Дети Шини (СИ)

Сложно сказать, сколько постов успели сделать люди за то время, пока меня не было. В глазах пестрело от всевозможных воодушевляющих картинок, прежних злобных пожеланий из серии "чтоб ты сдохла" и листовок Лизы Аллерт с моей недовольной физиономией.

Самой же последней записью на моей стене был семи минутный ролик "Как мы были Дети Шини", размещенный Сёминой с глупой подписью "ребята найдитесь!".

Так что я тут же ткнула в него.

Странная нарезка из всего, что Петров записывал. Обрывки слов, разговоров, цитаты из Интернета, разрозненные эпизоды. Мрачные, депрессивные тона. Я ожидала чего угодно, но только не такого.

Кристина бросает листки с нашими портретами, а за кадром дикторша замогильным голосом произносит: "Оперативники разыскивают пропавших подростков, ставших известными в сети как группировка Дети Шини".

Жирная белая строчка из статьи:

Они больше не хотят становиться великими героями или сверхлюдьми.

Настя в моей квартире Маркову:

- Шинигами - посредники между сознательным и бессознательным. Между "там" и "здесь".

- Значит "нигде",- отвечает Марков.

Якушин в своём деревенском доме, кидает дрова в топку.

- К чему эти чужие сказки?

- Ключевое слово "чужие", - мой голос с печки.

Наши темные сосредоточенные лица с отблесками огня, надвинутые на лбы капюшоны и шапки.

- Дети Шини, - шепчет Петров, - готовы ли вы восстановить справедливость?

- Нельзя попасть в мир, где есть справедливость или нет насилия, переместиться во времени или заиметь нормального отца, - говорит Настя.

Красная бегущая строка:

Они не в состоянии реально воспринимать мир, а вместе с тем, и адекватно реагировать. Эти дети потеряли ощущение настоящей жизни и настоящей смерти, они зависли где-то посередине.

- Раствориться, исчезнуть, сойти с ума, - говорит Петров за камерой.

- Всё взаимозависимо и взаимопроникновенно, - сообщает Настя.

Резко очерченная полоска рассвета, яркая и зловещая, раздвигает темноту.

И потом начинается вступление к "Uprising", и мы мчимся с рюкзаками по темной улице, летим на электричку.

Бегущая строчка: "Тварям с фотографий - гореть в аду во веки вечные".

- Организм борется с раздражителями, и в этой борьбе никогда не останавливается, - говорит Якушин.

Во весь экран появляются шрамы Амелина.

- Всё взаимозависимо и взаимопроникновенно, - говорит Настя.

Сумрачно-белая простыня бескрайнего поля. Снег валит густыми хлопьями. Темные силуэты наших спин.

Следующим кадром полная темнота. Только крики. Жуткие крики Амелина тогда, когда его натирали снегом. Появляется едва различимый свет - фонарик на телефоне Якушина.

- Они противоположны, но взаимообусловлены, - произносит Настя.- Как свет и тьма. Как добро и зло. Как мужчина и женщина. Как жизнь и смерть.

Герасимов карабкается на колонну и срывается вниз, Настя варит суп, мы толкаем Жигули, рубим дрова, расчищаем снег, Герасимов вдохновенно музицирует.

За кадром слышится мой жуткий визг - это я бегу от призрака.

Капищенская Леди Гага в объятиях Герасимова, кровавый снеговик с ножом в животе, памятная инсталляция "Дети Шини", белый неясный призрак в глубине коридоров.

Настя с Амелиным, стройные, светловолосые, оба в черных пальто, танцуют танго под бой напольных часов.

Умирающий лебедь Маркова.

Жалкое отребье на полу возле камина.

- Я так устала, - жалуется Сёмина. - Почему нельзя просто жить?

Сияет ослепительное солнце, сквозь него огромными прыжками мчится лось.

Умилительный заяц, спрятавшийся под еловыми ветвями, белки проворно снуют с дерево на дерево.

Мы валяемся в снегу и смотрим на звёзды.

- Надежды на выживание становится всё меньше и меньше.

- От зверей главное не убегать, им погоня интереснее добычи.

- Люди - не животные. Люди обладают сознанием, интеллектом.

- Люди борются за место под солнцем.

- Это же генетическая память. Всё то ужасное, что происходило с их предками на протяжении веков.

Якушин со сломанным носом и окровавленным лицом в бешенстве колотит по рулю.

Семина на коленях в мансарде. Петров на полу задыхается в пакете. Я привязана к кровати. Испуганный голый Марков в ванной. Герасимов давится глотком воды.

Завернутый в одеяло Амелин:

- Скончаться. Сном забыться.

Уснуть. И видеть сны? Вот и ответ.

Я с завязанными глазами хожу и ко всем принюхиваюсь. Марков в ужасных огромных очках. Сёмина с топором кокает бутылки. Мокрый, темный от разлившегося вина пол.

- А кто из нас тут не странный? - говорю я.

- Всё взаимозависимо и взаимопроникновенно, - повторяет Настя.

Распахнутое окно в гостиной. С улицы метет метель.

В машине все прыгают и орут:

"The kids of tomorrow don't need today

When they live in the sins of yesterday".

Кристина: вчера - не вернешь, завтра - не наступит никогда.

Беспечная стайка снегирей на рябине.

Мы с Якушиным раскрасневшиеся и счастливые возимся в сугробе. Настя, стоя на коленях, со смущенной улыбкой, признается Герасимову в любви.

- Трагедия человека не в том, что он один, а в том, что он не может быть один, - Амелин на подоконнике.

- У меня обязательно будет двое детей или даже больше, чтобы им никогда не было одиноко или страшно.

Занавески хлопают на ветру.

Они умрут.

Все. Я тоже умру.

Это бесплодный труд.

Как писать на ветру.

Дым, крики, суматоха. Мы бегаем по залу ожиданий.

- Из дома вышел человек

И с той поры исчез.

- Я выбираю обочину, - говорит Марков.

Дикторша: