Рассказы извозчика. Грустные, смешные и сексуальные(СИ)

Стали вспоминать аспирантские годы и, в этой связи, конечно, вспомнили о жилищных мытарствах. Дело в том, что институт не имел собственного общежития. Поэтому иногородним аспирантам приходилось самим искать себе жилье. Чаще всего это были комнаты в московских коммуналках.

- Я за три года пять коммуналок сменил. И все из-за соседей, - пожаловался мой бывший коллега, - то пьяницы попадутся, то воры, то проститутки. Лишь в последней квартире более или менее спокойные соседи оказались. Да и то, пришлось самому порядок наводить.

- Это как? - полюбопытствовал я.

В ответ мой пассажир поведал мне весьма необычную историю.

* * *

Случилось это в 1981 году. Шел последний год моего обучения в аспирантуре. Я тогда снимал комнату в трехкомнатной коммуналке на Нахимовском проспекте. Помимо меня, в квартире жили древний старикашка и женщина лет сорока с сыном, который учился тогда, то ли в четвертом, то ли в пятом классе.

Старикашка -нелюдимый молчун отличался очень ценным для коммунальной квартиры качеством: он крайне редко выходил из своей комнаты. В отличие от него, женщина, которую звали Лиза, была до навязчивости общительна. По нескольку раз в день она стучалась ко мне в комнату и обращалась с вопросами, которые своей глупостью ставили меня порой в тупик. Через постоянно открытую дверь своей комнаты Лиза из кухни общалась с сыном, посвящая, тем самым, меня в свои семейные проблемы и отвлекая от занятий.

К нам часто наведывалась Марина, Лизина подруга, которая жила в соседнем подъезде. После ее ухода, Лиза стучалась ко мне и докладывала о последних новостях Марининой жизни. Так я узнал, что Марина недавно вернулась из турпоездки во Францию и привезла оттуда автоматический прибор для удовлетворения женских сексуальных потребностей. Прибор этот, со слов Лизы, крепился к матерчатому поясу, который надевался на бедра женщины. Питание прибор получал от электросети. На матерчатом поясе был укреплен переключатель, регулирующий частоту движения резинового пениса. Сам пенис был съемным, и к устройству прилагался их целый комплект.

- Самый большой там - вот такой! - взволнованно шептала Лиза, разводя ладони более чем на четверть метра.

Я еще ничего не сказал о Степе, Лизином сыне. Был он неплохим мальчишкой, однако абсолютным бездарем в учебе. Это я могу заявить авторитетно, поскольку несколько раз, по просьбе Лизы, занимался с ним математикой. Степкины занятия всегда проходили по одному сценарию. Мать усаживала сына за письменный стол, раскрывала перед ним учебник, а сама уходила в ванную стирать белье, либо на кухню готовить обед. Через несколько минут она крадучись возвращалась в комнату и заставала сына за каким-либо занятием, никак не связанным с учебой (чаще всего разглядыванием журнальных картинок). Лиза принималась громко браниться, тыча при этом пальцем в Степкин затылок. Вероятно, эти тычки приводили сумбурные мысли мальчишки в некоторый порядок, потому что в течение следующих пяти-шести минут он сосредоточенно вгрызался в научный гранит. Мать возвращалась на кухню, но спустя некоторое время сцена повторялась. Вновь наш дом сотрясался от Лизиного крика, а Степкин затылок - от ее тычков.

Не знаю, как долго бы это продолжалось, если не одно событие, которое в корне изменило процесс Степкиного обучения. Именно о нем, об этом событии, я и хотел рассказать. В тот день я вернулся из института в скверном настроении и, только прилег на диван с желанием полистать свежие газеты и немного отдохнуть, как за дверью раздался Лизин крик. Вне себя от ярости я выскочил в коридор и встал на пороге Лизиной комнаты.

- Лиза..., - я едва сдерживал ругательства, готовые сорваться с моего языка, - можно тебя на минуту.

Женщина бросила на меня удивленно-испуганный взгляд и тут же последовала за мной на кухню. Не помню точно, что я тогда сказал Лизе, но основная мысль сводилась к тому, что применяемые ей методы воспитания сына антипедагогичны. По мере развития мной этой мысли, Лизина голова склонялась все ниже и ниже. Мой пыл стал резко угасать. Я прервал свою речь, и некоторое время мы стояли молча друг против друга, переминаясь с ноги на ногу. Чтобы как-то выйти из неловкого положения, я едва слышно промямлил:

- Мне кажется, надо как-то по-другому заставлять его делать уроки.

Неожиданно Лиза резко вскинула голову.

- Хорошо. Я попробую по-другому.

Я кивнул, круто развернулся и направился в свою комнату. Минуты через две или три, когда я, лежа на диване, пытался вникнуть в смысл газетной статьи, из коридора донесся Лизин голос:

- Лева, посмотри, пожалуйста, за Степкой. Я к Марине, ненадолго.

Я продолжил листать газету, постепенно приходя в себя после неприятной сцены на кухне. Примерно через полчаса Лиза вернулась и, пройдя к себе в комнату, закрыла дверь (что меня, конечно, озадачило). Вскоре я услышал, как она прошла на кухню и загремела посудой. Прошло еще минут пятнадцать-двадцать, как вдруг дверь приоткрылась, и в комнату проскользнула Лиза.

- Кажется, получилось! - взволнованно прошептала она.

- Что получилось? - нахмурил я брови.

- Кажется, я нашла способ, как заставить делать его уроки. Пойдем!

Лиза схватила меня за руку и потянула из комнаты. Приложив палец к губам, она подвела меня к своей двери и, осторожно приоткрыв ее, заглянула внутрь комнаты. Судя по выражению Лизиного лица, увиденное там, ее вполне удовлетворило, и она знаком пригласила меня последовать ее примеру. Я заглянул в комнату. То, что я там увидел, несказанно меня поразило. Степка сидел за столом и что-то быстро писал в тетради. Однако сам по себе делающий уроки мальчик, при всей необычности своего поведения, вряд ли вызвал бы у меня столь сильное удивление. Меня изумило другое: на Степкиной

голове был укреплен Маринин прибор, который своим резиновым органом ритмично долбил мальчугана в затылок.

Пораженный увиденным, я не сразу почувствовал, как Лиза потянула меня за рукав. Осторожно прикрыв дверь, она бросила на меня победный взгляд и с облегчением выдохнула:

- Получилось!

Совпадение.

Пассажир, рассказавший мне очередную байку, оказался моим коллегой-проектировщиком. Так же, как и я, он работал когда-то ГИПом и так же, как и мне, ему часто приходилось ездить в командировки по республике. Разговорившись, мы стали сравнивать свои впечатления о различных областных центрах Казахстана.

- Мой любимый город - Усть-каменогорск, - заявил мой новый знакомый.

- Там воздух грязный, - возразил я, - вот Семск - другое дело.

- Семск?! - мой пассажир от возмущения подпрыгнул на сиденье, - Семск - самый паршивый город в Казахстане. Ни за какие коврижки туда больше не поеду!

Столь бурная реакция показалась мне странной.

- Чем же Семск хуже других областных центров? - поинтересовался я.

Мужчина что-то невнятно пробормотал, но я продолжал настаивать на объяснении, и тогда он рассказал мне следующую историю.

* * *

Примерно раз в два месяца, по долгу службы, мне приходилось бывать в Семске. Мне не нравился этот грязный и неряшливый город. Тем не менее, ездил я туда с превеликим удовольствием и постоянно искал повод для внеочередной командировки. Причиной тому была, как сейчас стало модно говорить, girl-friend, пышногрудая, симпатичная брюнетка, с которой я случайно познакомился в центральном универмаге Семска. Венера, как звали брюнетку, была так горяча и отзывчива в постели, что, по возвращению домой, я еще долгое время боялся назвать жену ее именем во время исполнения своих супружеских обязанностей.

В ту мою командировку мне с большим трудом удалось убедить шефа, что решение, в общем-то несложного, вопроса по проектированию бройлерной птицефабрики требует непременного моего присутствия в Семске. Шеф морщил лоб, тяжело вздыхал и, наконец, промычал натужено: