Дети Шини (СИ)

С этими словами, Амелин резко подался вперед и схватил страшными скрюченными пальцами Настю за плечо. От неожиданности Сёмина завизжала, как резаная и, стремглав вскочив с его кровати, улетела на середину комнаты. Это получилось действительно пугающе-внезапно и вместе с тем смешно, потому что даже я вздрогнула, хотя сидела не рядом. А когда Настя поняла, что это был обычный прикол, то тоже сначала засмеялась, а потом надулась.

- Я так и думала, что от тебя нельзя ничего другого ожидать. Пойдем, Тоня, Петров давно уже спрашивал, какую кровать переносить.

- Нет, погодите, - вдруг встрепенулся Амелин. - Давайте, я вам другую историю расскажу. Нормальную.

И я, хоть и приподнялась уже, но всё же задержалась.

- Пять минут, не больше.

Настя тоже приостановилась.

- Ну?

- Когда я был маленький, то жил у бабушки с дедушкой в деревне. Обычный, ничем не примечательный деревенский дом, почти как у Якушина. Только раньше он был разделен на две части и на соседней половине жила семья. Муж - водила, дальнойбойщик, такой здоровый рябой мужик, жена - растолстевшая Венера, кассирша из местного магазина, и её сын, лет семи, наверное. Когда дальнобойщик женился на кассирше, то знал, что парень не его, но вроде как принял. - Амелин говорил негромким, успокаивающим голосом, однако при этом, губы его двигались очень эмоционально: то принимали трогательное, по-детски простодушное выражение, то становились жесткими и злыми, то иронично кривились. - Ну и вот, жили они, как обычная деревенская семья: он ездил в рейсы, возвращался, неделю пил, они скандалили, даже дрались иногда, а после резко наступала полоса затишья, оба внезапно становились на удивление мирные и дружные до самого его следующего отъезда. А как только муж уезжал, то кассирша тут же начинала водить к себе других мужиков. Очень, конечно, старалась, чтобы никто не заметил, но мы-то с ними стенка в стенку жили. Так что из-за чего там скандалы были, гадать не приходилось. Моя кровать прямо возле соседской стены стояла. Мальчик же тот, я уж и забыл, как его звали, был очень тихий и необщительный, с утра до вечера с разной живностью возился. С курами, гусями, свиньями, кошками и собаками. У них там полный двор этого добра был. Он их кормил, убирал за ними, выгуливал, и постоянно разговаривал, точно с людьми. И каждый раз, когда куриц этих на суп забирали, истерики устраивал. А уж когда свиней резали, то мать надевала на него чистую рубашку и на полдня из дома в город увозила. И он потом зареванный ещё пару дней после этого ходил. Так вот, как-то раз, вдруг слышу вопли какие-то со двора. Смотрю в окошко, а там пацан этот в чистой рубашечке бегает и жутко так истерит: "ну, почему Фунтик?" "почему Фунтик?", "я же просил, только не Фунтика!". Мать за ним тоже носится, за руки хватает, успокоить пытается, а дальнобойщик спокойный, как танк, в окровавленном фартуке, ещё не умывшийся даже, руками разводит - типа " а как я их различать должен?". Ну, в общем, пацан такой в стрессе, сначала матери зубами в руку вцепился и до крови разодрал, а когда отчим кинулся ей на помощь, то поднял с земли увесистый камень, и с криком "фашист", как метнет в него. И попал прямиком в грудь, честное слово, очень сильно и точно кинул, для такого заморыша, прям, трехочковый. У дальнобойщика сначала аж дыхание перехватило, он согнулся и хрипел, а потом точно взбесился, догнал мальчишку, схватил за волосы и давай со всей силы лупасить. Кулачищами, ногами бил, как остервенелый. Мать визжит, оттащить мужа пытается, парень орет. И уже непонятно чья кровь на фартуке: матери, мальчишки или поросенка. Я до того дня ни разу не видел, чтоб детей так били. Хорошо бабушка моя дома была, она-то их и разогнала. Сначала ругалась сильно, грозилась милицию вызвать, а после утешала всех и синяки обрабатывала. Она у меня старшей медсестрой работала, так что в случае чего, все к ней приходили . А дед инвалидом был, не работал, дома сидел со мной. У него в пятьдесят лет инсульт случился, и всю правую сторону парализовало, и говорил он плохо, и слышал фигово. Короче ещё не понятно кто с кем сидел. А дальше получилось так. Бабушка как раз на дежурстве была, а мы с дедом спать уже улеглись. Дальнобойщик тогда вроде в отъезде был, и к жене его дядя Коля пришел, я его по голосу узнал. А у меня на стене коврик такой висел гобеленовый с лесом, домиками, речкой, горбатым мостиком и мельницами, и я перед сном всегда на него смотрел и придумывал, кто там в этих домиках может жить. В тот день я начал представлять, что кассирша - ведьма, которая насылала на ту деревушку болезни, неурожай, выдаивала всех коров, и на высокой горе, в самом верхнем углу коврика, устраивала шабаш. Правда, я тогда ещё такого слова не знал. Но зато у меня был огненный меч, которым я планировал расправиться с ведьмой.

