Она уходит по-английски (СИ)

Я понял, что такое вновь обрести статус холостяка. Впереди предстояло получить инвалидность, пенсию оформить, научится жить по-новому в изменившихся условиях. Главное, что теперь рядом те, кто не бросят, не предадут. Не будут говорить, что у них нет времени, нет настроения, нет возможностей, не будут искать оправданий, не будут откладывать на потом. Любые трудности можно преодолеть вместе с близкими тебе людьми, даже если кажется, что ты один.

- Максим, ты так и собираешься спать на полу? Давай мы денег снимем с книжки и купим тебе кровать?

- Да зачем, мам. Мне пока и на полу удобно спать. Деньги, что ли, лишние?

- Ну, как скажешь. Живешь, как босяк. Лампочка висит. Даже шкафа нет. Пора, Максим, новую жизнь начинать.

- Подумаю, мам. Не сейчас пока.

Свой день рождения я отметил в скромном семейном кругу. Сделал глоток шампанского, съел кусок семги жареной в духовке и все. Я не хотел никого приглашать и не хотел никого особо видеть. Те немногочисленные друзья и знакомые, что еще помнили о моем существовании, отметились парой сообщений в социальной сети. Степан последние дни крепко пил и, видимо, вообще забыл о моем дне рождения.

Я стоял у окна и смотрел на улицу, где только что проехал поливочный трактор, смывая остатки зимней грязи. Мне казалось все нереальным. Все равно было ощущение, что я не вернулся из отделения. И никто не сказал: "Все закончили. Перевозите в реанимацию". Почему-то было ощущение, что настоящий я давно лежит на заводском кладбище под выгоревшим ельником. Лежит себе тихо и бед не знает.

Люди шли под окнами, не замечая меня в окне. Тучи плавно двигались по небу, не замечая людей. Я крутил в руках телефон, думая позвонить Кате.

Я все-таки решил позвонить. Долго никто не брал трубку. Потом она ответила. В трубке слышался смех, хохот. Мужчины были там и женский голос еще.

- Але...? - спросила она стесненно.

- Привет. Это я.

- Ребят, минутку потише, я отвечу.

- Да выключи ты этот телефон, давай хоть день отдохнем как люди.

- Да, чего ты хотел?

- Привет, говорю.

- Ну, привет. Говори быстрее, мне некогда.

- Я это...

- Слушай, давай позже созвонимся, а? Мне сейчас неудобно разговаривать.

- Отнимите у нее телефон кто-нибудь.

- Да тише вы.

- Я тебя прощаю, Катя. И ты меня, пожалуйста, прости. Я очень хочу, чтобы ты жила счастливо, чтобы ты любила и была любима, только больше никогда так не поступай ни с кем, иначе не отмоешься потом. Береги себя и своих близких.

- Чего ты говоришь, не слышно!

- Катя, скажи, ты любила меня?

- Я тебе потом позвоню, плохо слышно, - сказала она и пошли гудки.

Я открыл на телефоне записную книжку и стал читать молитву Господа, как записал ее от отца Михаила:

"Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный подавай нам на каждый день; и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого".

Пока я читал молитву, на улице появились четыре человека. Они подошли к серому "Фольксвагену Пассат" и начали грузить в багажник вещи. Мангал, пледы, плетеные корзинки. Они были веселые и беззаботные.

Женщина села на переднее сидение, на заднее сиденье машины сел мужчина. Еще один мужик намного моложе первого подошел к красивой девушке, блондинке, обнял ее за тонкую талию и поцеловал. Мне показалось, что во время поцелуя, он поднял голову и, посмотрев на меня, улыбнулся уголком рта. Эта улыбка была до боли знакомой. Потом он усадил девушку на заднее сиденье за водителем, а сам сел за руль. Машина уехала, оставив под собой лужу воды. Или крови?

- Зачем мне открывать окно и пытаться их остановить? Это же полный бред был. От такого наркоза еще не такое причудится.

Я отвернулся от окна, оглядел комнату, перекрестился и пошел на кухню, где мама зашивала рукав на отцовской рубашке.

- Так что там насчет шкафа с кроватью, мам?

- Давай купим, конечно, чего тебе спать-то на полу?

