Свод (СИ)

— У-у-у-у! — недовольно загудел отряд.

— Ах ты, — зашипел Хмыза, — сучёныш, я тебе…

Он поволок из ножен кривую русскую саблю, но чей-то властный окрик остановил его. Хмыза с опаской оглянулся и всё же выхватил клинок. Тут же воздух разрезал пронзительный свист, отозвавшийся глухим ударом. Базыль взвыл, выгнулся как лук и снова оглянулся. Позади него, зажав в руке длинную кожемятную плеть, высился в седле сотник Простов.

— Уймись! — Зло сказал он. — Если ещё не остыл, я повторю…

Хмыза скрипнул зубами и, поникнув головой, отъехал в сторону.

— Я русский сотник Простов, — продолжил Степан, — а ты, как я понял, …пан Война? Что ж, земля и, правда, со свиной пятак. Не скрою, добрый молодец, едем мы по твою душу.

— Странное дело, — удивился Якуб, — чем же это я сумел вам насолить? Или русские люди теперь стали больше привычны верить слову неблагодарного быдла, чем доблести высокородных панов? Христос велит прощать и я в своё время простил этого разбойника за бесчинства его людей. А вот он меня, чувствую, вашими руками решил «отблагодарить» по-своему. Мне долгое время приходилось соседствовать с людьми Руси и я, признаться, до сих пор думал, что все они в ладу с умом и духом.

— Ты жил на Руси?

— Нет. Случилось мне учиться оружейному делу в далёких землях, и был у меня там друг, Афанасий Чохов…

— Степан, — сказал кто-то за спиной русского сотника, — есть у царя такой мастер пушечник, Чохов. То, видать, за границей учился его сын…

Простов решительно поднял руку, и голос стих. Породниться духом с литовским паном на почве тёплых чувств к собственным землякам никак не входило в его планы. Но, с другой стороны, была во всём этом какая-то закавыка. То ли у Степана и на самом деле вызывал чувство жалости этот молодой человек, то ли прав был Ёзеф и русский сотник вдруг ни с того ни с сего просто: «добрым стал». Кто его теперь разберёт?

А ведь этот подпанок, почти наверняка знает, чем ему грозит подобная встреча. Знает, а держится молодцом. Хотя в этом нет никакой загадки, всё просто и читается в его взгляде. Трус бы прятал глаза, дурак — смотрел так, будто этим может вселить страх в сердце противника, а этот смотрит с тревогой, но не на них, а на пленённую девушку, показывая тем самым, кто и что в этой жизни ему дороже всего на свете. Вот уж воистину: «Блажен любящий».

Сотник тяжко вздохнул от этих непростых дум. Не было сегодня в его сердце желания убивать:

— Ты, верно, знаешь, хлопче, что встретил в чистом поле не сватовской выезд? Сама судьба твоя стоит на кону.

— Знаю пан, сотник. — Просто ответил Якуб, чувствуя, как холодная лапа смерти, словно зазевавшегося воробья схватила болью его ноющее сердце. — И хоть вы и я крестимся по-разному, я, как и вы зрю во Христе сына божьего и прошу, …пусть она не видит как …меня…. Вы же не басурмане. Хотите убить — убивайте, но не дайте вычернить то, что дано богом..., — Война вдруг оглянулся. Позади него чуть живой от страха, вцепившись одеревеневшими пальцами в холку коня, сидел Казик. — Пан сотник, — продолжил Якуб, — и слугу моего отпустите, что вам с него проку?

Простов колебался. Мысли, будто торгаши на ярмарке, шумно толкались в его буйной голове. С одной стороны, нужно блюсти цель и задачу, ведь не зря же столько шли в эдакую даль? С другой, …жалко эту детвору. С третьей, кто знает, может быть за этим молодым стоит кто-то ещё и то, что пан тут маячит, только даёт время другому на то, чтобы как следует подготовиться к встрече непрошенных гостей. «Хотя, — заключил про себя Простов, — это вряд ли. Отправлять этого молодца к нам навстречу — верная гибель».

Как ни крути, а выходило всё как-то не так. Ведь со слов Хмызы у пана людей много. Чего ради он тогда вместо того, чтобы занять оборону и отбиваться, сколько сможет, выехал в чисто поле прямо навстречу смерти? Простов отыскал взглядом Базыля. Как бы тот с обиды за плётку не отчебучил чего?

