Аляска (СИ)

В тот день мы с Дэвидом поехали в усадьбу Архангельское и долго гуляли по ее аллеям. Стоял чудесный майский день. Свежая зелень старых кленов, лип и тополей источала запахи весны. Я любовалась величественными дворцовыми постройками, мраморными изваяниями на партерных газонах, пышными зарослями сирени, декоративной стрижкой бордюрных кустарников. Взгляд отдыхал на просторах каскада парковых террас, спускающихся к Москве-реке.

Мы медленно шли рука об руку. Дэвид был задумчив. На следующий день он улетал в Америку и, как обычно перед нашим расставанием, грустил. На этот раз он покидал Москву не по своим обычным делам, а ради того, чтобы навестить мать.

- Tell me about your mother (Расскажи о своей маме.), - попросила я.

- She's quite old and sick (Она совсем старенькая и больная.), - вздохнул он. - I could not care for her myself. She lives in a residential home for the elderly in San Francisco. (У меня не было возможности ухаживать за ней самому. Она живёт в доме престарелых в Сан-Франциско.)

В Америке это принято и не считается зазорным. Да и сами старики предпочитают, если позволяют средства, заканчивать свой век в окружении ровесников, под патронажем медиков и социальных работников.

- This is a private shelter. It is far from New York, but it is considered to be one the best in America (Это частный приют. Находится он далеко от Нью-Йорка, зато считается одним из самых лучших в Америке.), - говорил Дэвид.

Он был заботливым сыном и частенько навещал свою мать. Хотя давалось ему это нелегко: от Нью-Йорка до Сан-Франциско шесть часов лету. В каждый свой приезд Дэвид старался потакать всем капризам матери. Их было немного - всего один. Зато какой! Леди Барбер очень любила азартные игры. Поэтому сын сажал ее в самолет, и они летели в Лас-Вегас. Там же несколько дней ходили по разным казино, а их в мировом центре игорного бизнеса больше восьмидесяти! В них седенькая больная старушка на глазах преображалась и молодела. С неистощимой энергией она таскала Дэвида от одного игрового стола к другому. Рулетка, блэк-джек, баккара, покер - ей было все равно. Сверкая глазами, она делала ставки. А когда настольные забавы надоедали, она яростно терзала тумблеры и рычаги игровых автоматов. Ее азартные крики сотрясали стены и заставляли крупье испуганно озираться.

- Such trips for her are the best therapy (Для нее такие поездки - самая лучшая терапия.), - сказал Дэвид и печально улыбнулся. - Ah, if not her old age! I want her to stay alive and feel well! (Ах, если бы не старость! Как я хочу, чтобы она была жива и здорова!..)

Он выглядел растерянным. Остановился и бережно обнял меня за плечи. Я нежно погладила его по щеке:

- Everything will be all right, my Viking... (Все будет хорошо, мой викинг...)

Он прижал мою ладонь к губам и прошептал:

- I love you, Monica! (Я люблю тебя, Моника!)

Я ждала этого признания. И все-таки оно застало меня врасплох. Я знала только одно: говорить ничего нельзя. Невозможно солгать. И обидеть, сказав правду, невозможно.

Моника молчала, глядя Дэвиду в глаза. И тогда он тихо произнес:

- Be my wife... (Будь моей женой...)

Его слова отдались во мне ударом молнии. У меня закружилась голова. На месте Дэвида возникла Моника, усмехнулась и сказала по-русски: 'Ты заигралась, подруга!'

Да, я заигралась, заигралась!.. Я не думала о последствиях! Оля Платонова так увлеченно добивалась триумфа Актрисы, так самозабвенно доказывала себе и всему миру, что она достойна настоящей любви настоящего мужчины!.. И что теперь?! Да, она может ликовать и праздновать победу! Только при чем здесь душа Дэвида Барбера? Почему он должен платить кровью сердца за мою ложь?..

'И что теперь будешь делать?' - насмешливо осведомилась Моника.

'Я не виновата! - оправдывалась я. - Никто не мог предполагать, что дело зайдет так далеко! Даже сам Дэвид этого не знал! Играл в чистую любовь, наслаждался созерцанием девичьей красоты - и ни о чем таком не думал!'

