Кубанский шлях (СИ)

- Вот, сынок! Ни детей, ни внуков у нас со старухой нет - всех Господь прибрал, - прекрестившись, невесело вздохнул дед Трифон, - что ж, такое казачье добро будеть ветшать у рундуке?!

Он, указывая на сундук, с печалью в голосе произнёс:

- Вот, Стёпушка, смотри! Тута и моё, и сыново.

Глаза старика увлажнились.

- Мы со старухой поговорили и решили: тебе подойдёть. Сынушка у нас был тожеть могутный, да и я в молодые года с тебя был - он попытался выпрямить согбенную спину, но не получилось. Старик махнул рукой своим мыслям и обратил взор на сундук, содержимое которого напоминало ему тревожную боевую жизнь. Он бережно тронул ладонью чёрную смушковую папаху, лежащую сверху и густо посыпанную листьями ореха от моли, а Манефа зашмыгала носом и протёрла фартуком глаза.

- Таперя усё тута твоё, Степушка, - закрыл сундук Трифон и погладил его, будто попрощался с живым человеком.

Затем дрожащей рукой снял со стены черкесскую шашку в потёртых ножнах и, поцеловав её лезвие, протянул молодому казаку:

- Бери, Степан, и она твоя. И защитить, и страх на врага наведёть. Береги её и помни: шашка для казака - та же рука.

Степан бережно принял подарок и тоже поцеловал его острое лезвие.

Трифон натужно пододвинул к Степану сундук и хриплым от волнения голосом проговорил:

- Отдаю тебе вместе с рундуком. Вот, Степан! Пользуйся!

Как отблагодарить стариков за доброту их! Степан почти забыл нежность далёкой, с детства, бабки своей и ласковый взгляд Мокеевны. А больше, пожалуй, никто парня по-родительски и не жалел. У Степана защемило сердце - и как кто-то толкнул его в спину. Степан упал перед Трифоном и Манефой на колени:

- Благословите, отец, мать! Вы мне не родные по крови, будьте названые.

Старики растрогались. Их щёки опять заблестели слезами.

Но дед Трифон всё же, как смог, выпрямился, приосанился и с достоинством выдохнул:

- Да будеть так!

Он пригладил бороду, усы и распорядился:

- Мать, неси икону.

Старик снова открыл сундук, засунул руку на дно и вытащил плётку.

- Ну, терпи, казак, атаманом будешь!

Замахнувшись, дед Трифон ударил Степана ногайкой три раза по спине, причём довольно больно, громко и торжественно каждый раз приговаривая:

- Как сына учил, так тебя учу. Будь же мне сыном.

Аккуратно положил плётку на место со словами: "Казак без нагайки - что монах без молитвы", - и взял из рук старухи икону Спаса на престоле. Троекратно перекрестил Степана:

- Бог благословляеть, и я благословляю.

Баба Манефа тоже перекрестила его и нежно поцеловала:

- Благословляю тебя, сынок, на ратный путь, на счастливую, долгую жизнь.

Так у Степана появились названые родители. А это куда дороже, чем казачья справа. Хотя справа - тоже очень хорошо.

11. В Копыл

У Агафона впервые обозначилась цель, а вместе с ней появилась и забота. Он подумать не мог, что всю свою силу, мощь бросит на возведение храма. Да, и вообще, разве раньше он думал, жил? А ныне уже согласовал с народом место для церкви - на возвышении, у излуки реки; наречётся же храм именем Иоанна Крестителя. Строительный материал - камень. Камня предостаточно на берегу и на дне реки, которая принесла его с гор. Казаки уже навозили на строительную площадку кучи его.

И средства собираются бойко, Чернецов приказал никому не "жадовать". Да люди сами несут! Всем хочется быть поближе к Господу. Хватит и на строевой лес, и на оплату труда мастеров, и на часть колокола уже собрали. Правда, были казаки не очень охотно жертвовавшие на храм.

Когда зашли Агафон с Сидором к Брылям, закрутил, было головой старик, видно, не хотел расставаться с денежками - по своей природе скупидомской. Сообразительный Сидор безразлично, вроде, в сторону, проговорил:

- В народе говорят, что если у тебя есть много хлеба - заводи свиней, и ты станешь богатым, а если у тебя завелись грошенята-деньжата, - построй храм Божий, и ты приобретёшь уважение и почёт.

