Игрушка (СИ)

"Вопросы, на которые при чтении Манифеста, он не мог найти ответы, сейчас будут разрешены", - обрадовался он. В коридоре вагона горой были свалены чьи-то вещи, коробки, чемоданы и Чарноте никак не удавалось через них перебраться к двери, ведущую в тамбур. Тем временем, вагон дёрнулся и за окнами поплыли деревья. Ещё толчок и... открыв глаза, Чарнота увидел своих соседей вновь, как в прошлый раз, на него смотревших. Он понял, что заснул и во сне, видимо, что-нибудь сделал такое, что удивило стариков. Григорий Лукьянович, глядя на попутчиков, виновато улыбнулся, пожал плечами и вышел в коридор вагона.

"Это надо же, как отчётливо я видел этих теоретиков-революционеров", - подумал он, взглянув через стекло в наступившие финские сумерки.

--------------------------

На вокзале в Терийоки его встретил мужчина, по-видимому, по возрасту одногодок с Григорием Лукьяновичем. Выглядел мужчина как типичный русский крестьянин, приехавший в город за покупками; в зипуне, неопределённого цвета, мятой кепчёнке на голове и только тонкие черты 141лица и хорошие хромовые сапоги выдавали его некрестьянское происхождение. Подойдя к Чарноте, мужчина только уточнил новые фамилию, имя, отчество из легенды Ганопольского: "Тёмкин Евстратий Никифорович? - И коротко почти скомандовал: - пойдёмте со мной".

И привёл он Чарноту на конюшню. В отдельных загородках стояли два гнедых жеребца, а в углу - большая охапка сена. На неё мужик Чарноте и указал: "Располагайтесь. Рано утром отправляемся". И ушёл, не сказав больше ни слова. Запах коней, сена живо напомнили Григорию Лукьяновичу его военную бивачную жизнь. Особенно часто приходилось генералу Чарноте вот так - на сене, положив под голову седло, урывать для сна часок-другой, отступая к Крыму под натиском красных.

"Там уж было не до комфорта - лишь бы ноги унести", - это последнее, что подумал Чарнота перед тем, как провалиться в глубокий сон. Видимо, память подсказала его телу образ поведения, как только Чарнота улёгся на сено и накрылся своим, специально развёрнутым для этого, плащом.

----------------------------

Светало, когда в конюшню с шумом вошёл, встречавший вчера Чарноту, мужик.

При определённых условиях человеческий организм во сне чутко улавливает любые посторонние звуки. Так спит хороший солдат в промежутках между боями, когда от того, проснётся он вовремя или нет, зависит его жизнь. Шум, произведённый вошедшим мужиком, мгновенно 142пробудил Чарноту. Поднявшись со своей сенной постели и потянувшись, он спросил:

"Ну, что едем?"

"Пока я запрягаю - перекусите", - сказал мужик, поставив на подоконник кринку с молоком, алюминиевую кружку и положив кусок ржаного хлеба.

"Спасибо, любезный", - произнёс Чарнота, нарочно придавая голосу барские нотки. От его внимания не ускользнуло то неудовольствие, которое явно продемонстрировал мужик, сказав: "Зовите меня Александром".

"Ну, вот и познакомились", - примирительно отозвался Григорий Лукьянович. Мужик вывел из конюшни одного из жеребцов, а Чарнота приступил к завтраку. Выпив две кружки молока и закусив дивно пахнувшим, каким-то образом сохранившим свою свежесть, хлебом, Чарнота, выглянув из конюшни, понял, что при такой погоде его плащ и болотные сапоги будут весьма кстати - моросил мелкий, уже осенний дождь и было прохладно.

Надев плащ поверх сюртука, подняв голенища болотных сапог, Чарнота собрал свои вещи и вышел из конюшни. Невдалеке хлопотал Александр, запрягая гнедого в крестьянскую телегу.

"Вот на каком транспорте я возвращаюсь на родину", - усмехнулся сам себе Григорий Лукъянович. Поставив в телегу саквояж и положив рядом ботинки подошвами вверх, чтобы не намокли, Чарнота подошёл к уже запряжённому коню.

"Осторожно, может укусить", - предупредил Александр.

"Меня не укусит", - ответил Чарнота.

143 И действительно, конь потянулся губами к руке Чарноты в которой тот держал кусок, оставшегося после завтрака, хлеба.

