Летящие к солнцу 1. Вопрос веры (СИ)

- Вероника, - громко и четко произнес я. - Viva la muerte.

- Поняла.

Я увидел, как она одним движением развалила целую толпу триффидов и повернулась ко мне. Ствол пистолета уперся в лоб.

- В затылок вернее, - предупредила Вероника.

- Как скажешь.

Я повернулся, но уже на середине маневра что-то изменилось. Какой-то звук, помимо треска и шелестения триффидов, помимо рева возбужденной толпы, помимо неистового ритма, выстукиваемого готовым остановиться сердцем.

- Он пришел! - разлетелся над залом голос Джеронимо. - Когда надежда иссякла, он пришел, чтобы спасти своих друзей! И в летописях он сохранился, как Джеронимо Победитель Триффидов!

Этот ужасный, чудовищный звук - наконец-то я узнал его! Шарманка, динамо-машина - в общем, то самое устройство, которое накрепко сплелось в воображении с образом Джеронимо.

Я поднял голову. Один балкон почти пустовал. На перилах стоял Джеронимо, исступленно вертя ручку, а за спиной у него суетилась Мышонок с огроменной оцинкованной бочкой.

Но самое интересное касалось триффидов. Они потеряли к нам всякий интерес. Как завороженные, один за другим, обращали подсолнухи к балкону, будто прислушивались. Вот один робко стукнул в ответ, другой, третий - будто пытались возразить. Но треск шарманки звучал безапелляционно. И триффиды смирились. Они текли к балкону, огибая нас с Вероникой (она все еще держала пистолет у моего затылка). Новые и новые волны подсолнухов двигались в направлении звука. Неисчислимые множества...

- Ты готова, любовь моя? - воскликнул Джеронимо.

- Да, мой прекрасный принц! - Так мы впервые услышали тонкий и забавный голос Мышонка.

- Тогда давай. Во имя фотосинтеза!

Мышонок брякнула на перила толстую пластиковую трубу, соединенную с бочкой гофрированным шлангом. Потянулась ногой и носком туфли нажала что-то на самой бочке.

Белая струя вырвалась из трубы. Мышонок направляла ее в потолок, под самые лампы, похожая на маленькую пожарницу.

- "А поутру, - голосил Джеронимо, - лежала роса около стана. Роса поднялась, и вот, на поверхности пустыни нечто мелкое, круповидное, мелкое, как иней на земле"!

Струя рассыпалась в воздухе на крупные хлопья, которые медленно падали, кружась, как снежинки в рождественской сказке. И триффиды тянулись навстречу, приподнимались на корнях, простирали листья, задирали подсолнухи.

- Во имя Господа Бога всемогущего, что в благости своей заботится о каждой твари, земной и подземной, я даю вам хлеб ваш насущный! Славьте бога единого! Постучите в его честь!

И триффиды стучали, стучали загадочными отростками. Хлопья падали на листья и впитывались. Каждый благословленный этим касанием триффид вздрагивал и отходил от собравшихся на свободное место. Могучие корни вонзались в землю, и растение замирало. Поникал безвольно ядовитый отросток.

- Обалдеть, - вполголоса произнесла Вероника.

- Ты будешь стрелять? - поинтересовался я.

- Что? А, прости, нет, конечно.

Ствол исчез. Я с трудом набрал воздуху в стиснутую будто стальным обручем грудь и сказал:

- Ты не понимаешь, он ужалил меня...

Я почувствовал, что падаю, но самого падения уже не запомнил. Будто рухнул в океан тьмы. Прохладный такой, освежающий и нежный.

Но даже в черных небесах над черным океаном, волны которого меня баюкали, горели вместо звезд желтые цифры: 19:20:53. Последняя цифра все время менялась. Видимо, раз запустив эти воображаемые часы, я уже никогда от них не отделаюсь. Интересно, папа не будет возражать, если они расположатся прямо под надписью "Who cares?" В конце концов, я ведь имею право вносить коррективы в интерьер.

- Ты заткнешься или нет? - Громом прогремел голос Вероники. - Его триффид ужалил!

Я увидел ее саму - огромное изображение, во все небо. Согнувшись, она тащила... Хм... Наверное, меня. Значит, у меня открыты глаза? Странно.

Что-то говорит Джеронимо. Вероника бросает меня, поднимает пистолет.

