Она уходит по-английски (СИ)

- За всех, молиться? - спросил я, развернув к нему каталку.

- За всех. Грех греху разница, сын мой. Грех, как песочные часы. Песок сыпется вниз. Кажется, что человек полностью погряз, и нет ему спасения, а потом раз исповедовался, раскаялся, попросил у Бога прощения и чувствуешь, что часы-то перевернуты, и все началось сначала.

- Что-то я не пойму, батюшка.

- Тут и понимать нечего, Максим. Просто живи и кайся за грехи свои, живи с верой в Иисуса Христа, спасителя нашего, смирись и отдайся его воле, а Господь милостив, человеколюбив.

Жизнь уходит быстро, незаметно, как песок в часах, но иногда он переворачивает их, и жизнь начинается заново. Ведь для Бога нет ничего невозможного. Он может тебе несколько десятков жизни вложить в год, а может год сделать десятками лет. Это какой выбор ты сделаешь. С ним быть или нет. Он уважает нашу свободу и ждет, пока мы к нему вернемся. Только вот люди забыли, что такое свобода, подменяя ее желанием делать, что вздумается.

- Выбор тут не просто сделать, особенно, когда на земле столько мерзости и грязи, когда столько больных, как здесь, когда сам воешь от боли. Где же тут милосердие?

- Максим, если бы люди вот прямо сейчас встали, повернулись бы к востоку и сказали Господу спасибо за все лишения, за всю боль, болезни, недуги, что он нам посылает, вот прямо сейчас бы сошла любовь Господа на нас, и уже сейчас, может быть, наступило бы Царство Божье.

- Вряд ли люди готовы заплатить такую цену. Они скорей пойдут к другому Богу, который просит меньше.

- А сможешь ли ты мне назвать хотя бы одного Бога, когда-либо существовавшего на Земле, который каплю крови пролил за человека? Сам Бог. Не ему жертву, а он взял и пролил свою кровь ради нас, чтобы мы жили. Кто еще, кроме Христа?

- А почему он так сделал?

- По любви. Он любит нас такими, какие мы есть, со всеми нашими недостатками.

- А вот скажите, что такое любовь?

- Любовь?

- Ага.

- Согласно Святому писанию - Бог есть любовь. И каждый пребывающий в любви, пребывает в Боге. Сам же добавлю, что любовь - это единственная возможность побыть душой вне тела при жизни, сын мой. Почувствовать душу, принять в себя Дух Божий. Его благодать. Любовь великая сила, способная творить чудеса и покрывать все недостатки.

- Или уничтожать.

- Любовь, сын мой, дается за смирение. Когда любишь не себя, не свое "я", а других больше себя, подражая Богу.

- А почему же, отец Михаил, так много женщин сейчас одиноких, живущих без любви?

-Мир не поменялся для мужчин, сын мой, так же, как и Бог неизменный и вечный, в это лишь хотят верить женщины.

Многие девушки даже в храм стали заходить в штанах, в шортах, без платка, со жвачкой во рту. Чего они хотят? Встать наравне с мужчиной? Пойти против заповедей? Женщина из ребра была сделана, а не из желчи.

Замужем - это значит всегда следовать за супругом. Не подчинять его себе и своей воле, а следовать и быть поддержкой, дополнять своей теплотой на непростом жизненном пути. Где в семье послушание, там истинная свобода и любовь, но, опять же, это только в том случае, если муж живет с Богом в душе.

Все перевернулось. Отсюда все беды. Семья есть малая церковь, и строительство ее начинается с венчания, с благословления, а не с постели, как сейчас зачастую. Понимаешь, когда муж с женой становятся одной плотью, то, занимаясь любовью, они уже не блудят, они единое целое. А когда нет целостности, то это блуд. Страсть, желание обладать красивым телом. Когда муж с женой становятся одной плотью, они уже не могут смотреть друг на друга, а смотрят только в одну сторону, как если бы у них были одни глаза на двоих.

- Сложно все это. Я вот тоже люблю или любил, уже и не пойму. Боль душу терзает, все внутри выжгло. Вот так жил ради человека, ради любви этой, а она взяла и утекла в канализационную щель, как вода во время дождя. И все. Нет ничего.

