Краткая история белковых тел (СИ)

Мне неприятно его видеть: перед глазами стоит недавняя сцена с подгулявшим барином-Кравчуком у "Порше", как он высокомерно кивает в мою сторону.

-- Иван, ты на мне дыру протрешь! -- меланхолично замечаю я, выудив из головы фразу комедийного фильма. -- Тебе что-то нужно?

-- Лиза сказала -- вы едите на презентацию?

-- Да, через час. А что? Ты хотел вместо меня?

-- Рад бы в рай! Нет, чувак, не могу, занят. Езжайте уж вы с Лизаветой.

Кравчук нехотя отрывается от созерцания моего лица, будто не найдя там чего-то примечательного, выпрямляется. Однако он мнётся и не уходит, ему что-то надо.

-- Ты вообще по делу или так, проветриваешься? -- интересуюсь невинным тоном.

Признаться, вид нерешительного начальника ободряюще действует на меня. Я не люблю, когда начальники решительные -- обычно их решительность ведет к глупым поступкам, за которые приходится расплачиваться подчиненным.

-- Слушай, чувак, -- Кравчук опять наклонился ко мне, почти нависая над головой, как изогнутый торшер и сразу пахнуло неприятным запахом изо рта.

"Хоть бы дезодорантом пользовался или мятным леденцом", -- подумалось мне, и я слегка отодвинулся.

-- Ты же у нас рекламщик, -- продолжил Иван.

-- Что с того?

-- Давай замутим одно дельце. Как смотришь?

-- Какое?

Кравчук быстро и воровато оглядывается по сторонам.

-- У меня есть знакомый, у него фирма, связанная с размещением рекламы на биллбордах. Сделаем заказ, получим откат и всё пучком.

-- Серьезно? А если запалят?

-- Кто? -- Кравчук ухмыльнулся. -- Ты же сам себя контролируешь. Ведь так?

-- Ну не совсем. Я сдаю отчеты в бухгалтерию.

-- Знаю, знаю! -- Иван с досадой махнул рукой. -- Я не о том. На улице тебя ведь никто не проверяет. Загоним бабки под рекламу, а биллборды делать не будут. Потому отчитаешься, как будто висели месяц. Окей?

-- Нет, -- я упрямо качаю головой, -- спалиться на таком как дважды два.

-- Да ладно!

Лицо Кравчука разочаровано вытягивается -- губа отвисает, глаза пустеют. Их веселый безумный глянец сменяется тусклым светом, что напоминает затухание ламп в кинозале, когда свет постепенно убывает перед началом сеанса.

-- Тогда давай всё равно закажем. Если хочешь по-честному, пусть будет по-честному! -- не унимается Иван. -- Давай дадим парню заработать! Тебе же всё равно, где размещать заказ?

-- Всё равно! -- безучастно подтверждаю я. -- Пусть отправит по электронке свои контакты.

-- Окей! Я ему позвоню.

Кравчук выходит из офиса деловой, энергичной походкой, которая должна показать окружающим, что её обладатель -- человек, призванный решать проблемы, а не создавать их, что он тот, кого в обиходе обычно называют: "Решала".

Я снова погружаюсь в созерцание экрана компьютера, на котором ничего нет кроме фоновой фотографии с логотипом банка и нескольких гаджетов вроде погоды и календаря. Пиво в хорошей компании, футбол -- вот, от чего я бы сейчас не отказался и даже заманчивая поездка с Лизой кажется мне не такой уж и заманчивой. Она представляется мне скучной и геморройной, а я люблю лениться.

Подругу Лизы Сосниной, сидевшую от нас неподалеку, звали Аленой, фамилия у неё Василькевич. Она тоже часто ездила с Иваном на презентации, и года два назад у них случился бурный роман. Я слыхал, как Кравчук привычно, с проникновенной интонацией, читал ей незамысловатое двустишие:

Я живу на чужой территории,

И домой невозможен побег...

Следствием то ли этой декламации, то ли одной из презентаций, стало появление на свет девочки Анечки, очень похожей на Кравчука. Не желая делить любовника с женой, Алёна позвонила супруге и сообщила о своих отношениях с Иваном, однако это уже не имело значения. Иван из семьи ушел, но только не к Алёне -- он охладел к ней, правда, деньги на ребенка давал ежемесячно.

Алёна была брюнеткой, милой, остроумной, говорливой.

