Дар (СИ)

- Что?

- Ну вот эта выставка, хе-хе.

Женщина с трудом набрала воздух.

- Вы слышали о том, что она делала на китобойне?

- Уж простите старика, но не припоминаю.

- Сидела на китовых костях, отмывала их от крови и пела колыбельную.

- О...

- Наверное, за этим и надо. Чтобы даже такой человек, как вы, о ней услышал и сказал: "О!.." А она бы только посмеялась. Ей только дай пошутить да похихикать.

Голос женщины потеплел, и Стефан задумался, что она подразумевала. Такой же - по возрасту? Воспитанию? Уму?

- Герцогиня уже в курсе? - спросила собеседница.

- Ей отправили официальное письмо, но пока, тасказать, она не удостоила нас честью.

- Родная мать, называется.

- Все мы не без греха. Скажем, у пчел старые матки тоже плохо летают. Сидят среди воска и меда, а... - Стефан шлепнул себя по лбу и чудовищным усилием НЕ повернулся к женщине. - А, к слову, подсвечники! Вот ведь зачем такой милой девушке эти оглобли на плечах, хе-хе?

- Не знаю. Два года я терпела... эти подсвечники, а теперь...

- Да? И как же она спала-то?

- Спала?

- С оглоблями своими.

- Она... не спала. Бессонни...

Голос женщины прервался, и она заскулила - видимо, от боли.

- Пора мне и честь знать, - Стефан поднялся и машинально отвернулся от окна. В последний момент он опомнился, поднял взгляд. - Вы уж тут поправляйтесь, а я... Стефан со стыдом сообразил, как неуместна эта фраза, и затараторил:

- Вот ведь в конце, когда все началось, вы что-то, может, видели?

Женщина молчала. Стефан решил, что она потеряла сознание, и открыл дверь.

- Холод... Темнота... - с трудом проговорила женщина. - И... тихо. Я уже... не кричала... кто-то... читать стихи... из ее книги, а потом... Стало... так тихо...

Стефан уже расслабился, уже вышел разумом в коридор - опередил собственное тело - и потому невольно оглянулся. Он забыл смотреть в окно, на стену или еще куда угодно, кроме больничной койки, и зрение услужливо сфокусировалось на немолодой женщине. Она лежала на больничной койке - так, как лежат тяжело больные и умирающие, - будто увязала, будто тонула, будто простыни и подушка прорастали сквозь нее. Волосы женщины отслаивались с кожей от черепа, а лицо, руки, шею - все пожирала черная гниль. За время разговора заражение перекинулось на левый глаз, и женщина моргала им, словно ей что-то мешало. Стефан и сам заморгал, ощутив эту несуществующую соринку в своем глазу.

- Больше... ничего... - сказала через силу женщина. - Извините... Я не... не... в себе была...

Стефан медленно кивнул своим мыслям, вышел и прикрыл дверь с табличкой "Палаты для зараженных". В коридоре стояла гнетущая тишина. Ворванки на стенах озаряли бледно-васильковым светом двух санитаров, которые несли тело. На большом пальце трупа качалась, сверкала и брякала медная бирка: "Йонниберг Найбтройц".

Стефан с облегчением снял противогаз и вытер потное лицо. Он вспомнил молодчиков из магистрата: как у них так же сверкала медь на погонах, как чиновники орали и требовали "четкое, ясное" объяснение. Они повторяли и повторяли это, и перебивали друг друга - каркали, будто стая воронят, будто Стефан оглох и отупел на склоне лет. Наверное, молодчики испугались. Наверное, на жироперерабатывающих фабриках и китобойных судах участились рабочие стачки, Наверное, Риберийская республика захватила новую зону китобойного промысла, когда тут, в столице, устроили эту выставку с сотнями жертв. Кто бы не испугался?

Стефан очнулся от мыслей и заметил, что у стены сидит врач. На его переднике блестели потеки черной жидкости.

- Госпдин дознаватель, - доктор улыбнулся. Взгляд у него осоловел, язык заплетался. - Я, если пзволите, насчет вашего задания.

- Задания?.. - не понял Стефан и хитро улыбнулся в ответ. - Какого же такого задания, молодой человек?

- Ну если позволите, вы прсили говорить, когда на телах будут особые приметы. Вот сейчас была змея. Была змея. Клеймо змеи с двумя глвами. Если это поможет установить личность...

Стефан сцепил руки за спиной и покачался с носка на пятку.

- Змея. Зме-я... Да, а скажите-ка, а заразился этой гадостью кто-то новый? Из персонала? На улицах?

Врач покачал головой.

- Только из музея, гсподин Зееман.

- Если так, беда.

Врач в отчаянии махнул рукой.

- Хуже. Сывротка из бычьей крови не помогает, Галицианский бльзам не помогает. Мы только и можем, что давать им душицу, чтобы заглушить боль.

***

Корделия подергала цепь, которой привязала девушку к стулу. "Предмет" выглядел устало и по-прежнему не шевелился. На голове его косо сидела мужская шляпа-цилиндр, рукав белого платья, по низу которого бродили солнечные зайчики и взбиралась морская цепь, отрезали. Люди подходили и подходили, и гладили девушку, и втыкали перья в ее черные волосы, и гладили ей руки, и от этого нескончаемого потока в зале сделалось так душно, что Корделия взмокла.

Вдруг из толпы выбежал солидный господин.

- Все, что угодно? Ну на тебе, все, что угодно.

Он поднял стакан и вылил содержимое на голову девушки. В воздухе запахло спиртным, капли влаги в черных волосах и на лице девушки заискрились в золотистом свете из окна. У Корделии внутри похолодело.

- Ну, - мужчина зло улыбнулся. - Нравится?

Девушка не отреагировала, только в ее фигуре появилось легкое напряжение.

- Нравится? Я тебя спросил.

Корделия поморщилась, взглянула на часы и, поправив шляпную булавку, двинулась через людское болото. От некрасивой сцены сделалось гадко, и Корделия вернулась бы, если б не потратила на цепь столько сил. Она оглянулась - грубиян говорил что-то девушке, и его тень накрыла глупышку. Корделия покачала головой, обогнула парочку модниц и услышала конец фразы:

- ... что я вырвала у нее, хи, волосок.

- Фу! Зачем? - донесся ответ.

- А ты зачем заставила ее встать на одну ногу?

- Это хотя бы смешно. А вырывать у людей волосы - как минимум, не знаю... невежливо!