— Да-а-а, — протянул вслух сотник, — мы не басурмане, а потому, — он сделал короткую паузу, показывая тем самым, что решение уже принято и оно окончательное, — м-м-м, потому поступим так. Сейчас ты, вместе с моим человеком посылаешь слугу в замок. Все люди, слышишь все, должны выйти из его стен куда подальше, без оружия и налегке.

Мы подойдём ближе. Как только мой человек даст знак, что всё в порядке, я, щедрой русской рукой отпущу тебя и твою девицу на все четыре стороны. После этого войду в замок и возьму всё, что только посчитаю нужным в качестве платы за дарованную вам жизнь. Если хоть кто-то останется там или заартачится, спалю всё к чёртовой матери.

По-моему, это сходная цена. Вы себе ещё добра наживёте, а впредь и сами будете помнить, и другим расскажете, каково это жить за слабым королём, что не в силах оберегать своих подданных не то у границ, а и вглуби собственной державы.

Ты вот сам посмотри, где ваша хвалёная армия? Греется где-то у тёплых печей, да отъедается до весны. Да-а-а, — сотник криво ухмыльнулся, — и про великодушие наше тоже не забывай. Доберись до вас те же басурмане первым делом стали бы при тебе сильничать твою невесту, а уж после того, сделали бы с тобой что-нибудь эдакое страшное, что одному их поганому богу известно…. Так что ж, пан? — Заключил Простов. — Согласен ты на мои условия, али нет?

Война был в замешательстве. Ему дорогого стоило взять себя в руки и хоть что-то ответить:

— Это и вправду великодушно, — пересохшим горлом прохрипел он и тихо откашлялся, — когда мы …сможем уехать.

— Не спеши, пан, — вяло ответил сотник, — вначале отошлём людей, подойдём поближе, получим знак, а уж тогда….

[i] — Пан, вставай. Прости, известно так бы не будили. Патковицы горят, вон пламя на полнеба (бел.)

[ii] — Если это вы и есть, то я согласна. В народе говорят: «из пана — пан, а из мужика какой пан — мужик». Но, другого нет, будем разговаривать с вами. Если уж вы пан, и имеете что сказать, то, наверное, имеете и имя?(бел.пол.)

[iii] — Хуже, куда мне, добрый пан Ёзеф, уже делать хуже? Этот оборванец, что говорил имя пана Альберта, как видно не знает, что пан Альберт умер. Этого мало. Вчера вслед за отцом отправился на небеса и мой сын, пан Андрей. Остались на всём белом свете только я и моя дочка. И вот спрашиваю я у вас, убитая горем вдова: что заезжим панам от нас несчастных надо?(бел.пол.)

ЧАСТЬ 2 ГЛАВА 13

ГЛАВА 13

Люди вышли через панский парк к реке, а там сразу в село. Шли, кто домой, кто к родственникам. В то, что в присутствии какого-то вооружённого чужака, сумбурно и несвязно наговорил перепуганный Казик, верилось с трудом, а потому, когда панский посланник был вынужден повторить свой рассказ, во дворе, чуя неладное, собрались практически все из тех, кто служил у пана.

Казик снова запутал бы всех своими бессвязными повествованиями, но, слава богу, среди прочих присутствовал его отец, который лучше других понимал суть сказанного. Шыски старший, отодвинув в сторону своего перепуганного отпрыска, задыхаясь от волнения, быстро и доходчиво объяснил всем, что у ворот замка стоит русская армия, и что пан приказал всем немедленно уйти, иначе люди Василия всех убьют. Авторитет Марека был непререкаем, а потому больше никто ни ничего не стал спрашивать.

В селе немало удивились, заметив как среди белого дня из панского парка высыпала целая толпа насмерть перепуганных людей, среди которых сновал какой-то вооружённый чужак, будто назойливая муха донимающий всех расспросами о панской служанке Михалине. Так и не добившись ни от кого вразумительного ответа, он ушёл обратно к замку, а люди собрались у моста, куда к тому времени сбежалось чуть ли не всё село.

Кто-то из мужиков, взобравшись на придорожный камень, указывал в сторону панской усадьбы и сурово махал кулаком незримому врагу. Его стащили на землю, и урезонили: «сказано же, сидеть дома, не то всех перебьют». Мельницкие бабы, уразумев, наконец, какая беда стоит у ворот панского замка, перестали слушать пустые разговоры, закричали как полоумные и побежали по домам.