Кыся 3: Кыся в Америке

Мы отделались от толстого старика какой-то вымученно-любезной фразой и снова вернулись к четырем колоннам Большого зала.

Я был, как говорится, в полном разборе! Рвались ниточки надежд… Ларри и Сокс успокаивали меня, как могли!

Оставался только лишь этот испанский Аарон Маймонидес, который приснился мне сегодня ночью. Но как с ним связаться?!.. Он ведь жил пятьсот лет тому назад!.. А я чувствовал, чувствовал, что этот доктор и философ, старый испанский еврей Маймонидес, знает, где мой Шура!

– Который час. Сокс? – спросил я.

Сокс посмотрел на большие бронзовые часы, стоявшие на очень красивом столике в простенке между двумя окнами, и тут же ответил:

– Без двенадцати минут восемь. Скоро всех пригласят в Банкетный зал.

– Ларри! – заторопился я. – Ты не можешь вот прямо сейчас же соединить меня с миссис Истлейк?

– Какие проблемы? – уверенно проговорил Ларри и вытащил из кармана смокинга телефон-"хенди". – Только давайте отойдем в сторонку. А то кто-нибудь увидит, как Кыся говорит по телефону, и придется вызывать из психиатрички "Скорую помощь".

Мы рванули в какой-то коридор, пролетели мимо охраны и забились в какой-то закуток у окна. Там мы с Соксом вспрыгнули на подоконник, а Ларри набрал Нью-Йоркский номер телефона Тимурчика и Рут.

Ровно через три длинных гудка я услышал щелчок включения и голос Тимура:

– Тим Истлейк слушает!

– Тимурчик… – сказал я по-Шелдрейсовски. – Тимурчик!

И мне вдруг захотелось заплакать. Но я сдержался и сказал:

– Это я… Кыся.

– Кысичка!!! Корешок ты мой, подельничек! Мама меня чуть не отлупила за то, что я помог тебе уехать в Вашингтон!.. Где ты? Когда ты вернешься?.. Мы сами приедем за тобой… Не надо ждать автобуса из Майями! Мы тебя по телевизору видели!.. О тебе столько газет написали, что в моей школе, где тебя уже знают, твой портрет из какого-то журнала вырезали и повесили, а меня попросили сделать о тебе факультетный доклад! Я сейчас как раз готовлюсь…

– Тимурчик, мальчик мой… – сказал я срывающимся голосом, – пожалуйста, попроси маму к телефону.

– Мама-а-а!!! – заорал Тимур на весь Квинс. – Тебя Мартын к телефону!..

Через мгновение я услышал запыхавшийся голос Рут:

– О, Господи! Я тебе звоню, звоню!.. Где ты шляешься, звезда телевидения и прессы?!..

– Погоди, Рут!.. Погоди… У меня очень мало времени. Сейчас мне уже нужно бежать в Банкетный зал. Билли попросил меня…

– Кто-о-о?!!

– Президент попросил меня посидеть рядом с ним во время переговоров с русскими. Дать кое-какие консультации… У меня осталось всего две минуты! Слушай меня внимательно! Есть такой бронзовый тип – Аарон Маймонидес. Он лечил нашего шуру. От чего – не знаю. Но вылечил. Правда, этот Маймонидес живет… Вернее, он жил пятьсот лет тому назад. И не в Америке, а в Испании… Я их видел…

– Кого?!.. – вскричала Рут.

– Шуру и того бронзового типа. Они гуляли под ручку, и Шура уже неплохо выглядел… Ради Бога, умоляю, узнай, как связаться с этим Маймонидесом!..

Последовала длинная-длинная пауза. А потом тихий голос Рут внятно произнес:

– Кыся, ты гений. Ты просто обыкновенный гений… До меня только сейчас тут кое-что дошло. Иди к Президенту, помоги ему и не давай его напарить. Я тебе завтра же позвоню. Целую…

Ларри спрятал телефон в карман, мы с Соксом спрыгнули с подоконника, и все втроем быстренько потопали к Банкетному залу, куда уже потянулся приглашенный народ.

Прошмыгивая мимо колонн Большого зала, я не успел повернуть в сторону Банкетного, как вдруг изза одной колонны неожиданно услышал до отвращения знакомый голос, с такими известными мне характерными хамскими интонациями, что меня чуть не вытошнило самым натуральным образом !..

