Помеха на траектории (СИ)

--Счастливо оставаться, -- произнёс Руенга и перевёл полозки мощности тяги в разгонный режим.

Они набирали скорость с гигантским ускорением в семьдесят "же", полностью компенсированным для обитателей лайнера могучим полевым гасителем инерции. "СОМ-200" уходил из системы Урана по широкой, отлогой спирали, медленно опускаясь из плоскости эклиптики в сторону южных созвездий Земли. Такая мера позволяла избежать встреч с кометами, метеоритами и космическим мусором, почти полностью сосредоточившимся за миллиарды лет в тонком диске, давшем рождение планетам Солнечной Системы. Не отрывая взгляда от многочисленных контрольных приборов (впрочем, надолго оторвать от них взгляд было бы сложно даже при сильном желании, так как браслеты нейроинтерфейсов передавали все критически важные сведения о полёте прямо в мозг пилотов), Руенга и Сокаль пообедали бульоном, сашими из осьминогов и кокосовой водой; такой же обед был предложен системой бортпитания всем пассажирам лайнера, с той лишь разницей, что пассажиры могли по желанию заменить сашими гамбургером и жареной картошкой, а для пилотов такая роскошь была непозволительной. Мимо прошёл на траектории торможения грузовик с оранжерейным оборудованием, сиявший жёлтым светом натриевых ламп, словно звезда первой величины. Вопреки опасениям Сокаля, сто восемьдесят первый борт разошёлся на безопасной дистанции с краем предполагаемого метеоритного роя и начал заворачивать к Солнцу, навстречу траектории активного курса. Скорость судна достигла к этому моменту существенных релятивистских величин, приближаясь постепенно к так называемой маршевой скорости, считавшейся максимумом безопасной нормы для магистральных полётов внутри Солнечной Системы.

--Приготовьтесь, сейчас будет скучно, -- заметил Сокаль, приводя одну за другой системы корабля в маршевый режим.

И в самом деле, активный участок траектории полёта -- самое угнетающее для пилота время. Шестичасовые вахты, шестичасовый отдых -- не очень здоровый режим дня. А во время вахт не происходит ничего, совершенно ничего -- только гудит инерциальный стабилизатор, да шелестят в динамиках помехи, да растёт или удаляется с невыразимо медленной скоростью яркий, крохотный кругляшок огня -- Солнце... Ничего не происходит. Ничего. И это прекрасно, потому что если что-то произошло, значит, всё пошло насмарку, значит, что-то уже пошло не так, и в опасности корабль, пассажиры, экипаж, окружающий мир -- всё в опасности...

Но на этот раз не повезло. Лайгнер ещё не успел сойти с разгонной спирали -- траектории отхода, как в потолке вспыхнула, замигала красная лампа аварийного ресивера. Дробная трель пронеслась по кабине, заставив похолодеть обоих пилотов. Затем из ресивера понёсся однообразный, тревожный свист, складывающийся в известный каждому с детства код: три точки, три тире, три точки -- беда, сигнал бедствия, тревога и беспокойство для всех, кто может услышать этот сигнал.

Руенга включил главный приёмник, нащупал субквантовым лучом гравитационный узел связи -- "Уран-центральный", главную диспетчерскую станцию ближайшей системы.

--Борт один-восемь-один, к связи готов. Что у вас там происходит?

--Сигнал бедствия из зоны нового метеоритного роя, -- сообщил тревожный женский голос. -- По всей видимости, автоматика. Передаёт, что судно потерпело столкновение с метеоритом и потеряло свободный ход. На борту повреждённого корабля -- один живой человек, по всей видимости -- без сознания.

Неприятное предчувствие охватило Руенгу с ног до головы.

--Что за судно могло забраться в рой в запретной зоне?

--Исследовательский этероскаф "Торнадо-М", командир -- пилот-любитель второго класса Максим Невельский. По всей видимости, судно сошло с предписанной траектории в зоне свободного полёта и, игнорируя запрет диспетчеров, отправилось через опасный район к Седне.

--Та-ак, -- медленно протянул Руенга. -- Кто стартует на перехват?