- Хорошо, мам. Тогда я выберу что-нибудь по интернету. Расцветку там, модель.

- Обедать не хочешь?

- Нет пока, мам, не хочу.

- Документы все собери на завтра, чтобы домой не пришлось возвращаться.

- Хорошо, мам, соберу.

Я сидел за ноутбуком и пролистывал странички с моделями шкафов и диванов, прихлебывая горячий чай. Что-то щемило у меня в душе. Я встал из-за стола, подошел к окну. Молодые мамы и папы гуляли на площадке с детьми. Пенсионеры дремали на лавочках. Мужики открыли сезон домино, на фонарных столбах сидели вороны в ожидании ночи.

- Но ведь она же осталась жива...

Глава 14

- Молодой человек, может быть, вы уступите место пожилой женщине?

- Да уступят они, как же.

- Я вам сейчас уступлю! - пригрозила двум женщинам мама. - На вас еще пахать можно. Чего пристали к сыну? Не видите человек после болезни, в маске сидит?

- Женщина, ну что вы сразу так. Хорошо, хорошо, мы постоим. Мы же не знали.

- Раз молодой, так значит, сразу здоровый?!

- Мам, ладно, хватит. Чего шумиху разводить. Я и постоять могу.

- Сиди. Ехать еще долго. Ничего, сами постоят.

На следующей станции в вагон вошла целая толпа людей, которая смела этих двух женщин куда-то в самый конец. Я даже подумал, что, наверное, напиши ты себе на лбу слово "инвалид", все равно не уступят место, все равно не будут осторожничать и сметут так же, как и всех. Никого не волнуют твои проблемы. Никого, кроме матери.

В приемном отделении все сгрудились над маленьким окошком, словно пытаясь взять штурмом пивной ларек рядом с заводом, и кричали хором:

- Когда придет врач?!

- Мне дадут сегодня направление или нет?!

- Как мне пройти в 3-е отделение?

- Женщина, моему мужу нужно делать операцию на позвоночнике. В какой кабинет мне обратиться?

Из окошка донесся скрипучий женский голос:

- Пока не придет заведующий приемным отделением, ничего сказать не могу. Все вопросы решать через него, а у меня обед.

Окошко захлопнулось. Народ начал бурчать и вновь проклинать государство, начальников и всех сразу вместе.

Вернулась мама.

- Елена Николаевна сказала, чтобы мы подождали тут. Она сейчас позвонит в приемное отделение и договориться, чтобы нас приняли.

- Хорошо, мам, подождем.

- Маску не снимай, смотри сколько народу. Все чихают и кашляют.

- Хорошо, мам.

Минут через десять открылось окошко:

- Кто тут Еременко?

- Мы, - вскочила мама. - Мы Еременко.

- Вот возьмите вашу историю болезни, идите в распределительный кабинет, сдайте вещи, и там вас проводят в отделение.

- Спасибо.

Я встал, взял пакет, мама взяла сумку, и мы пошли в этот кабинет по коридору. В спину же нам по традиции посыпались гневные пожелания, и вновь начали проклинать коррупцию и блат.

В отделении нас сразу встретила, как обычно, хмурая Елена Николаевна и попросила размещаться в двадцать шестой палате. Пришла она с тонометром в руках только через час, когда я уже отпустил маму домой.

- Максим, сейчас сходишь наверх и сделаешь рентген, потом на первый этаж тебя спустят девочки на лифте на эхо сердца. Кровь сдашь завтра перед биопсией. Если все будет хорошо, на третий день выпишем.

- Хорошо.

- Как себя в целом чувствуешь?

- В целом лучше, конечно. Боли уже не такие, как раньше. Ожоги зарастают, шов тоже. Голова болит часто, сердце дергает, на пятку наступать больно, стул жидковат. Вот примерно так.

- Ну да, все знакомо. Голова болит из-за такролимуса. Концентрация высокая, видимо. Завтра кровь сдашь, посмотрим. Назначу тебе еще таблетки стабилизирующие давление. Пятки тоже вещь знакомая. Пяточная кость, да и вообще суставы страдают от гормонов и в целом от таблеток. Ничего не поделаешь. Таблетки отменить все равно нельзя.