За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?(СИ)

...

Хотела сегодня много написать, а получилось как всегда. Я давно не вспоминала эту историю. Ладно, немного отойду и постараюсь написать о чём-то ещё.

Слишком много боли....

Так странно осознавать, что сейчас я сижу здесь - в грязной, пропитанной потом футболке, которую третий день уже не снимаю, в затасканных спортивных штанах и тёплой кофте, по щекам текут слёзы, на губы стекают сопли, и я вспоминаю того, кто никогда не был близок. А через десять лет и даже меньше - уже через пару лет - этой девушки не будет. Будет молодая женщина, даже девушка ещё, с кучей планов и амбиций, с повзрослевшим телом, и, наверное, ещё более тёмными глазами. И наверняка закончатся бессмысленные истерики - по несуществующему, мир, мой мир, изменится, и уже никогда не вернётся. Так странно думать, что уже через пару лет я не смогу вспомнить лицо, которое вижу в зеркалах каждый день, что люди, волнующие меня, в большинстве своём перестанут уже волновать и волноваться за меня саму. Сколько будет новых, которые пока что незнакомые, чужие. Сколько ещё всего изменится. Странно всё это осознавать: что через лет четырнадцать я, скорее всего, уже заведу первого ребёнка, рядом кто-то будет, и будет совсем другой человек, меня не будет уже никогда.

...

Недавно я подумала, что было бы довольно неплохо, если бы дети и впрямь росли без данных привязанностей: чтобы люди обрастали всякими чувствами постепенно, а не рождались с долгом - любить ближних. Ведь подумайте только - насколько многих молодых людей удерживают положения родителей. От ребёнка, да и просто как от человека это звучит довольно грубо, эгоистично и глупо. Я не смею отрицать, что родители тоже нуждаются в помощи, что дети, не имеющие родителей мечтают о семье, а многие просто-напросто любят и очень ценят близких, но я бы пожалуй согласилась на такой антиутопийный жест: просто потому, что расти с мыслью, что через несколько лет ты неизбежно лишишься самых близких - далеко не лучший стимул. Хорошо бы было, если бы привязанности возникали по времени - представьте, по счастливой случайности все бы влюблялись, заводили дружбу и тому подобное с теми, с кем им было бы суждено в один миг уйти! Вроде бы, почти идеальная картинка, но, боюсь, что обернулось бы такое весьма печально: мы бы лишились многих наших сегодняшних ценностей, хотя это вообще интересный вопрос: что вы выбираете - высокие моральные принципы и чувства или счастливую жизнь с самыми близкими, с которыми не суждено насильственное расставание?

...

Больше всего я люблю вспоминать, как любила Даню, что чувствовала к Тане, как воспринимала Антона. Мне очень нравится копаться в собственных чувствах и голове, только больно немного. И мне уже почти что не нравится, что я, постоянно жалуясь себе на то, что мне невыносимо больно, не прекращаю эту самую боль себе причинять. Как? Тут всё до неприличия банально - я читаю. Читаю фанфики, а они нередко написаны так или имеют такой сюжет, что все внутренности выворачиваются наизнанку. А отказаться не можешь, не хочешь. Как наркотик - ломает тебя, но от себя не отпускает, нет. И ты покорно ломаешь себя, переступаешь огромными шагами через собственные мысли, замещая свои эмоции этими картинками, начиная им сопереживать больше, чем самому себе.

Да, фанфики - моя больная тема. Там столько боли, что мазохисты, предпочитающие душевные страдания могли бы упиться. Ведь тысячи характеров и судеб по-новому, по-разному расписывают всю ту же любимую двойку героев, чья любовь в настоящей жизни явилась бы невероятным скандалом и чёрт знает чем вообще, потому что мы влюблены в любовь двух близнецов - в сладкий запретный плод, и, не веря в богов, мы продолжаем молиться в тишину, чтобы эти двое и впрямь принадлежали лишь друг другу.

...

Как меняется тело. Кожа увядает, вот только тело стало идеальным - сильное, крепкое, молодое тело, проходит всего несколько лет, и оно уже стареет. Лица меняются ещё быстрее и неприметнее, морщинка к морщинке, синяки под глазами уже не проходят, губы как будто искривились по-другому, контур лица словно размазали - вроде тот же, но столько еле-уловимых перемен! Брови сердятся по-другому, презрительная усмешка похожа на оскал больше, чем прежде.

