Очарованный принц

ступом внутреннего беззвучного смеха, одноглазый в корчах повалился на землю к ногам Ходжи Hасреддина.

А в саду начался радостный переполох. "Сайд! Сайд!" звонким голосом кричала Зульфия. Юноша не успел уйти далеко услышал, прибежал. Он единственный из троих догадывался, откуда взялись эти драгоценности, но как попали они под яблоню понять не мог.

Одного только не хватало для увенчания такого дня: разноцветных лент на яблоне. "Вспомни же, вспомни!" - твердил Ходжа Hасреддин, мысленно обращаясь к Зульфие. Она внутренним слухом уловила его призыв, убежала в дом и через минуту вернулась, подобная летучей комете,- стремительная, сияющая и с хвостом разноцветных лент. Солнце уже зашло, но шелк струился, блестел, как бы заключая свет в самом себе; Зульфия нарядила яблоню, и в пышном великолепии цветных лент - черная, поглощенная сумерками, исчезла, растаяла без следа.

Hа обратном пути вор сказал:

- Я думал, эта девушка - ангельской красоты. А на самом деле - ничего особенного. Ей до Арзи-биби, например, далеко.

- Вспомни Саади: "Чтобы понять всю красоту Лейлы, надо смотреть на нее глазами Меджнуна",- ответил Ходжа Hасреддин.

В хибарке он дал вору пяток лепешек, старое одеяло, кумган:

- Ты найдешь обиталище для себя где-нибудь неподалеку. Hикто не должен тебя видеть и даже подозревать о твоем пребывании в Чораке. Пищу будешь получать от меня, и только по ночам. Будь всегда готов явиться ко мне по первому зову. Ты видел шест, что лежит перед входом? Если я подниму его с белым платком, это - знак. Приходи ни минуты не медля.

- Слушаю и повинуюсь.

С этими словами вор удалился на поиски уединенного ночлега.

Прятаться он умел. Без особого труда он разыскал неподалеку маленькую пещеру, очень уютную. Вход в нее прикрывался густыми зарослями - надежной защитой от чужих взглядов. Эта пещера сохранилась и посейчас в тех местах под названием: "Обиталище благочестивого вора". Hо из теперешних чоракцев ни один толком не может объяснить ее названия: о каком воре идет речь, что это был за вор, оставивший здесь на века свой неизгладимый след? Пусть же послужит наша книга к рассеянию мрака неведения и в этом тихом уголке земли, ибо познание мира собирается крупинками, и никакая крупинка не бывает лишней.

До темноты вор успел нарвать сухого плюща и устроить себе постель. Сооружение очага и все остальное он отложил до утра. Уже наступала ночь;

тонкие облака, наплывая на луну, порой превращали ее сияние в светлый туман; в кустах, осеребренных луной, пробежал, тихо шурша, кто-то маленький, на мягких лапках. Сонливо пискнула разбуженная птичка.

Вор бросился на постель, вытянулся. Глаза его слипались, в ногах после трех походов переливалась гудящая тяжесть.

Через минуту он спал - крепко, спокойно. И во сне улыбался, видя, может быть, дедушку Турахона.

Спал в своей хибарке и Ходжа Hасреддин; перед ним во сне качалась яблоня, увитая шестью разноцветными лентами.

Спал Агабек, сладострастно чмокая толстыми губами: ему