- Любовь не умирает и не исчезает никуда, сын мой, если она настоящая, от Бога, она как снег, сначала превращается в воду, а потом в пар. И уже в другом месте вновь дождем поливает землю, давая взойти новым росткам. В этом мире ничего не исчезает. Просто грехи в воздухе витают уже тысячи лет. Поэтому все сложнее и сложнее становится не подцепить эту заразу. Бог для нас, как глоток свежего и чистого воздуха, неизменного, вечного, но не все это понимают. Не все это приемлют.

- Как никогда не исчезнет след от ботинка на Луне....

- Что, сын мой? Луна? Луна, как и любое творение Господа, прекрасна. Вот мы все любим смотреть ночью на звезды и, конечно же, все знаем Большую Медведицу, Черпак, в простонародье.

- Ну да. Кто же его не знает.

- Так вот, если бы люди, сейчас живущие на планете, сложили бы свои вещи, накопленные непосильным трудом: машины, яхты, дома, квартиры, одежду, поместили бы это все в Черпак, встали еще и сами туда плечом к плечу, то не заполнили даже дна его. Потому что все, что мы копим целую жизнь, ничто по сравнению с творениями Господа. С его величием и разумом. А вот любовь Господа к нам способна заполнить и Черпак, и всю Вселенную, какая бы она ни была.

- Красиво все звучит. Хочется верить, но не получается, точнее, в глубине души я верю, что Бог есть и даже чувствую, но то ли маловерие меня подводит, то ли скептицизм.

- Вот видишь, ты уже говоришь про душу. Тебе нужно исповедоваться, Максим, обязательно и начать ходить в храм. Бог рядом с тобой, просто повернись к нему, и ты поймешь все. Он открывается постепенно, по мере духовного развития.

- Как я пойму? Когда?

- Максим, кати в палату, - позвала медсестра.

- Сейчас, - ответил я.

Попросив благословления отца Михаила, покатился аккуратно назад.

- Поймешь, Максим, не переживай, - сказал мне в спину батюшка. - Просто верь, ходи в храм, и молись, чтобы Господь открыл тебе видение своих грехов. С этого начнется твой путь к смирению, кротости и любви.

В палате медсестра сказала, что сегодня вечером мне будут ставить кардиостимулятор.

- Папа должен будет прийти к десяти вечера, чтобы остаться со мной на ночь, - прикинул я. - Сказали, что повезут в девять. Как бы ни уснуть там, на столе.

Меня смущала идея, что придется все-таки ставить кардиостимулятор. Что ритм так и не восстановился.

В девять подали каталку. Я разделся с помощью сестер, лег, и мы поехали. На улице уже стемнело. Небо было ясное, Черпак, как всегда, просил налить что-нибудь в себя, наверное, любовь, о которой говорил отец Михаил.

Я осторожно подышал носом, чтобы не обжечь легкие морозным воздухом. Сестры везли меня абы как. Видно было, что они за день устали, а тут вместо того, чтобы сходить в клизменную покурить, обсуждая свежие сплетни, надо было , тащиться по льду и холоду в другой корпус, а потом еще и назад везти. "Проклятая жизнь," - сказала одна из них.

В операционном блоке, играла тихая музыка, что-то в стиле джаза. Хирург, на лацкане формы я прочитал имя - Лев Анатольевич - в синем костюме и желтых специальных очках подошел ко мне, спросил пару дежурных фраз о самочувствии, рассказал о ходе операции и пожелал не бояться. Сказал, что дело отлаженное и быстрое.

То, как он управлял персоналом, как они по его командам бегали, суетились, подключая оборудование к моему телу, вселяло уверенность и надежность. Чувствовалось, что человек он слова. Я расслабился. Мне надели маску. Оказалось, что процедура установки не подразумевает общего наркоза, а лишь местный в плечо.

Через минут десять все приготовления были закончены. Монитор подвели, красящий раствор ввели по сосудам, укол новокаина сделан.

- Приступим, - сказал Лев Анатольевич, сделав глубокий разрез между плечом и грудью слева. Я ничего не почувствовал. Что-то там ковыряли, толкали, тянули. Потом он начал смотреть на монитор, нажимая внизу педали. Давал какие-то указания. Я понял, что один провод в желудочек сердца установить удалось, а вот второй в предсердие никак.

- Не лезет зараза, - сказал Лев Анатольевич. - Что-то ты парень какой-то невезучий сегодня. Я пять водителей ритма поставил за сутки, а твой вот капризничает.