Рыжик (СИ)

- Да ты чё! Даже в оригинале?!..

"Ой..."

Вспомнив, что она не одна, Люда искоса зыркнула, не заметил ли кто её "драмы". Лёшка вроде бы на неё не смотрел, но вид при этом имел такой нарочито отвлечённый, что в это "сижу, никого не трогаю" не верилось ни капельки. И хотя он аж никак не мог узнать её интимных тайн (ну, не читает же товарищ мысли!), Люда всё равно неизвестно чего испугалась. А из-за этого, известно на кого накинулась.

- Да, в оригинале! - с вызовом сообщила она. - Потому что культурные люди... - (многозначительная пауза), - такие книги в переводе не читают! - (многозначительная пауза с надменным поворотом головы).

Под её взглядом Лёшка как-то сжался, словно культурой пришибленный, но всё же попытался спорить:

- А чем тебе перевод не угодил? По-моему, русский даже очень неплох...

- Ты так думаешь? - Людын рот поневоле искривился в презрительной гримаске. - То есть, когда на-ниц исчезает вся "шлёнска гвара" Густлика - это, ты считаешь, нормально?!

- Ну, а как?.. - всё ещё пытался трепыхаться Лёшка, но Люду понесло.

- Как?!! Диалекты свои знать надо! И пользоваться... Вон, на Подолье так говорят, что шлёнзацы [прим. - жители Силезии] обхохочутся! А тутошние, да?!..

Лицо у Лёшки сначала стало задумчивым, а потом вытянулось, словно от мгновенного озарения.

- А чё, может и правда! Вот точно, у нас в Приу-у... - последовавшая заминка была так коротка, что Люда едва успела насторожиться, но товарищ продолжил, как ни в чём не бывало: - ...ребята из Приурожья были - прикольно выражались. Или местные... Они мне вчера ТАКОГО наговорили - на всех "танкистов" хватит! Чтоб я ещё что-то понял...

- Ну-у-у, местный тут как раз бы подошёл... - согласилась Люда, уже остывая и чувствуя, как весь пафос её страстной речи улетучивается, а остаётся одна детская обида, что не удалось "зарыть" товарища прямо в песочнице и полюбоваться на его ошарашенное выражение лица.

"Ы-ы-ы, ну я так не играю..." - огорчилась Люда, имея в виду утерянные возможности.

"Ой, что-то ты, мать, не то имеешь в виду", - почему-то засомневался в причине её огорчения внутренний голос, но она решительно отмела его инсинуации.

- Да если бы только в говоре было дело! - отмахнулась Люда и вдруг мысль скакнула на два хода вперёд, и в голове утренней зарёю забрезжил коварный план: вы хотели шкодства, так будет вам шкодство!

- А в чём? Не в "курдыбалёнцах" же!.. - пошутил Лёшка. Зря он это сделал...

- Ну, прямо!.. - возмутилась она такой бедности фантазии и, как бы между прочим, добавила: - Крутить колёса - это ещё полбеды, а вот если они из своих пушек стрелять начнут...

- Не понял. А что тебе не нравится? - заглотил Лёшка "крючок".

"Клюёт..." - подбодрила себя Люда и, как о чём-то, видном образованному человеку за три километра, небрежно бросила: - Ну как - "не нравится"... Кто же из пушки стреляет!..

- Как?.. В смысле?.. - опешил Лёшка от такой постановки вопроса.

"По-о-одсекай!" - скомандовала себе Люда и со всей возможной язвительностью выдала:

- Из "пушки" нормальные люди не стреляют, из "пушки" кильку в томате едят!

- Чё это? - окончательно потерялся товарищ, и Люда с удовольствием припечатала:

- То это!.. Потому что "пушка" - это такая жестяная банка. И на ней написано: "Килька в томате"!

- Хде килька в томате?! - хриплый спросонья голос прозвучал так неожиданно, что Люда вздрогнула и оглянулась. Юлька вроде продолжала сопеть в две дырки, но за нею приподнялся на своём топчане Олежка - являя вид помятый и всклокоченный - и смотрел на них дурными спросонья глазами. Очарованье тихой душевной беседы стало развеиваться с катастрофической быстротой. Очень раздосадованная этим Люда, попыталась ещё вернуть всё обратно и гаркнула страшным шёпотом:

- Шо ты орёшь?! Люди кругом спят!