'Неважно, милая! - проворковала моя бывшая подруга. - Ты била в одну точку. Твоя игра вела именно к такому финалу! Ведь это же Дэвид, а не какой-то циничный самец! Ты его хорошо изучила! - Она издевательски засмеялась. - И ты ведь хотела такой победы, сознайся! Не думала, а хотела! Получай же. Теперь ты разобьешь ему сердце!'

Мне было больно и стыдно. Я мысленно закричала:

'Я все исправлю! Я смогу полюбить его! Выйду за него замуж! Уеду с ним в Америку!'

Моника небрежно отмахнулась:

'Все еще играешь! 'Положу жизнь на алтарь его любви!' Красиво! Только ты прекрасно знаешь: это невозможно. Да и он тебя не простит. Так что наберись мужества, сознайся во лжи, испей эту чашу до дна и больше так не делай!'

Я очнулась оттого, что Дэвид легонько тряс меня за плечи:

- Monica, what's wrong?! You are so pale! (Моника, что с тобой?! Ты очень бледная!)

- I am OK, David (Ничего, Дэвид.), - пробормотала я. - It's just so unexpected... You know, I want to think it over. Don't ask me about anything now, OK?.. (Просто все так неожиданно... Знаешь, мне нужно обо всем хорошо подумать. Не спрашивай пока ни о чем, ладно?..)

Мы пошли в ресторан 'Архангельское', и там Дэвид подарил мне изящное золотое кольцо с бриллиантом.

Я не поняла этого жеста. Более того, он меня насторожил.

Опасливое отношение к подаркам от иностранцев я переняла от мамы. Зарубежные партнеры часто дарили ей дорогие сувениры. Например, ручки Parker с золотым пером, и даже ювелирные украшения. Она была обязана сдавать все эти вещи в режимно-секретный отдел Минвнешторга - так называемый Первый отдел. И делала это с удовольствием. 'Примешь дорогой подарок - будешь обязана! - говорила она. - Я не хочу стать шпионкой!' Отчитавшись перед сотрудниками КГБ, она чувствовала себя спокойно.

Когда Дэвид поставил передо мной на стол бархатную коробочку с бриллиантовым кольцом, я тут же вспомнила мамины рассказы. И напряглась. Только много позже я поняла, что он дарил кольцо для помолвки. А тогда мне это и в голову не пришло. Ведь во времена СССР обряд обручения был напрочь забыт. Мужчины не дарили колец возлюбленным для того, чтобы выразить желание вступить с ними в брак. Не ждали с трепетом, примет девушка подарок или нет. Ведь если она надевает кольцо, то дает согласие на свадьбу...

Всего этого я не знала. Зато помнила мамины предостережения.

Я не знала, что делать. Мне хотелось примерить драгоценность. Никогда еще в своей жизни я не носила золотые украшения с бриллиантами!

- Put it on! (Надень!) - попросил он. У меня не было сил отказаться. Я достала кольцо из коробочки и надела его на безымянный палец правой руки.

- It fits me well, David! (В самый раз, Дэвид!) - слабо улыбнулась я, любуясь искрящимся бриллиантом. - Thank you! (Спасибо!)

На следующий день он улетел в Сан-Франциско. 'Мама будет рада моему счастью', - сказал он мне на прощанье...

***

Через две недели я шла на встречу с Дэвидом с твердым намерением рассказать о своем обмане. Мне предстояло пройти тяжелое испытание. Я представляла, как он бросает мне в лицо страшные слова. Видела его гневные слезы. Сжатые в больной ярости кулаки... Мне было страшно. Но я должна была через это пройти.

Дэвид, как всегда, ждал меня у гостиницы 'Интурист'. Рядом ним стоял импортный чемодан из перламутровой кожи. Похожий был у моей мамы, она купила его во Франции. А больше я никогда и ни у кого таких не видела.

- This is for you, Monica, dear! (Это тебе, Моника, дорогая!) - радостно улыбаясь, указал Дэвид на чемодан. - Let's take it to your house, and you'll see what is inside! And then let's go to the restaurant! (Давай отвезем его к тебе домой, и ты увидишь, что внутри! А потом поедем в ресторан!)

Я заглянула в его сияющие глаза и напрочь лишилась мужества. Намерение объясниться оставило меня. Я c трудом пролепетала:

- My parents are at home now. I want to leave it at Olya Platonova's apartment today. (Сейчас родители дома. Пусть он у Оли Платоновой сегодня побудет.)