Замыкание (СИ)

Яков показал на серое здание с пыльными окнами:

-Там моя мастерская, на печи, ее не остужают до конца, так что не мерзну.

- На печи? Как в сказке про Иванушку - дурачка, - засмеялась она, он тоже.

Они вошли в цех через широкие ворота, густая пыль туманной завесой закрыла пространство. Как дышать, если нет воздуха? Но Яков шел уверенно, и она подавила начавшийся приступ удушья.

Не заметила, как они очутились на площадке, залитой солнечным светом, льющимся из окон от пола до высочайшего потолка с конструкциями, как под куполом цирка. Невольно приостановилась, наблюдая, как женщина в серой спецодежде и варежках вытаскивала из-под пресса ровный кирпич из серой глины. Софья заворожено наблюдала за механическим процессом.

- Как, нравится? - спросил Яков, - И так всю смену.

- А если замешкается? Или пресс ускорится?

- Останется без руки. Это вам не театр. Смотрите под ноги.

Но поздно, споткнулась о рельс, Яков успел, удержал, на секунду прижав к груди, сверху донесся звон, она подняла голову и увидела, как по воздуху неслась в их сторону клеть с серыми кирпичами. Испугавшись, она пригнулась, из кабины крана ей махал машинист с белозубой улыбкой.

- Веселый народ здесь работает, тепло, деньги платят, и никто не пилит как дома, - объяснял Яков.

- А начальники?

Он пожал плечами:

- Это зло неизбежное, но замены человечество еще не придумало.

Они попали в полосу сильного потока воздуха, ворота были открыты, и из цеха выезжал состав платформ с оранжевыми кирпичами.

- Скоро начнут новые заготовки загружать в печку, - пояснил Яков и показал на темную дыру, из которой пахнуло жаром. Софья заглянула внутрь. Сверху лился слабый свет, и она разглядела у задней стены женщин в суконных юбках поверх теплых штанов, в ботинках мужских размеров, в стеганых куртках и толстых рукавицах. Лица замотаны цветастыми платками как у восточных женщин.

- Жуть! Как в аду!

- Печь не должна остывать, вот и приходится им заматываться во что попало. Нам сюда, - он показал на металлическую, почти отвесную, лестницу и стал по ней подниматься.

"Хоть бы спросил, боюсь ли я высоты", - тоскливо подумала она, стараясь смотреть только на его ботинки. Прошли пролет, он постоял на площадке, подождал ее, второй пролет, и дальше вверх без остановки: ритмичные металлические звуки как размеренный цокот коней с всадниками - победителями, вступающими в осажденный город, - киношный шаблон, но придал ей храбрости. Они поднялись на ровную цементированную площадку, от нее исходило приятное тепло, немного прошли и остановились возле узкой металлической двери: на ярко желтом фоне корчился багровый череп с сигарой в зубах.

- Моя работа, - похвалился Яков и провел ладонью по лысине.

Она засмеялась, шагнула через порог в узкое и длинное помещение и почувствовала пристальный взгляд: со стены смотрел Декарт.

- На шум не жалуется?- она показала на портрет.

- Зато тепло.

Под портретом были навалены плакаты в рулонах и деревянных рамах, картонки, исписанные чертежным шрифтом. Листы ватмана, изрисованные линиями, стрелами и человечками, занимали проемы между окнами. Она смотрела на неуклюжих рабочих в спецодеждах с кирками и лопатами и не понимала, что здесь делает Яков. Если он художник, должен писать картины. Или на худой конец - декорации к спектаклям.

За стеной что-то угрожающе гудело, внизу грохотало, что-то включалось с завыванием, и пол под ногами мелко дрожал.

- Вся эта тряхомуть - моя работа. Обновляю таблицы и указатели. Пишу плакаты и транспаранты для украшения праздничной колонны. Наш цех на демонстрации идет отдельной колонной, представляете, такая честь, - он усмехнулся, - поэтому меня и взяли.

Неожиданно зазвонил телефон.

- Да, делаю, делаю, говорю же вам, никто мне не мешает, - он отключился. - Уже донесли.

Ритмичный металлический стук издалека - приближался, кто-то нетерпеливо застучал в дверь.

- Открыто! - раздраженно прокричал Яков.

Вошел плотный мужчина в сером рабочем костюме и в кепке на большой голове. Наверное, не нашлось каски нужного размера.

