потеряны. Я решил, что либо полностью стирать, хотя бы внешние признаки существования Кати в моей жизни, либо тогда попытаться еще отмотать пленку назад. Решил, что лучше удалять. Это как приходить на место совершенного преступления в надежде, что сможешь его предотвратить.

В одну из суббот я сидел и смотрел, как крутится барабан в стиральной машине. Мама варила борщ. Скоро должны были приехать брат с семейством. Бабушка звонила и сказала, что лекарства заглушили боль, можно даже планировать посадку картофеля на огороде. Отец лежал в зале и смотрел телевизор. Впервые с момента начала моей болезни мама была такой спокойной.

Жизнь развернулась на пятачке. Все встало на свои места. Я даже осознал радость от того, что больше не связан брачными узами. Что больше не нужно чего-то кому-то доказывать, слушать упреки, терпеть скандалы, флирт.