Я будто на стену наткнулся! Но так как двигались мы все втроем достаточно быстро, а я резко затормозил, то по этому отполированному мраморному полу я еще с метр проехал на собственной заднице…

И УВИДЕЛ ЗА ВТОРОЙ КОЛОННОЙ… В СТОЛИЦЕ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ, В САМОМ ЦЕНТРЕ ПРЕКРАСНОГО ГОРОДА ВАШИНГТОНА, В РЕЗИДЕНЦИИ ВСЕХ АМЕРИКАНСКИХ ПРЕЗИДЕНТОВ БЕЛОМ ДОМЕ ЗА ВТОРОЙ КОЛОННОЙ БОЛЬШОГО ЗАЛА ПРИЕМОВ СТОЯЛ НЕ КТО ИНОЙ, КАК ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ ПИЛИПЕНКО!!!!!!!! своею собственной отвратительной персоной…

Живодер и Кошкодав, хитрый и жестокий Собаколов, прошедший по тысячам трупов несчастных Кошек, Котов и Собаков!.. Продававший живых Животных на смерть в Ленинградские научные институты, собственноручно умерщвлявший и обдиравший шкурки с Бедных Котов и Собаков, а потом выделывавший эти шкурки и торговавший ими на Калининском рынке Выборгской стороны города Ленинграда, ныне Санкт-Петербурга… Где из этих шкурок наши питерские умельцы сооружали потом уродливые зимние шапки-ушанки…

В идеально сшитом смокинге этот растленный убийца, вонючий и трусливый базарный торгаш в прошлом, ныне владелец фантастически дорогого пятизвездочного отеля для Собак и Котов очень богатых иностранцев, наезжающих в Санкт-Петербург, наихитрющая и, к сожалению, очень неглупая и проворотистая сволочь, выплеснутая "наверх", вероятно, даже в Думу, мутной волной "обновления власти", сейчас стояла в двух шагах от меня и, трусливо оглядываясь по сторонам, шепотом говорила очень полному молодому человеку с почти интеллигентным лицом и тоже в смокинге:

– Если сейчас эти американские мудозвоны подпишут нам те семьдесят пять миллионов долларов, которые они уже обещали на развитие моего ДЗПДЖ – "Движения Защиты Прав Домашних Животных", – я тогда вообще на все хуй положил!.. И ты у меня будешь в таком порядке, что тебе и не снилось… Понял?

– Понял, Иван Афанасьевич. Вы все хорошо помните, что должны сказать на банкете?

– Шо я, недоношенный? Или меня по пьянке делали?!.. Обижаешь, Вася!

И В ТУ ЖЕ СЕКУНДУ В МОЛОДОМ И ПУХЛОМ ЧЕЛОВЕКЕ Я УЗНАЛ ПРЕОБРАЖЕННОГО ВАСЬКУ, БЫВШЕГО ТУПОГО И НЕПОВОРОТЛИВОГО ПОМОЩНИКА ПИЛИПЕНКО, ЧЬИ РУКИ БЫЛИ ПО ЛОКОТЬ В КРОВИ СОТЕН СОБАК, КОШЕК И КОТОВ…

Ах, недаром меня что-то тревожило!.. Ведь чувствовал я – что-то должно было произойти, кого-то я должен был встретить… Печенками чуял, кончиком хвоста, усами, топорщащимся загривком… Но чтобы это был ПИЛИПЕНКО?!! Или ВАСЬКА?!..

А может, мне все это снится?.. Может, я вот сейчас открою глаза – и никакого Пилипенко, никакого Васьки в Вашингтоне… Только Сокс и Ларри Браун. А больше никого. И все это мне пригрезилось на нервной почве, от усталости…

– Ты чего, Кыся?!.. – искренне встревожился Сокс. – Что с тобой?

– Тебе нехорошо, Мартын? – спросил Ларри.

– Нет, нет, ребята… Все в полном порядке! Только не торопитесь. Пусть вот эти двое у второй колонны сначала пройдут, – я показал на Пилипенко и Ваську. – Не хочу, чтобы они меня видели.

– Ты знаешь их? – тут же спросил меня Ларри Браун.

– Когда-то встречались…

– Секунду, парни! – и Ларри Браун наклонился к лацкану своего смокинга и тихо проговорил в шов: – Вторая колонна. Двое. Одному – невысокому – около пятидесяти, второму – толстому, молодому – лет тридцать. Информацию срочно!

Ларри присел на корточки, вынул из уха маленькую штучку на проводе, и мы все трое немедленно услышали:

– Старший – Депутат Государственной Думы России от Санкт-Петербурга, глава "Движения защиты прав домашних Животные", видный деятель России по охране Животного мира, Молодой – депутат Русской Думы от Вологодской области, генеральный директор филиала этого "Движения" в Вологде. Подробности?

– Не нужны, – сказал Ларри и отключился от этой замечательной службы информации.

– Ты, наверное, ошибся, Мартын. Или видел их когда-нибудь по телевизору.

Сокс подождал, когда Ларри поднимется во весь рост, и тихо спросил меня так, чтобы Ларри не слышал:

– Кто это, Кыся? – и показал на Пилипенко.

– Это самый плохой и страшный Человек на свете, – так же тихо ответил я ему.

– Хочешь, я его сейчас обоссу? Мне за это ничего не будет! – тут же великодушно предложил Сокс.

– Нет, Сокс. Не нужно. Я что-нибудь сам придумаю. У меня с ним старые счеты…