Семён Ерофеевич засуетился, кликнул жену и велел на стол подавать, а сам вышел. Когда уже все сидели за столом, он торжественно вручил Агафону мешочек с серебряными гривенниками и спросил, будут ли выбиты на стене храма имена жертвователей.

- Непременно, Семён Ерофеевич, - подтвердил дьякон, с признательностью принимая дар.

Сейчас Агафон спешил к атаману. Приближалось время поездки в Копыл за мастерами, а правление ещё не решило, на чём он поедет и кто его будет сопровождать.

Чернецов встретил Агафона приветливо:

- Слыхал, слыхал, как ты трудишься для обчества. В Копыл собираешься?

-Да, Пётр Максимович. Но один не поедешь. Я везу деньги: на материалы, на задаток мастерам, литейщикам.... Надобны телеги, возницы, охрана - а это целый обоз!

- Не печалуйся, отец Агафон. Для благого дела расстараемся. Будеть тебе обоз! Я подготовлю и письмо, куда следуеть, попрошу о священнике. Ты ж не сможешь служить в храме?

- Божьей воли не переможешь!

- Ты и так печёшься о храме более всех. А что народ увидит, то и Бог услышит, дьякон.

- Не зови меня дьяконом, атаман, не достоин сего чину, - отвёл взгляд Агафон.

Знойный июльский день начинал жарить с утра. Обоз провожали всей станицей. С напутственным словом к отъезжающим обратился Чернецов:

- За ради святого дела едете, казаки. От вас зависить, будеть у нас Божий дом али нет. Езжайте осторожно, в драки не ввязывайтеся. Слушайтя Агафона: он знаеть, что делать. Ну, бывайтя, с Богом!

Обоз сопровождала дюжина казаков. Сначала хотели обойтись меньшим числом людей, но у некоторых нашлись и свои дела. Кто что-то вёз на продажу, Фрол Цыганов и Ерофей Брыль ехали в лавки за справой, у Сидора Шерстобитова крестник брал невесту из Копыла, он ехал на рукобитье.

Казаки отправились лошадьми, взяв в кольцо возы. Конечно, лучше бы запрячь в них выносливых волов. Но предстояла переправа через реку Протоку, на которой стоит крепость, а если не будет парома, кони на броде окажутся сподручнее. Агафон сидел на первой телеге с возницей Фокой Авдеевым, строгим и обстоятельным казаком средних лет. Тот уныло что-то ворчал, сбивая Агафона с мыслей.

Сидор вместе с вёртким Ерошкой Брылем время от времени срывались с места и устремлялись вперёд - разведать дорогу. До Копыла почти две сотни вёрст. Попробуй их проехать, чтобы не ввязаться в драку!?

Ехали третий день и изрядно подустали. И тут к обозу подскакали разведчики, и Сидор возбуждённо воскликнул:

- Есть дуван, казаки! За тем пригорком нагаи гонять гурток лошадей, голов сорок - пятьдесят. Табунщиков пятеро. Отбить у них коней ничего не стоить, а нам приварок!

- Тай на церкву будуть гроши, - добавил Мишка Держихвост, правивший вторым возом.

- Ну, же! - гарцуя перед товарищами, выкрикнул Ерошка, нетерпеливо поглядывая на старших.

Молодые казаки бросились к Агафону:

- Опасно, - покачал головою дьякон, - вы слыхали наказ атамана? Однако пристально посмотрел в глаза Сидору и, ухмыльнувшись чему-то своему, махнул рукой:

- Всё получится. Давайте, с Богом!

- Не робей, воробей! - воскликнул Фрол и стал рядом с Сидором, - я с вами!

А тот уже распоряжался:

- Возницы и три казака постарше остаются. Остальные за мной!

Фока осуждающе посмотрел на Агафона:

- Зря, отче, им разрешил. Молодые, горячие.... Наломають дров....

- Всё обойдётся. Нагаев пятеро, значит, сами по себе, не ордой. Сидор - опытный казак, и у него хватит ума не драться, а пострелять их, как перепелов.

Агафон и Фока выжидательно вглядывались в горизонт. Тут действительно раздались выстрелы, и вскоре из-за пригорка появился табунец, сопровождаемый молодыми станичниками.

- А кони казачьи, - отметил Фока, - маштаки-то с хвостами чёсаными. Наших кого-то ограбили, поганые. Татьба, усю жизню татьба. И когда успокоятся, - ворчал он, и было непонятно, кого он имел в виду - ногайцев или своих.

- Як дэлыть будэмо? - гарцевал довольный Ерошка.