Но было поздно. Оставленный без присмотра Лёшка вдруг чего-то заторопился вылезти из-под брезента на "свет божий", а с Юлькиного топчана раздался такой же хриплый и недовольный голос:

- Это кто спит?! С вами поспишь тут - шушукаются, шушукаются...

- Данилыч спит, не видишь? - нашлась Люда, тыкая для убедительности пальцем в подозрительно тихий ватник на завхозовом лежаке. Но и это не помогло.

- Я не сплю, - заявили оттуда басом, - я возлежу уныло. Ибо нет в жизни счастья.

- Почему это нет? - насупилась Юлька, за наличие счастья готовая спорить даже с начальством.

- Потому! - пробурчало оно, - Вчера всё выпили.

- Ну, это поправимо! - Лёшка, едва присевший на край лежака, опять подорвался и поспешно направился куда-то к выходу. Люда только успела обернуться, но увидела лишь спину... которая весьма недвусмысленно напомнила: "Дура! Ты так и забыла посмотреть глаза!" Тьфу, мантэлэпа карловна...

- ...Меня же хлопцы, пока не упаковали, не отпустили - вот! - предъявил Лёха увесистый мешок, встреченный радостными возгласами коллектива. Только Люда разворчалась, как неродная, словно не угощение ей предлагали, а наоборот - отбирали последний пирожок:

- Ну вот! То спят, как убитые - не добудишься, то просыпаются когда не надо!

- Ага, будешь тут, как убитый, - взялся подыматься Олежка, кряхтя и постанывая. - На этих лежаках "убитых" все рёбра отлежал... О! Вы тут пока накрывайте, а я первый "налево"!

- Ну, пуйдь-пуйдь, почимай, чоколядка моя мурмулядОва, - умилилась Люда, даже всплеснув руками от избытка "нежности".

Юлька хихикнула.

- Чево?.. - подозрительно оглядел их Олежка.

Юлька уже откровенно заржала. Люда закусила сначала край губы, потом всю, а потом пришлось отвернуться, иначе выражение её лица неправильно бы поняли.

- ЧЕВО?!! - готовый уже убивать Олежка, затравленно озирался. Остальные мужики тоже были далеки от понимания юмора.

- Ни... ни-чево... - выдавила, наконец, Юлька. - Я тебе ПОТОМ расскажу.

- А мне? - тут же заинтересовался Лёха, который так и стоял, держа в руке мешок провизии. И посмотрел при этом на Люду. Хотя ничего неприличного в анекдоте не было, та немедленно почувствовала накатывающий на щёки румянец.

- Как-нибудь... - со скрипом пообещала она, начиная уже сожалеть о своей выходке.

- Потом, потом... - буркнул разобиженный Олежка, явно подразумевая "сам дурак", но вслух говорить это любимой поостерёгся. - В общем, я пошёл!

Юлька сразу перестала хихикать и сорвалась с места.

- Стоять!! Дамы вперёд! - скомандовала она и потащила подругу за рукав: - Люськин, пошли!

- Пошли... - Люде ничего не оставалось, как волочься следом.

Однако выйти на свежий воздух, оказалось хорошей идеей. Оставив за стенами колыбы суетный мир своих коллег, ступив ногами на землю, всю покрытую паутинками росы, вдохнув ещё холодный утренний воздух с запахом хвои, Люда быстро успокоилась. Утренняя прохлада отрезвила чувства. Мысли перестали метаться вспугнутой стаей птиц и чинно распределились по местам, словно голуби по подоконникам, а в душе начали благоустраиваться тишина и умиротворение... И вот тогда на поверхность вынырнуло давешнее смутное беспокойство, про которое Люда уже прочно забыла. А через секунду она поняла и его причину - Миклухи опять не было "дома". А ещё через мгновение сообразила, почему ЭТО - всего лишь беспокойство, а не как раньше - трагедия. Оказалось, малая не совсем отсутствовала, она словно оставила после себя записку: "Ушла, скоро буду". Как и полагается воспитанному подростку. С ума сойти!.. Люда смирилась и поспешила, пока не поздно, "налево".

Далёкое пока взрёвывание трактора послышалось, когда щедрые дары лесорубов уже подходили к закономерному финалу.

- Тихо! Слышите, кажись хозяева едут, - выдал Лёшка, не донеся до рта кусок хлеба с брынзой. При этом он в очередной раз "увернулся" от Людыного взгляда и, как бы срочно, заинтересовался дверью - будто через неё и вправду был виден приближающийся трактор.