-- Ты сегодня с Лизкой поедешь? -- поинтересовалась она, оторвав взгляд от экрана монитора.

-- Да, вместо Кравчука.

-- Понятно, -- протянула моя соседка, и в интонации её голоса мне послышался намёк.

-- А что? Это опасно?

-- Для тебя? -- Алена усмехнулась. -- Вряд ли! Ты же у нас теленок, до тебя туго доходит.

-- Ты, о чем?

Василькевич повернулась ко мне в кресле, закинула ногу за ногу. Она была в черных брюках, которые ей шли.

-- Помнишь, в прошлом году у нас работала девочка, -- начала Алёна, -- сидела напротив тебя...

-- Ну, помню, и что?

-- Она на тебя имела виды, а ты, тупил, сидел как чурбан и ничего не видел.

-- А что я должен был видеть?

-- Вот-вот, ничего! Она тебе строила глазки, кокетничала, а ты даже её в кино не пригласил, на худой конец поужинать. С тебя бы не убыло, ведь так?

-- Почему я должен был её куда-то приглашать? -- с недоумением понитересовался я. -- А если она мне не нравилась?

-- Ты странный парень, Данила. Не нравилась, ну и что? Тебя никто не заставлял жениться, просто занялись бы сексом -- тоже развлечение. А ты сидишь как сыч всё время один и один, пялишься на монитор, потому и останешься холостяком. Вечным!

Алёна отвернулась от меня к своему компьютеру, как бы показывая, что ей больше не о чем разговаривать, и что она потеряла ко мне всякий интерес.

-- Ты сама-то на себя посмотри -- от женихов отбоя нет!

Мою язвительную реплику Алёна пропускает мимо ушей, продолжая читать что-то на компьютере и не обращая на меня никакого внимания. Но затем какая-то мысль приходит в её симпатичную головку.

-- Слушай, Даник, одолжи пару тысяч, край как надо!

-- Ты же брала у меня на прошлой неделе пятерку. Кстати, до сих пор не отдала.

-- Да ладно, не парься! Запиши на мой счет.

С недовольным ворчанием, протягиваю деньги. Что поделать, если не могу отказывать девушкам -- так уж устроен! Но разбираемая внутри досада меня не оставляет. Я вяло замечаю:

-- Пользуетесь моей слабостью.

Алена пренебрежительно хмыкает и вновь погружается в работу.

3.

Мое раздражение перекидывается на самого себя, и я решаю заняться широкими обобщениями. Хочется поразмышлять о чём-то таком вечном, глобальном и в то же время достаточно близком, чтобы задевало именно меня.

И я думаю о нас, о таких, как я. В самом деле, кто мы? Откуда?

Отчего-то в голову приходит, что мы -- тупые, бесчувственные, белковые тела. Протеин в чистом виде. Нас любят поедать те, у кого острые зубы, кто следит за здоровьем, поддерживает спортивную форму. Мы, словно сельди в бочке, кильки в томатном соусе, лежим рядком, а консервной банке, готовые к употреблению. Как на карикатуре в одной из английских газет, изображавшей прибалтийских гастарбайтеров в виде мелких рыбёшек. Потом приходят вот такие Алены и Лизы, берут в руки нож с вилкой и съедают нас без остатка.

Почувствовав себя килькой, я невольно ежусь от этого неуютства: быть пигмеем еще куда ни шло, пигмей все-таки человек, хоть и маленький. Но вот килькой?

В это время появляется Лиза Соснина. Заметив на моем лице задумчивое выражение, она вновь цепляет на губы неприятную усмешечку.

-- Готов? -- уточняет она и, не ожидая ответа, добавляет, -- поехали!

Автомобиль, везший нас, оказался служебным "Фордом". Мы вольготно расположились на заднем сиденье, но разговор не клеится, поэтому большей частью молчим. Я скучно посматриваю в окно, Соснина уткнулась в мобильник, и ведёт активную переписку с неизвестным корреспондентом. Подозреваю, что это Иван, а, впрочем, мне всё равно.

Соснина хотела презентовать наш банк одной из крупных полиграфических компаний, но мне до этого нет дела. Презентации -- не моё, чисто женское занятие, где нужно много говорить, где полагается, чтобы язык был хорошо подвешен, где приходится много улыбаться и притворяться. Презентации как раз для таких девушек как Лиза, вот пусть и старается!