Свод (СИ)

— Хорошо, — продолжал Война, — тогда я, идя вразрез с вашими прелюбодейскими выходками, и имея-таки тайное желание испортить вам это игривое настроение, поведаю о том, что пан Альберт, я и ещё двое людей накануне едва не расстались с жизнью. Разумеется, Свод, вам в ваших вчерашних пьяных делах тоже в коей-то мере приходилось несладко, однако именной сейчас осмелюсь вам напомнить о том, в чём совсем недавно вы мне клялись. Итак, вы помните? — О! — С досадой воскликнул Якуб. — Ваш взгляд говорит сам за себя. Хорошо, мой друг, теперь представьте, каково мне? Одному богу известно как оно будет дальше, но, по крайней мере пока, это мне постоянно приходится спасать вас от всевозможных неприятностей, хочу заметить, в том числе и сейчас, Ричи.

Война неоднозначно кивнул в сторону панны Ядвиги.

— Я прошу прощения у дамы…, — Якуб коротко поклонился женщине, ровным счётом ничего не понявшей из длинного и живого разговора двух мужчин, — …за крайне резкий тон. У вас же, Свод, я прошу его за то, что позволяю себе нескромность, напоминая о долге, но видит бог вы, Ричи, как видно, из породы тех людей, что, случайно оказавшись возле пещеры медведя, вместо того, чтобы тихо уйти, непременно пойдут будить лютого зверя. Не далее, чем вчера судьба давала вам возможность оплатить долг и сделать большое хорошее дело. Вы выбрали иное, совсем не благое и что самое худшее, уже сегодня упрямо продолжаете идти в том же, полном греха направлении…

Ведь так, панна Ядвига? — Война премило улыбнулся и, получив в ответ не менее лучезарную улыбку, впряжённую в дежурный ответ: «О, конечно, сэр…», окончательно убедился в том, что панна ничего не понимает из прозвучавшего ранее.

Свод, — продолжил Якуб, — бросьте заниматься ерундой. Сегодня днём, а в особенности вечером я буду сильно нуждаться в вашей помощи.

Ричи вскинул брови:

— Чёрт побери, Война, вы всё же решили творить облогу и изловить этого призрака?

— Нет, Ричмонд, сейчас не до облоги. Да и в поимке Юрасика на вашу помощь я уже и не рассчитываю. Дело в другом, сегодня вечером мы поедем на встречу с Базылём Хмызой…

От нахлынувшего волнения англичанин даже задержал дыхание:

— О, это по мне…, — не без удовольствия выдохнул он.

— Панна Ядвига, — оставляя без внимания последовавшую сразу за этими словами браваду Свода, обратился Война по-польски к госпоже Патковской, которая всё это время растерянно вслушивалась в сыплющиеся, словно горох иностранные слова, — скажите, пан Альберт ещё не приходил в себя?

Панна Ядвига медленно приосанилась и, оглянувшись на лежавшего позади супруга, ответила:

— Нет, пан Война, но он стонал. Думаю, что это говорит о том, что скоро пан Альберт будет с нами…

В этот момент до панны стал доходить смысл недавнего разговора иностранного господина Свода и молодого хозяина мельницкого замка. Она запоздало поняла, как опасна подобная легкомысленная неосторожность для сорокалетней женщины, лишённой достаточного мужского внимания.

В её взгляде стала ясно читаться слабая тень раскаяния. «О, простите, пан Война, — говорили её глаза, — я была неосторожна. Надеюсь, вы ничего не расскажете пану Альберту? …Но, если и расскажете, то мне плевать…».

— Панна Ядвига, — задумчиво произнёс Якуб, — внутренне улыбаясь, ставшему для него откровением, игривому нраву госпожи Патковской, — дела вынуждают нас с мистером Сводом покинуть вас. Скажите, пока ещё не время завтрака, ничего не будет плохого, если я прикажу подать вам что-нибудь перекусить?

— Вы очень добры, пан Война…

— Хорошо…, — Якуб, дождался, когда англичанин выйдет в коридор, и только после этого почтительно поклонился даме и отправился следом за ним.

[i] «Чорная кроў рассмакталася» (бел.) — чёрная кровь рассосалась.

[ii] — На молодом пане большой испуг, надо заговорить, а то будет нехорошо. Я что могу сделаю, а что нет, завтра с утра отвезите пана на Кавальский хутор к Варваре. Она сама никуда не поедет, старая уже, чуть шевелится, а без нее здесь не обойтись, ведь с нечистым она лучше управляется.