Жизнь - отвратительная штука. От -вра-ти-тель-на-я. В прямом смысле - всем нам дано подняться на самую вершину и для чего? - просто чтобы мы ощутили всю свою беспомощность, летели с этой самой вершины, где мало кому удаётся задержаться подольше и с горечью глядели на проделанный путь. Рожденные, чтобы умереть. И умирать. Умирать. Умирать.

Страшно? По-моему, жить страшнее. Умер - и всё. Сказка закончилась. Тебя уже нет. После тебя остаётся только боль, слёзы или ничего. Трудно оставить после себя радость, ведь те кого мы любили, будут скорбеть. Третьего не дано.

А вот чего я боялась бы больше смерти - так это жизни после неё: бесконечного скитания - в райский кущах ли, в низовьях ли ада. Существуй эти два местечка, они бы оба означали преисподнюю только в самом низшем и противном смысле - потому что придуманный тысячи лет назад "рай" (который к слову тоже в зависимости от народа и времени разный) для каждого первого человека на проверку бы оказался адом. Что вообще означает рай? Вы задумывались об этом? - отсутствие боли, мучений? Бесконечное, неиссякаемое счастье?

А может "ад" - рай для грешников? Потому что бродить под пение птичек мне было бы менее приятно, чем жить в своих довольно часто низких интересах, как и несвятому большинству. И если бы так и было, то кто бы больше выиграл - запертые в идеальном кошмаре, кошмаре идеала или те, кто навечно погряз в своих жалких интересах?

Как я счастлива в такие моменты, что не верю ни в бога, ни в сатану!

Исправляюсь. Прошло всего несколько дней, а я вновь здесь. Не сплю, коротая ночь в одиночестве. Скоро пять.

Все дни до четверга - все пять дней наших каникул - я безвылазно просидела на заднице, впервые в жизни провалявшись в постели аж до пяти вечера - в понедельник (хотя легла я тогда в половину девятого утра). Так вот, в четверг я наконец-то выбралась из дома: сходила в душ, привела себя в порядок, немного накрасилась, приоделась и около двух по полудню отправилась гулять.

Доехала до метро, проехала, читая, пару станций и вышла практически в центре города - на Горьковской. Там было очень много людей, помнится, я ещё удивилась, почему столько людей предпочитают бесцветный малюсенький недопарк какому-нибудь более "живому" месту. Было довольно жарко, и я жалела, что отправилась на эту прогулку в свитере и майке.

Многие гуляли в одиночестве, абсолютное большинство - парами.

У меня было приподнятое, но меланхолическое настроение. Потом, когда я дошла до моста, вдруг пронзила острая тонкая пика Боли - я поняла, что мне нужно найти людей. Там мне показалось, что мне нужно отыскать кучу людей, но в итоге я насчитала двоих: Андрея - своего старшего сводного брата и Антона-Дарину. А ещё нужно вернуть Таню....

В общем в процессе моей пешей прогулки моё настроение часто менялось; не скажу, чтобы мне было очень грустно, это было просто дикое одиночество. Когда идёшь по немноголюдным местам, одиночеством легко наслаждаться - и в такие моменты пути я была довольно рада, а потом выходишь на оживлённую мостовую, переполненную площадь, и...словно чужой.

Мне хорошо запомнился мужчина, сидевший в одиночестве у кромки воды на стреле Васильевского острова. Вокруг парочки, семьи, друзья - и он, одиноко спустивший ноги к самой воде.

Я прошла от Горьковской до Марсового поля, там, сделав круг, вспоминала потрясающее лето и ещё какие-то моменты - нас с Таней, с мамой, на Алых Парусах. Эти места хранят много воспоминаний для меня. Потом я хотела вернуться обратно к Неве, но не тем же путём, а через "вторую линию". Шла и представляла, как выглядели эти места, когда дома были только-только выстроены, кто в них жил.... Было больно идти, у меня часто появляется странная боль в области бёдер - ощущение как у сломанной куклы, ноги двигаются как-то неудобно, как будто вставную ноу как-то неправильно приставили к отверстию. В общем, шла я очень медленно, наслаждаясь своим обществом. Выйдя на мостовую, вспоминала, как мы хотели с Таней дойти до Ростральных колонн, но мост тогда был закрыт. Одиночество напало с ещё большей агрессией, вспоминалось, как я гуляла по этим местам и с другими людьми.