Очарованный принц

ту длилось молчание.

Ходжа Hасреддин снял халат и, распялив его на тополевых жердях, отгородил ишачье стойло как бы занавесом:

- Теперь нам будет свободнее говорить, если только ты, хозяин, немного умеришь мощь своего голоса, подобного трубе. Когда в беседе ты опять дойдешь до этого непристойного слова постарайся произносить его шепотом.

- Хорошо! - буркнул Агабек.- Постараюсь. Хотя, говоря по совести, не понимаю...

- Скоро поймешь. Ты удивлен? Ты не можешь допустить в свой разум мысли, чтобы под серой шкурой в длинноухом и хвостатом обличье скрывался человек, да еще царственного звания? Hо разве ты никогда не слышал историй о превращениях?

Здесь мы должны заметить, что в те времена по мусульманскому миру ходило множество таких историй; были даже мудрецы, писавшие толстые книги об этом, а в Багдаде объявился некий Аль-Фарух-ибн-Абдаллах, уверявший, что сам на себе испытал целый ряд превращений: сначала - в пчелу, затем - из пчелы в крокодила, из крокодила - в тигра, и, наконец, опять в самого себя... Одного только превращения никогда не испытал упомянутый Аль-Фарух:

из плута в честного человека,- но это разговор особый и здесь неуместный; вернемся в хибарку.

- Слышать я слышал, но всегда считал это пустыми выдумками,- сказал Агабек.

- Теперь ты видишь воочию.

- А где доказательства? Что в этом,- он понизил голос,в этом ишаке свидетельствует об его царственном происхождении?

- А хвост? Белые волосинки в кисточке на самом конце?

- Белые волосинки? Это и все? Да я тебе найду их целую сотню на любом ишаке!

- Тише, тише, хозяин; говори шепотом. Ты хочешь более несомненных доказательств?

- Конечно, хочу! Этот ишак - принц? Так преврати же его на моих глазах в человека или, наоборот, преврати какого-нибудь человека в ишака. Тогда вот я поверю.

- Как раз таким делом я и думаю сегодня заняться: вернуть ему на короткое время его подлинный царственный облик. Что же касается превращения какого-нибудь человека в ишака, то, быть может, с помощью аллаха удастся и это.

- Так начинай: уже полночь.

- Да, уже полночь. Я приступаю.

И он приступил. Зная, что дубленую толстую кожу Агабека пробрать нелегко, он не жалел ни пыли, ни усердия. Он метался по хибарке из угла в угол, выкрикивая хриплым голосом заклинания, бросался на стены и отшибался от них, как мяч, топотал ногами, падал на пол и корчился, дрожа, исходя пеной. Затем весь потный, запыхавшийся - принялся за ишака, облив его для начала волшебным составом, что весьма ишаку не понравилось: он зафырчал и замотал головой.

- Кабахас! - придушенным голосом вскрикнул Ходжа Hасреддин, входя в стойло.- Суф!.. Чимоза! Дочимоза, каламай, замнихоз!..

При этом он из-под рубашки, незаметно для Ага-бека, сунул ишаку под нос пахучую, сдобную лепешку, но в пасть не давал. Этим нехитрым способом он быстро довел ишака до полного исступления: тот заревел, поднял хвост и, брыкаясь, начал кидаться на жерди.

- Цуцугу! Лимчезу! - в последний раз возопил Ходжа