"Ну вот и с тобой познакомились", - ласково сказал Чарнота, потрепав холку коня, освободившейся от хлеба рукой.

Поехали. Очень скоро дома и булыжная мостовая закончились и они выехали на лесную дорогу. Дождь не переставал моросить. Притихшая природа с её буйством зелени и тишиной, с которой двигалась телега по лесной дороге, - радовали Чарноту.

"Я возвращаюсь на родину!" - ликовала душа вынужденного эмигранта.

Так они и ехали молча уже часа два, когда возница вдруг явно заволновался. Они выехали на открытое пространство незасеянного в этом году поля. Вдалеке на пригорке маячили фигуры двух всадников.

"Вот, чёрт, на пограничный разъезд напоролись", - сказал Александр.

Судя по тому, что всадники начали спускаться с пригорка, - они заметили телегу. Александр стеганул коня и он пошёл иноходью, хотя было ясно, что на телеге от верховых не уйти. Миновав поле, телега въехала в сосновый бор, но деревья стояли так редко, что телегу с двумя фигурами всё равно было видно из далека. Сильный конь уносил их вперёд и вперёд. Телега подскакивала на корнях деревьев. Бег замедлился только тогда, когда дорога пошла в гору. Преодолев её, телега вновь оказалась на открытом участке. Когда они отъехали от вершины пригорка метров на триста, на нём показались всадники. Стало ясно - погоня. Бледное лицо возничего 144указывало на то, как он волнуется. Грянул выстрел. Пуля оторвала щепку от оглобли.

"Да они нас убить хотят! Гони!" - вскричал Чарнота.

Александр что есть силы стеганул коня и тот рванул так, что Григорий Лукьянович ели удержался в телеге. Он на коленках подполз к Александру и прокричал ему прямо в ухо:

"Гони до первого поворота. Я соскочу, а ты проедешь с полверсты и остановись, понял?" Александр кивнул в ответ, но когда увидел в руке Чарноты револьвер, чтобы не было сомнений, два раза прокричал: "Понял! Понял!"

Уже были видны красные звёзды на будёновках всадников, когда дорога круто повернула направо и Чарнота, успев ещё раз крикнуть вознице, чтобы тот не останавливался, соскочил с телеги. Он перебежал на противоположную сторону дороги и, встал за толстую сосну так, чтобы дорога до поворота просматривалась метров на пятьдесят. За эти секунды ожидания он вновь испытал знакомое чувство, когда рука с револьвером наливается тяжестью и становится с оружием как бы единым целым. Медленно подняв револьвер на уровень глаз, стрелок приготовился. Первый всадник вышел на расстояние с которого Чарнота легко мог его снять уже через секунд пятнадцать. Второй отстал от первого метров на десять. Дождавшись, когда первый всадник окажется от засады на достаточно близком расстоянии, Григорий Лукъянович спустил курок. Было видно, что пуля попала в цель. Всадник выронил из руки карабин и лошадь пронесла его ещё метров тридцать, затем он упал. Второй всадник пытался 145 осадить своего коня, но было поздно - пуля Чарноты вошла ему в правый глаз и тот, сначала отшатнулся назад, затем, ткнувшись лицом в конскую гриву, замер и кулём свалился на землю. Чарнота вышел из укрытия и подошёл к убитому, Ему было не больше тридцати. На его правой щеке лежал, удерживаемый тонкой жилкой, глаз. Убедившись, что второй мёртв, Чарнота побежал к первому. Тот лежал лицом в придорожном мхе. Чарнота перевернул его на спину и увидел остекленевшие глаза, глядевшие куда-то вверх - в пасмурное небо Карельского перешейка. Чарнота с удовлетворением бойца отметил, что и "Этот готов".

"Хорошо, что не пришлось добивать", - мелькнула у него мысль.

Он не стал рассматривать мертвеца, а просто стащил его с дороги и, уложив в ложбинку, закидал ветками кустарника, которые он наломал поблизости. То же самое он проделал и со вторым трупом. Но прежде снял с обоих ремни, шашки, забрал карабины.

Длинные поводья позволили Григорию Лукъяновичу вести трофейных коней одной рукой. В другой он держал портупеи. Концы ножен двух казачьих шашек волоклись по земле, а на плече висели два карабина. Эту картину увидел Александр, всё это время вглядывающийся в дорогу и напряжённо прислушивающийся к звукам боя. Он соскочил с телеги и побежал навстречу Чарноте.