Не время для вечности (СИ)

Вспышка сияющим ранением рассекла небо и ударила в дерево. Оно воспламенилось как сухая трава, но хлынувший ливень быстро затушил его.

Я спрятался в старом баньяновом дереве, чтобы переждать, - за пару метров было ничего не видно из-за яростных струй, избивающих землю. Здесь я был под защитой древнего дерева. Лишь кроткие холодные капли долетали до меня и, падая на шею, напоминали, что я еще жив.

Как только дождь стал слабее, я поклонился баньяну и поблагодарил его, а затем, в мокрой траве отыскав нужные травы, стремглав понесся домой. Когда я вбежал в комнату, весь мокрый, то увидел, что Асури обтирает сестру прохладной водой, а та мирно спит.

- Ее жар спал, - сказала она, но я все равно растолок листья лечебных растений с небольшим количеством воды и смазал этой пастой лоб Нандини, шепча мантры.

Мы не спали всю ночь. Сидели рядом с постелью моей сестры и почти не говорили, боясь потревожить ее сон.

Утром Нандини открыла глаза. Она сказала спокойно:

- Отца больше нет. Его убили на площади, как животное. И снова закрыла глаза, из уголков ее глаз сочились слезы.

- Иди отдохни, Джагай, - сказала она, и ее слегка рассеянный взгляд упал на Асури, которая сидела рядом с покрытой головой.

- Кто эта девушка? - голос у Нандини был совсем слабый.

- Это Асури. Моя невеста. Я хотел рассказать все отцу, но не успел.

- Что с тобой произошло, Асури? Я чувствую, что ты была в большой беде.

Асури посмотрела на меня, словно решая, стоит ли рассказывать, но я попросил ее:

- Пожалуйста, любимая, расскажи.

И Асури рассказала, как побежала домой, когда мы расстались у моста, и нашла своего отца мертвым. Как соседский мальчик рассказал ей, что меня взяли под стражу и, проведя ночь в своей полуразрушенной хижине, она утром пошла в город.

Как Хираньякша издевался над ней ночью и как обрезали ее косу и сбрили волосы, а потом отпустили.

Я слушал ее рассказ с болью, тупой болью в межреберном пространстве. И я хотел так любить, как она любила. Я хотел отплатить ей за любовь. Разве стоила моя ничтожная жизнь ее великой жертвы?

Сестра слушала Асури с большим вниманием, но в конце рассказа устало прикрыла глаза и снова заснула.

Мы тихо вышли из хижины и, ни слова не говоря, дошли до леса, где так часто раньше предавались юношеским играм.

- Асури, то, что ты сделала для меня... Я в неоплатном долгу перед тобой.

Она грустно посмотрела на меня, но глаза ее сияли особенным светом:

- Не говори так, Джагай, я люблю тебя, и не могла поступить иначе. Ты моя жизнь.

Я обнял ее.

На следующий день мы провели простой погребальный обряд для наших отцов, а через месяц свадебный.

Нандини полностью поправилась'.

В Ришикеше

Она зашла в душевую, совмещенную с туалетом в индийском стиле: в полу зияла дыра, с потертой фаянсовой вставкой.

Иша очень устала и мечтала о горячем душе. Йогиня сказала, что вода есть. С надеждой Иша встала под душ, висевший над головой, - потекла горячая вода, и она с наслаждением постояла с минуту, позволив слегка обжигающим струям скользить по коже, а затем взяла гель и, выдавив на руку чуть больше, чем обычно, начала намыливать грудь.

С улыбкой она заметила, что слева, в подмышке, образовался большой мыльный пузырь. Она смахнула его рукой, но пузырь приклеился к ладони.

Иша приложила левую ладонь и стала сжимать его между руками. Вместо того, чтобы лопнуть, пузырь просочился между больших пальцев. Какое-то время она забавлялась этой игрой, а затем просто легонько прихлопнула его.

'Пожалуй, иногда, нужно поступать как этот пузырь. Обстоятельства давят с двух сторон, а ты такой раз - и в боковой ход. Может, именно это и имел в виду Бродский, когда цитировал странную фразу одной неизвестной сумасшедшей: 'Лучший путь - сквозь'.

Иногда нужно просто просочиться сквозь пальцы хитрым пузырем времени, оставив другим их мысли и чаяния. Главное не оставаться пустым долго, а то тебя прихлопнут...'

Она снова подумала о Ясоне.

Иша внутри чувствовала, что он правильно поступил, но вместе с тем была и в некотором смятении. Подобное смятение можно почувствовать, если кушать сладкий сочный арбуз где-нибудь в горячем южном городе, перепачкаться в липком соке, а затем понять, что негде помыть руки и лицо и даже вытереться-то нечем.

Она вышла из душа, чувствуя, что это освежило ее после долгой дороги.

Иша села на кровать и подтащила к себе рюкзак. Порывшись в его недрах, она достала тетрадь в твердой обложке и черную гелевую ручку 'пилот'.

На красиво разлинованной первой странице она написала заглавными буквами 'ПЕСНИ ОБ ИНДИИ', а затем, немного подумав, стала быстро записывать ровным почерком свои впечатления:

'Индия - это страна, где вместо супермаркетов на каждом шагу - храмы. Теперь мне кажется, что в России храмы превратились в супермаркеты.

Так и представляю себе гигантский алтарь, на котором поклоняются замороженной курице, задохнувшейся неделю назад 'свежей' рыбе и мясному фрикасе в пластиковой упаковке.

Здесь все иначе, я не берусь судить, как правильно, но это 'иначе' мне очень по душе, потому что я чувствую себя так, как предписывает правило трех О: Отлично, Освежающе, Офигенно. Если для того, что с тобой происходит, можно применить хоть одно это слово - продолжай двигаться в том же направлении.

Сегодня я весь день провела в дороге. Тряслась в небольшом автобусике с низкими, жестковатыми сиденьями, обтянутыми коричневым дермантином. Такие у нас в городе я застала только в глубоком детстве и никогда не могла представить, что в подобных повозках с мотором можно путешествовать, без риска отстучать себе по меньшей мере точку, принятую называть пятой.

Однако первое впечатление ложно, автобус этот показался мне комфортабельнее любого европейского двухэтажного буса с туалетом и кондиционером.

Так славно было ехать и смотреть в окно на пыльные дороги, на делийский смог, который постепенно рассасывался в полях, позволяя нам вдыхать чистый воздух.

Попетляв немного в городских трущобах с их грошовой и неопрятной жизнью, удивляющей белого человека прежде всего одной мыслью: 'Разве можно жить так?', автобус вывернул на широкое, четырехполосное шоссе и мирно погнал в Ришикеш, где ждала меня интересная и загадочная Йогиня О.

Круглые лепешки из навоза, разложенные на полях для сушки; перетянутые веревками деревянные уличные каркасы кроватей а-ля жесткий гамак, на которых отдыхали вечерние старики; зеленые каналы цвета свежевыжатого сока из сахарного тросника; буйволы, тянущие за собой громадные повозки, нагруженные тюками сена до верха и даже еще выше, а иногда еще чем-то: ветками, индийскими громкими звуками, твоей любовью; ярко разукрашенные целиком грузовики с надписями на английском - все это и еще тысячи мелочей я пропустила через свои глаза, привыкшие красть у реальности ее обыденную, но при этом бесценную красоту, и теперь чувствую приятную визуальную сытость.