[iii] — Пан Свод днем хорошо налакался. Сразу спал, а потом его начало сильно мутить. Он, может, уже раз пять вставал. Из него летит живое вино. Весь испачкался. Я его одежду отнёс, чтобы женщины постирали, вот после него пол мою….

[iv] — ...уже не чаяли увидеть вас живым. Там, возле Жерчиц, как только поднялись на откос, вы и пан Альберт поехали дальше, а я за вами. Вдруг слышу, что позади меня тишина, оглянулся, а Глеба уже нет. Только я открыл рот, чтобы вас позвать, что-то вонючее меня подхватило, ну и понесло вверх! Только я и видел, что кусочек неба. Известно же, привидения-то невидимы. А потом этот …меня бросил. Так, поганец, грохнул о землю, что я уже успел и с умершими родителями поздороваться. Как очухался, осмотрелся — весь в крови. Вся шкура крестами порезана, будто какой-то сумасшедший меня не как человека, а как разделанную свинью ножом кромсал (хотя «крэмзаць», это скорее криво, некрасиво писать)….

[v] Тлусцень (бел.) — иногда так называли сальный, жировой светильник.

ЧАСТЬ 2 ГЛАВА 1

ЧАСТЬ 2

ГЛАВА 1

Чуть свет у ворот замка появился всадник. Это приехал Франтишек Жыкович, сын мельницкого старосты. Пан Станислав, отослав накануне своих людей в имение, не удосужился с ними передать весточку тяжело переживающей его отсутствие супруге и сыновьям.

Трудно даже себе представить какие разговоры ходили утром в окрестностях Мельника. Каждый из тех, кто ездил со старостой в лес привнёс в рассказ о произошедших там событиях что-то своё, добавив этой панской «охоте» столько загадочности и значимости, что бедная панна Мирослава, супруга старосты, всю ночь не могла найти себе места.

Жыкович холодно встретил взволнованного сына, смотревшего на него и пана Войну так, словно те только что вернулись из преисподней. Конечно, он сразу заметил в округленных глазах своего потомка ещё и мольбу остаться и поучаствовать в тех событиях, о которых шептались буквально все, но благоразумие старосты было против, поэтому вскоре раздосадованный отказом Франтишек, получив указания следить за здоровьем матери и за порядком дома, удалился, а пан Станислав, будучи человеком обязательным, сразу же после завтрака стал настаивать на том, чтобы молодой пан съездил на Кавальский хутор к Варваре.

Якуб какое-то время отнекивался, ссылаясь на то, что он просто обязан проследить за тем, чтобы Глеб и Пятрок получили должный досмотр, ведь вот-вот должен был приехать замшанский доктор Симони — итальянец, к врачевательству которого относились с уважением.

Староста, выслушав отговорки молодого Войны, продолжал стоять на своём, пообещав взять на себя всё, что касалось доктора, лишь бы перед вечерней встречей с Хмызой молодой пан Война смог избавиться от скрытого душевного недуга, о котором говорила Климиха.

— Вы хотите позаботиться о пострадавших? — спрашивал староста. — Тогда непременно езжайте к Варваре. Ведь если она вам поможет, мы тогда и Глеба с Петром к ней свозим …

Время шло. Осенние дни и без того коротки, …особенно когда небо затянуто тяжёлыми шторами туч. Якубу трудно было что-либо возразить на многочисленные доводы пана Станислава, да и Климихе, неоднократно в течение её долгой жизни доказавшей их роду свою преданность Война доверял всецело. Если она говорила, что нужно съездить на кавальские хутора, значит, так и следовало сделать.

Так или иначе, а ближе к полудню Война, всё же возложив на плечи пана Станислава свои домашние заботы, выбрался в путь. Якуб намеревался отправиться один, но, едва узнав о том, что молодой пан собирается куда-то ехать, за ним увязался Свод, у которого, как видно, наконец-то после пьянок проснулось его захиревшее чувство долга.

Так думал максималист Якуб, но на самом же деле Ричмонду просто хотелось развеяться. До хуторов было всего-то около трёх миль прямого пути. Чем вам не прогулка? Тем более что сегодняшнее небо уже не сыпало поганой моросью, а раскисшая от дождя земля за ночь ощутимо подсохла.