- Здравствуйте, Яков, - всем туловищем повернулся к Софье, - Здравствуйте. Ваша ученица? - уважительно спросил он и туловищем повернулся к нему.

- Да, - коротко ответил Яков.

Мужчина протянул ему мятый обрывок бумаги в клетку.

- Объявление надо написать, завтра профсоюзное собрание. Так что нужно срочно. Пожалуйста.

- Сделаю, - согласился Яков и подобрел.

Мужчина положил бумагу на стол и, кланяясь портрету, задом двинулся к двери, толкнул ее плечом, конь трусцой стал быстро удаляться.

- Кличка Носорог, профсоюзный лидер. Неплохой мужик. Поганое место занимает, но не он один такой. Знаете, как называется моя специальность? Маляр - декоратор.

- Это как? Вы же художник.

- Вот что я сейчас рисую.

Он вытянул из нагромождения плакатов натянутое на раму полотно в красно-коричневых тонах с числом 23.

- На переднем плане будет матрос, - он показал эскиз человека в буденовке с перекошенным ртом.

- Вурдалак из сказки, - не сдержалась она.

- Чего хотите, не Шекспировский герой.

- Кстати, о Шекспире, слухи ходят, что вдова причастна к смерти нашего Гамлета.

- Да? - он всмотрелся в ее лицо. - Что ж, посплетничаем, полезно для душевного здоровья.

Он поправил в чистой до хрустального блеска банке ветку игольчатой сосны с лакированной шишкой, достал чашки с вишенками и стал готовить кофе на плитке.

Софья не сомневалась, ветку сосны добыл сегодня утром в лесопарке - немалый крюк - к ее приходу. Обычно в банке стояли гвоздики. Их по утрам завозили в цветочный магазин недалеко от его дома. Цветы при ней убирались, потому что она впадала в тоску "от красоты, умирающей на глазах". И ее не радовали ветки с весенними почками и клейкими листочками, - им лучше быть в природе. Только игольчатая сосна, желательно с шишкой, именно сосна, но не ель, с похоронным запахом.

- Дуся мне напоминает птицу, - начал он, не отвлекаясь от приготовления кофе, - Нет, не феникс, огненную курицу, машет крыльями, кудахчет и все выжигает вокруг. Еще немного, и от Василия осталась бы горсть пепла. Так что он был обречен и без несчастного случая.

- А как же любовь? Ведь его никто не заставлял жениться на Дусе, - возмутилась Софья.

Он пожал плечами. Ему трудно было вести разговор с шестнадцатилетней школьницей, наверняка, девственницей.

- Про любовь мы с ним ничего не говорили. Хотя я его понимаю, в Дусе что-то есть: дура, но без женских глупостей.

- По-вашему дура лучше женских глупостей. Как это понимать?

- Бог создал нас разными, чтобы было интереснее жить. Ее создал такой, естественной, но не до глупости, она всегда знает, чего хочет. Бог щедро одарил ее животной силой. Такая сила притягивает. Увы, быть рядом с ней как в ад при жизни попасть.

- Огонь желто - красного цвета, как юбка чернокудрой цыганки в зажигательном танце, а Дуся бледная в блеклых одеждах, не следит за модой.

- Я как-то попал на концерт цыган, знаменитый театр Ромэн, у мужчин рубашки алые, у женщин юбки оранжевые и красные, артисты вышли на сцену, а, казалось, все пространство, включая зал, заполнили собой. И декораций никаких не надо. Да их и не было.

- У Дуси длинный нос загибается как клюв, и круглые глаза, она курица, глупая курица, - упрямо повторяла Софья.

- Да, ладно вам, вполне ничего, глаза светлые, блондинка, что еще надо.

- Грудь необъятная.

- И огненный темперамент.

- У куриц нет темперамента, суета и мельтешение. Вот она клюет что-то, вот машет крыльями, вроде хочет взлететь, ан, нет, всего лишь проветривает подмышки. И кудахчет без остановки.

Яков перекатывался с пятки на носок и усмехался.

На прощание он сказал:

- Относитесь снисходительнее к ней, такая ее природа. Но буду рад за вас, если на вашем пути такие Дуси не встретятся, они способны фактом своего существования так испортить чужую жизнь, что убийца покажется милосерднее.