Тут Амелин закашлялся и чуть не расплескал оставшийся чай.

- Ты же был маленький, как ты всё так подробно помнишь? - затаив дыхание спросила Настя, которая уже давно опустилась рядом со мной на пол.

- Поверь, - ответил он, отдышавшись. - Я очень хорошо помню ту ночь. Каждую минуту. Точно где-то в голове это на плёнку записалось. В общем, ведьмин шабаш был нарушен не мной. У них вдруг с грохотом хлопнула входная дверь, и раздался отборный мат дальнобойщика. Я отчетливо слышал, что он орал, как рыдала кассирша, как оправдывался дядя Коля. Отлично помню, каждую фразу, каждое слово, просто пересказывать вам этого не хочу. В общем, не прошло и пяти минут, как дядя Коля по-быстрому свалил. Я даже не поленился в окно посмотреть, как он выбегает, одеваясь на ходу. Сейчас думаю, что дяде Коле очень повезло, а может, кассирше не повезло, что дядя Коля оказался трусом и бросил её одну всю эту кашу расхлебывать. Потому что дальнобойщик был уже пьяный и сразу, как только дверь за дядей Колей захлопнулась, начал кассиршу бить. В общем-то, всё это напоминало их обычные скандалы, только в три раза громче и жестче. И это было неприятно, но терпимо, до тех пор, пока я не услышал во всем этом невообразимом гаме звонкий голос того мальчика. Он кричал "сволочь", "фашист", что-то ещё, не очень разборчивое из-за рыданий матери, а потом дальнобойщик, как вдруг заорет, разъяренно и пронзительно. И тут же послышался жуткий удар и душераздирающий вопль кассирши, и слова дальнобойщика, что раз она сука, и сын её ублюдок, и что раз она не могла по-хорошему, то и он не будет по-хорошему, и всё кричал "смотри, смотри, это из-за тебя, чтоб ты знала - это то, что ты заслужила, это - кара, это - праведное возмездие". А потом мальчик так кричал, что мне даже начало казаться, что это я так кричу. И я побежал к дедушке и стал просить сделать что-нибудь, но он быстро и встать-то толком не мог, потому что ему сначала нужно было вытащить свою парализованную ногу из-под одеяла, достать костыль, а затем только подняться самому. А мальчик всё кричал "помогите", "помогите, пожалуйста", так, что дед тоже услышал и начал всё-таки вылезать из кровати. Но невыносимо медленно, мучительно медленно. Тогда я выскочил к ним на крыльцо и стал лупить в дверь. Глупый совсем был, непуганый ещё. Потому что когда дальнобойщик вышел, то чуть не пришиб меня дверью, хорошо, я всегда был худым и спрятался за ней. Он вышел, шатаясь, в какой-то бессознанке, так и не поняв, что я там стою. Небрежно вытер руки о штанины, сплюнул и, чуть не свалившись с крыльца, на заплетающихся ногах сгинул в темноте. Заглядывать в распахнутую дверь было очень страшно, но я всё же решился. Мальчик лежал в комнате на спине, широко раскинув руки в стороны, а кассирша сидела над ним, держала его голову на коленях, и беззвучно рыдала. "Позови, пожалуйста, взрослых. Пусть вызывают неотложку". Но я не мог, я был словно загипнотизирован и, вместо того, чтобы бежать к дедушке и просить его вызвать скорую, подошел к ним, чтобы посмотреть на мальчика, потому что у него в горле, прямо под подбородком торчал обычный кухонный нож. И я смотрел на него, а он на меня. У него были такие невозможные молящие глаза, будто он очень хочет что-то сказать мне, но никак не может. Из-за этого ножа в горле. И только когда кассирша заорала: "Вызовите врача", я, наконец, отмер и побежал к дедушке, который к тому времени как раз успел только добраться до прихожей. Ну, потом мы вызвали и скорою, и полицию, но мальчика всё равно спасти не удалось. Он умер по дороге в больницу от потери крови.