--У нас сейчас никого нет, -- испуганным тоном, точно оправдываясь, проговорила женщина в диспетчерской рубке. -- С Миранды через пять часов сможет стартовать грузовик "Объединённых дальних перевозок", но они сейчас даже не заправлены. А корабли отряда все в разгоне. Вам из-за этого даже контейнеры всучили, сто восемьдесят первый. Некому было больше забрать.

--Он всё просчитал, -- негромко произнёс Сокаль. -- Всё. Если бы его и захотели перехватить, никто не смог бы это сделать. Мушкетёры обычно дерутся на дуэли только тогда, когда гвардейцев кардинала нет поблизости...

Капитан Руенга отключил микрофон и крепко выругался. Потом сообразил, что в кабине работает микрофон общей связи, отключил его тоже и выругался ещё раз.

Его второй пилот тоже ругался без остановки, но микрофонов отнюдь не выключал, ибо это противоречило лётной инструкции.

--Ну, и что нам теперь делать? -- спросил второй пилот. -- Мы -- единственный корабль с активным ходом, а у нас почти семьсот пассажиров, и мы не имеем права ими рисковать, суясь в метеоритный рой! Лети тут теперь и слушай, как он там торжественно подыхает во славу покорителей космоса!

--Да уж, положение паршивенькое, -- согласился Руенга. -- Установи-ка с ним хотя бы субквантовую связь, я хочу получить его телеметрию.

--На кой ляд нам его телеметрия?!

--Делай, что тебе говорят, правак. И послушай моего совета: когда командиру попала вожжа под хвост, лучше не суйся выпутывать её. Не забудь, кстати, передать эту мудрость своему собственному второму пилоту. Ибо когда-нибудь, бэби, у тебя будет собственный маленький второй пилот, во-от такусенький...

Сокаль понял, что командир о чём-то напряжённо думает, и разумно промолчал.

На шкалах главного узла связи закрутились красные и зелёные сияющие дуги, замигали индикаторные указатели. Что-то захрипело, засвистело в динамиках, потом раздался короткий металлический щелчок: бимм! -- и в динамике послышался хриплый, медлительный голос капитана Невельского.

--Кто это ещё тут?!

--Лайнер "СОМ-200", Восьмой лётный отряд, рейс один-восемь-один Умбриэль--Земля. Говорит командир корабля Жоакино Руенга, второй пилот Эйро Сокаль. Сообщите характер аварийной обстановки на вашем судне.

--Не на судне, а на корабле, пилот. "Торнадо-М" -- исследовательский корабль. А обстановка у меня тут простая, -- Невельский, казалось, наслаждался простотой обстановки. -- Микрометеорит попал в ходовой экран, возникла гамма-вспышка, испарившая носовой обтекатель почти на треть. Наращивать его мне нечем, мой контейнер с балластом -- у вас. Теперь я лечу по траектории без возможности маневрировать -- собственно, до встречи со следующим метеоритом. По моим расчётам, через пятьдесят два дня я стану первым человеком, достигшим поверхности Седны -- правда, увы, в виде облака плазмы, но кто сказал, что космос не берёт свою цену с первооткрывателей? Надеюсь, что этот в высшей степени интересный факт будет занесён в ваши бортовые журналы...

--Не беспокойтесь, Невельский. Запись ведётся, -- сквозь зубы сказал Руенга.

В эфире воцарилось молчание.

--И это всё? -- спросил через некоторое время голос Невельского, отделённый от лайнера миллионами километров космического пространства.

Командир лайнера помолчал ещё секунду.

--А вы на что рассчитывали, Невельский? На то, что я вам включу марш "Покорители космоса"? Или грузинский погребальный хорал "Таво чемо"?

В эфире послышался смешок. Тревожный смешок. Нехороший.

--А кто же будет читать мне лекцию о недопустимости нарушения регламента космических полётов? О недопустимости риска в космосе? О спортивном и неспортивном поведении дорвавшихся до спорта в неспортивную эпоху спортсменов-неудачников? Там ведь рядом с вами Сокаль, и я больше чем уверен, что он...

--Идите-ка вы к дьяволу, Невельский! -- резко сказал Сокаль.

--Я и так иду к нему, -- заметил голос в эфире. -- Что ж, вполне достойная эпитафия жертве инквизиции от профессионального святоши.