- Слушай, братец, вынимай-ка свои гениальные мозги из жопы и делай чудеса! Потому что если он сейчас тут дуба врежет - у меня как раз две пули остается.

Все заслонила страдальческая рожа Джеронимо.

- Николас, - жалобно протянул он. - Эта престарелая грымза не хочет верить, что ты в норме. Я понимаю, что ты только-только получил дозу, но, может, хоть моргнешь, чтобы дать этой бестолочи понять, что умирать не собираешься?

Рядом с ним появилось обеспокоенное лицо Вероники. Не знаю уж, какие страшные ресурсы я задействовал, но, кажется, моргнуть получилось.

- Видишь? - посмотрел Джеронимо на сестру. - Он в порядке, потому что заранее принял антидот.

- Какой еще антидот? - недоумевала Вероника.

- Семечки. Пока ты орала на меня в лаборатории, он вышелушил из Фрэдди почти все семечки и, видимо, большинство сощелкал. А это - единственное противоядие, превращающее яд триффида в какой-то психотропный препарат. Кстати, раз уж его открыл я, имею право наименования. Препарат будет называться - "джероним". - Тут он растопырил пальцы, как новый русский с карикатуры, и, понизив голос, сказал:

- Ты под "джеронимом", Николас. Наслаждайся.

Я сразу поверил его словам, потому что в этот миг ко мне подплыла зеленая собака на красном катамаране. Такое и впрямь увидишь только под "джеронимом".

Рядом с Джеронимо вновь появилась обеспокоенная Вероника.

- Хочешь сказать, он оклемается? Как скоро?

- Точно сказать не могу, но ближайшие полчаса ему нужно концентрироваться на чем-то реальном, чтобы мозг не перепутал, куда оклемываться. Можешь сидеть рядом с ним, держать за руку и шептать на ушко нежности. Или, если тебе неудобно, могу я. Эй, Николас, давай выбирай: если хочешь, чтобы нежности шептала Вероника - моргни сто шестьдесят четыре раза. Если я - два раза. А если хочешь, чтобы Алена показала танец медсестрички - один раз.

Я сделал все, что мог, и даже больше.

- Поверить не могу! - закатила глаза Вероника и тут же исчезла.

- Отличный выбор, дружище! - щелкнул пальцами Джеронимо. - Поверь, шоу того стоит. Ну скажи, неужели наше путешествие так уж плохо? Когда ты в последний раз закидывался наркотой и смотрел стриптиз?

Джеронимо исчез, появилась улыбающаяся Мышонок в белом халате. Наклонилась надо мной, что-то делая сзади. Не то подушку подложила, не то еще что-то - в общем, ракурс поменялся.

Мышонок отступила к двери незнакомой комнаты и, коснувшись выключателя, приглушила свет. Заиграла музыка. Хором с солистом Мышонок пропела:

- Come with me

Into the trees

We'll lay on the grass

And let the hours pass...*

Потом она расстегнула верхнюю пуговку халата, и танец начался.

* Песня "Striped" группы "Depeche Mode"

--

Глава 13

Снаружи орали. Это первое, что я понял, когда сознание начало постепенно возвращаться: снаружи немилосердно блажили как минимум человек пять, то хором, то по очереди. Разбирая поначалу отдельные слова, чуть позже - предложения, я более-менее сориентировался в происходящем. Двое - кажется, Седой и Русый - костерили Джеронимо, обещая ему за то, что он сделал, не только химическую кастрацию, но и четвертование, а потом - многократное клонирование и жестокое убийство всех клонов.

С другой стороны выступал Джеронимо. Неутомимый enfant terrible играл в защите и нападении, кажется, не прерываясь даже на дыхание. Когда говорили старцы, он декламировал стихи Библии, пел песни, рассказывал анекдоты, а как только оппоненты выдыхались, переходил в атаку и напоминал выставленные советом условия, ни одного из которых он не нарушил, а потому шли бы оба старца обниматься со своими подсолнухами.

Джеронимо поддерживали двое. Робкий и вкрадчивый голос Черноволосого почти не пробивался сквозь крики основных спорщиков, а вот зычный рев командира, обещающего лично поставить [убрано цензурой] и [убрано цензурой] в [убрано цензурой] любого сраного умника, который посмеет нарушить уговор.