Прогулки с Бесом (СИ)

"Предаться земле" - короткое и точное определение, ничего лишнего: "конец всему". У "предаться земле" был ещё один короткий и пугающий смысл: "умерла", но мать им не пользовалась, но отдавала предпочтение "преданию земле". "Предаться земле" несёт в себе незавершенность, звучало замаскировано, изящно, и не имело точности, кою несёт в себе понятное "умерла", "предаться земле" не значило полного и окончательного расчёта с видимым миром.

Причин "предаться земле" у матери было больше, чем нужно: бомбёжка на станции была? Была! Приличная? Очень даже, страшная и "яркая"": в монастыре, в пяти километрах от станции, было светло, как днём... ну, если не совсем, "как днём", то с видимостью, коя позволяла без труда видеть выражения лиц обитателей монастыря, высыпавших на улицы с желанием что-то узнать о происходившем.

Мог отец попасть под "обработку" родной авиации? Вполне, к тому и шло: верной работой на врагов отец заслужил наказание от "родной советской авиации" и повисшая в келье тревога языком матери сказала:

- Зови отца...

- Верно, только ты мог спасти отца... единственный мужчина в доме...

- Да, было, занялся тогда слабым и безобидным видом колдовства, звал отца через поддувало плиты и понять не мог: почему через поддувало, а не через основную, загрузочную дверцу? Через дверцу удобнее?

- Если бы вызывал через дверцу - вызов ушёл бы вниз, в поддувало и не достиг цели, а когда через поддувало - призыв проходил плиту, вылетал в трубу вместе с тёплым воздухом и достигал цели - отца.

- Мать перед обрядом задвижку открывала... на всю... Когда топила плиту - открывала немного, а когда отца звал - полностью...

Низко наклонившись, дверцы поддувал высоко не делают - тихо говорил в тёмный проём поддувала:

- Папка, иди домой... - призыв повторялся трижды.

Вызывая отца - обратил внимание: звуки бомбёжки доносились из поддувала. В отличие от матери, страха за отца не испытывал и улёгся спать с чувством хорошо сделанной "магической работы".

А утром... Утром в келью ввалился отец увешанный сумками, торбами и мешками! С улыбающимся лицом! Слава богу - жив!!! Главная радость - жив, а что было в сумках мешках и торбах - так, дополнение к основной радости:

- Жив отец! - или радость от принесённого отцом добра в мешках и торбах было "первой" радостью, а полная отцова сохранность шла следом за добытым добром? Что в мешках!? Откуда!?

- Оттуда! Пришёл из Рейха эшелон с подарками для воюющих, чтобы доблестные воины Рейха могли вдали от родных очагов отпраздновать великий праздник всех христиан Земли: рождество Христово.

И как атеистическая советская армия и её доблестный воздушный флот могли позволить веселиться врагам на захваченной совецкой земле!? Как отказаться от порчи настроения захватчикам!? Не бывать тому! - и краснозвёздная авиация поднялась в ночное небо...

Заподозрить советскую авиацию в том, что целью налёта на станцию был только эшелон с рождественскими подарками из Рейха - не могу. Думается, что основной задачей советского командования было "уничтожение живой силы и техники противника", а эшелон с подарками для солдат Вермахта попал "под горячую руку", "сверхплановым" Но каковы были основные причины ночного налёта советской авиации - ни один военный историк сегодня сказать не может.

Кроме приятного эшелона с подарками на станции были и военные грузы, а какие - об этом остаётся гадать. Были цистерны с горючим, и это они так ярко озарили свод небесный над монастырём! Настолько ярко, что насельники могли видеть выражения своих лиц. Что такое четыре, или пять километров от монастыря до станции, где было чему гореть?

Что творилось на станции в ночь перед Сочельником - об этом коротко рассказал отец, а я, плюс бесовские "дополнения, уточнения и фантазии" - переведу рассказ отца: в полученном через беса сообщении он дозволил

делать с рассказом всё, что наша пара сочтёт нужным:

- Только не особо врите...

- Всё в меру, всё в меру... кроме выпивки...

Глава 100 .

Глава

"...смещение времени и пространства..."

Ужасные события увиденные в зиму сорок первого-второго излагаю в конце повести, а по писательским законам следовало пустить в начале ноября месяца, но не в августе сорок третьего. Истинную причину сбоя объяснить не можем, а имеющаяся выглядит так:

любую главу повести можно рассматривать самостоятельным коротким рассказом о днях оккупации без привязи ко времени,

Окончание прогулки в зиму сорок второго грустное: как-то вырвавшись из окружения в четырёх стенах с большим боем за овладение валенками сестры, а "бой" происходил солнечным утром, преодолев любовь сестры к валенкам и завоевав их на время, радуясь победе и не задумываясь о направлении прогулки - двинулся в город. Улица, по которой ноги несли засидевшееся тело - с уклоном, и процесс несения совешался лёгко и свободно.

Ах, недокормленное детство, может потому лёгкое, подвижное и счастдивое!

Курс обучения грамоте окончился, сестра сидела дома и дарила радостные мысли братцу: "зачем ей валенки, если никуда идти не нужно"!? - наконец-то никакими условиями валенки не были привязаны к ногам сестры!

За одно проводил "ходовые испытания" нового зимнего пальто с верхом из сукна от немецкой шинели, но на русской вате.

Да простит читатель, если таковой найдётся, но гимн Пальто с "верхом" из серовато-зелёного сукна немецкой шинели

(остальное "совецкое") пропою, а если, славя предмет гпрдероба повторюсь оно того стоит. В написании гимна Пальто за помощью к бесу обращаться не стану.

Как могла попасть немецкая солдатская шинель с дыркой от пули оккупированным "советским" гражданам? Сняли с убитого, мародёрство? Живые оккупанты избавились по суеверию "не защитила владельца"!? - и никто другой не рискунл пользоваться вещью убитого?

- Не знали, что шинель с дыркой от пули приобрела волшебные свойства, не нашлось и единого знающего "две пули в одну шинель не влетают"? И если избавились от шинели с умыслом - то как? Отдали за "данке шёен? Продали? Пропили? И если пропили - за сколько посудин по ноль пять литра? И какого качества самогон? Хлебный "первач" не менее семидесяти процентов "убойности", фальсифицированный "свекольник"?

Мощные, тревожные вопросы приходят из неведомого пространства и Бес не может задержать.

Два достоинства было у обновки:

а) охраняла тщедушное тело владельца от холода,

б) и от вопросов к родителям:

- А где таким сукнецом разжились!?

Быстро добрался до центра города: катиться под гору всегда легко. Улица входила в центр города.

В центе - скверик, он и сегодня на том месте. И на подходе в сквер увидел страшную картину: на деревьях висели люди! - вот оно, начало! Вспомнились страшные разговоры, что велись среди женской половины населения монастыря до прихода врагов:

- Немцы всех перевешают! - сбывается предсказание, немцы приступили к делу, затем и пришли в город! Начали вешать с центра, а как скоро доберутся до монастыря - об этом думать не мог. Нечем было думать, на месте "думалки" прочно сидел страх страх, разбавленный каплями утешения:

"Если начали с центра - до монастыря не скоро доберутся, между сквером и монастырём длинная улица с домами! Пока всех жителей улицы перевешают - день кончится... или что-то случится и вешанье отменится? до меня не дойдут... А что будет завтра!? завтра меня повесят"!? - ввалился в келью, мать посмотрела на горящую от мороза и бега физиономию мою и спросила: