Еще одна жизнь (СИ)

- Как забывать?

- А вот забыла, какие у тебя глаза. Я думала - голубые, как у мамы.

- Как же ты могла забыть? У тебя же мои глаза, зеленые.

- У меня-то зеленые. А вот у тебя: один - зеленый, другой - серый. Почему так, папа?

- Наверно, зеленой краски на него не хватило.

- А видишь ты как?

- Как и все.

- Что, совершенно одинаково?

- Совершенно.

Света обняла отца за шею.

- Папочка, а ты больше не уедешь?

Дим Димыч прижал дочь к себе, зарылся лицом в ее распущенные длинные белые, как лен, волосы.

- К сожалению, должен уехать, у меня работа, меня там ждут.

- И жена ждет? - с недетским укором в голосе спросила Света.

- Нет. Не ждет. У меня кроме вас, никого нет.

- Ну, так оставайся. Как же ты один? Тебе и приготовить некому, и постирать. Если мама не захочет, я сама тебе приготовлю. Я умею макароны варить, яичницу жарить и делать омлет с молоком. А еще салатики делать люблю. Меня мама научила, я всегда ей помогаю.

- Ты - молодчина. Но я не могу, - со вздохом сказал Дим Димыч. - А давайте, вы ко мне приедете.

- Нет. У вас там холодно, все время зима и зимой все время ночь.

- Откуда ты знаешь?

- По телевизору видела, и в школе на природоведении говорили.

- Зато, у нас есть северное сияние!

- А какое оно, пап?

- Это огромная радуга во все небо и переливается.

- Как светомузыка?

- Почти. Только лучше.

- А гром гремит?

- Нет... - недоуменно ответил Дим Димыч. - А зачем гром?

- Нам в школе говорили, что природное электричество сопровождается громом. Ну, грозу ты же знаешь?

- Это совсем другое... Это надо видеть...

- Мам, - обернулась Света к матери. - Я тоже хочу увидеть северное сияние. Давай, к папе поедем.

- Но там же холодно? А ты одеваться не любишь, даже в нашу зиму.

- А мне папа купит теплую шубку, шапку, рукавички и муфточку, как у Герды в "Снежной королеве". Такие вещички я носить буду, они красивые и легкие.

- Обязательно куплю, - обрадовано пообещал Дим Димыч и прижал дочку к себе. - Еще лучше куплю. И сапожки из оленьих шкур с мехом.

- Что? Уже спелись? - покачала головой Ирина Васильевна и улыбнулась. Она посмотрела на них с грустью. В памяти всплыли воспоминания семилетней давности, их последний разговор, когда...

"Стоп!" - она встряхнула головой. - "Это в прошлом. Это забыто. Я обещала ему, что не буду этого вспоминать. Если я вспомню, я снова разозлюсь на него, и ничего хорошего из этого не выйдет. Татьяна выросла, повзрослела, ей родители теперь любимей на расстоянии, и все равно на каком, но Светлана... Ей нужен отец, а другого отца я ей дать не могу. Я все еще люблю его, не смотря на его предательство. Но он же все понял, раскаялся и не устает просить прощения до сих пор. И я простила..."

Дмитрий по лицу Ирины догадался о ее мыслях, придвинулся поближе и свободной рукой обнял ее. Светлана сразу ухватила их обоих за шеи.

- Мамочка, значит, ты согласна?

- Мы еще поговорим об этом.

- О чем?

- О том, где мы будем все вместе жить.

При этих словах Дмитрий еще крепче прижал ее к себе, повернулся, нашел губами ее ухо, прошептал: "Спасибо!" и поцеловал. И хотя, ее женская плоть уступила ему прошлой ночью (уж очень долго она этого ждала!), но только сейчас с этим поцелуем проснулись все желания, которые были у нее раньше и копились все эти годы, готовые излиться на него огненной лавой из жерла кипевшего в ней вулкана. Она почувствовала, как покраснело ее лицо, ей стало жарко и душно. Дмитрию тоже передалось ее состояние. Но дочка еще крепко держала их обоих. Ее руки казались им цепями, родными, любимыми, но цепями, сковавшими их. А им хотелось уйти, спрятаться от всех, даже от нее, чтоб дать волю чувствам, их переполнявшим.

К костру подошел Вильдам, взял гитару, тихо запел. Света ослабила свои объятия, обернулась к нему.

- Дядя Виля, мы теперь будем жить все вместе с папой и с мамой. Вот только еще не решили: здесь или к папе поедем, на Север, у него там всю зиму ночь, а вместо солнца на небе горит северное сияние, как светомузыка, только лучше.

Вильдам поднял на них взгляд. В глаза ему сразу бросилась напряженность поз Дмитрия и Ирины, выступивший на лице пот и горящие в свете костра глаза, устремленные друг на друга. Что с ними, понять мог любой дурак, и Вильдам пришел им на помощь:

- Светик, иди сюда ко мне, расскажешь все подробно, а папа с мамой чуть-чуть пройдутся, им надо обсудить, где вы будете жить.

- Я тоже с ними пойду.

- А кто же мне все расскажет? Да и Татьяне надо все сообщить.

- А! Ей не до нас, она все с Сашкой целуется, - нехотя отрываясь от родителей и перебираясь к Вильдаму, проворчала Света.

- А вот и нет. Вовсе мы не целуемся, - прозвучал из темноты со стороны тента голос Татьяны, - и к костру подошли Саша с Таней и Катя.

Дмитрий с Ириной поднялись и нерешительно встали, оглядываясь. Вильдам подозвал Диму и что-то шепнул ему на ухо, указывая на орешник.

Светлана уже делилась с Таней своим достижением, будто бы она уговорила папу и маму жить снова вместе, и принялась рассуждать, где же лучше им поселиться. На "семейном совете" решили, что лучше папе приехать сюда, а северное сияние они просто съездят посмотреть зимой. Вильдам с Катей не вмешивались. Катя прижалась к отцу спиной, взяла у него гитару, она тоже уже научилась на ней играть и пела низковатым бархатным голосом, подражая Пугачевой. Она запела песню из "Иронии судьбы..." на стихи Беллы Ахмадулиной:

"По улице моей, который год

Звучат шаги, мои друзья уходят...

Друзей моих медлительный уход

Той темноте за окнами угоден...

К ним подошла Елена, села рядом, запела вместе с Катей:

"О! Одиночество! Как твой характер крут,

Посверкивая циркулем железным,

Как холодно ты замыкаешь круг,

Не внемля увереньям бесполезным.

Дай встать на цыпочки в твоем лесу,

На том конце замедленного жеста,

Найти листву и поднести к лицу,

И ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,

Твоих концертов строгие мотивы,

И мудрая, я позабуду тех,

Кто умерли или, до селе, живы.

И я познаю радость и печаль,

Свой тайный смысл доверят мне предметы.

Природа, прислоняясь к моим плечам,

Откроет свои давние секреты.

И вот тогда, из слез, из суеты,

Из бедного невежества былого,

Друзей моих прекрасные черты

Появятся и растворятся снова...

Друзей моих прекрасные черты

Появятся и растворятся снова..."

Песня закончилась. Все сидели притихшие, задумчивые. Вильдам забрал у Кати гитару и запел: "Если у вас нету тети...", затем, был "Резиновый ежик с дырочкой в правом боку...", "Собака бывает кусачей...", "Голубой вагон", "Улыбка", "Я играю на гармошке" и другие детские песенки, но когда Света начала зевать, Вильдам "сменил репертуар" и запел задушевные песни Визбора о горах. Света быстро уснула, устроившись на коленях Тани и Саши. Вскоре вернулись Дмитрий с Ириной, глаза их сияли, с губ не сходили улыбки. Они быстренько перенесли спящую Светланку в машину и вернулись к костру. Дмитрий положил руку на плечо Вильдама и слегка его сжал. Вильдам, усмехаясь, похлопал его по руке.

У костра сидели еще часа два. Постепенно ряды полуночников редели: сначала ушли в палатку Саша с Таней, она почти уснула у него на коленях. Затем стала дремать Катя, ее Елена проводила в машину, она не опасалась, что Катя разбудит маленькую Машеньку, обе спали крепко и спокойно, Катя даже могла проспать ночь на одном боку. А места в машине было достаточно.