Соловей мой, соловей (СИ)

Ворона каркнула трижды и поднялась в воздух, взлетела над Санкт-Петербургом, просыпавшимся в свою новую весну.

В музее они почти сразу наткнулись на Веру - закусив губу от усердия, она перерисовывала в блокнот значки с папируса, растянутого под стеклом неподалеку от входа в зал.

Она им очень обрадовалась, поцеловала Машу, кивнула Валентину. Повела их по выставке, как заправский гид - как она успела за один день столько всего узнать? Валентин тоже многое запомнил из своей сегодняшней лекции, они с Верой переговаривались про тексты пирамид, и Око Уджат, и про семь оболочек человека, и про Первые врата Дома Озириса.

Маша их скоро и слушать перестала, отошла, ей хотелось самой всё рассмотреть, узнать, может быть даже - она огляделась украдкой - пощупать. Везде висели таблички "Руками не трогать" на трех языках. На Машу никто не смотрел, и она приложила руку к каменной ступне саркофага, застыла, пытаясь представить, как тысячелетия проходят под её пальцами. А открыв глаза, увидела, что напротив, у другой ноги каменной фигуры, стоит невысокий моложавый человек с мягким лицом и тонкими усиками и, склонив голову, рассматривает её, как будто это она - музейный экспонат.

Маша убрала руку от камня, но взгляда не опустила.

- Вы говорите по английски? - спросил человек.

- Да, - ответила Маша, приготовившись к суровой отповеди.

- Нравится ли вам наша выставка? - к Машиному удивлению, тон незнакомца был приветливым и учтивым, как будто она никаких правил не нарушила. - Что вам показалось самым интересным?

- Мы только что пришли, - сказала Маша и заозиралась в поисках Веры и Валентина. - Я еще не успела все посмотреть.

Ее взгляд упал на мумию в стеклянной витрине посреди зала, до этого скрытую толпой посетителей, и она вздрогнула от неожиданного чувства - любопытство со страхом, щедро замешанное на удивлении. Лучше всего мумию описывало Ленмихино выражение "сушёный покойник". Кожа мертвеца была темной, дублёной, плоть туго охватывала скелет, на сложенных на груди руках повязки были несняты, из-под них торчали истонченные пальцы. Маша, завороженная, шагнула ближе к витрине, подвинув плечом любезного англичанина. Краем внимания отметила, что от него пахнет популярным французским ароматом "Aeroplane Detaille", лимонно-мятным, терпковатым.

Мертвец был похож не на человека, а на деревянную статую, с нарушением пропорций грубо вырезанную из морёного дуба. Но, склонившись к лицу, Маша с дрожью рассмотрела ресницы на веках и желтоватые крупные зубы в прорези рта. Опустила взгляд ниже и ахнула - действительно, над грудью чуть мерцало серое облачко летума - невнятное с первого взгляда, нечеткое, но явное - как плавящийся воздух над камнями, нагретыми летним солнцем.

Англичанин все стоял рядом, не отходил.

- Кто он был? - спросила Маша.

- Его имя - Минхав, - сказал англичанин, - судя по качеству изготовления мумии и по уровню захоронения - богатый аристократ четвертой династии. Мы сверяем записи, но есть версия, что он был принцем, одним из младших. Возможно даже племянником или внуком Хуфу, того самого, строителя великой пирамиды. Фрески его гробницы были сильно повреждены, но то, что сохранилось, можно посмотреть на снимках, вот, взгляните. Минхав стоит со своей женой Ка'апер, опираясь на посох. На его плечах - шкура пантеры. Слуги несут связки забитых птиц и снопы злаков. Поодаль сидят писцы.

- Зачем они там сидят? - удивилась Маша, рассматривая большой и очень детальный снимок на стене за стеклянным коробом.

- Записывают, - пожал плечами собеседник.

- А почему у него волос на голове совсем нету? Ресницы и брови есть, а волосы?

- Они сбривали, и мужчины, и многие женщины. Под парик. Знать носила парики. Не так уж это странно - у меня тоже есть хороший приятель, который полностью голову бреет, хотя он-то никакого парика не носит...

Маша сглотнула. Всё крутилось вокруг него, всё к нему возвращалось, куда ни посмотри.

- Маша! - Вера позвала её, они с Валентином шли к ней из другого конца зала, где вдоль стены были стоймя выставлены обернутые жутковатые мумии, три штуки - руки примотаны к груди, черты лица слегка угадываются под бинтами.

- Вот ты где, мы тебя потеряли. Сэр Бенедикт, вы уже познакомились с моей двоюродной сестрой?

- Мы начали беседу, не будучи представленными, - поклонился англичанин.

Все перезнакомились и сэр Бенедикт продолжил рассказывать, он очевидно был одним из тех легендарных британских ученых, которые живут и дышат предметом своего интереса.

- Минхав - единственная на этой выставке мумия высшего класса, - говорил он, проводя пальцев по стеклу над застывшими тёмными чертами древнего принца. - Да и вообще таких немного, это ведь было невероятно дорого, мало кто мог себе позволить, только состоятельные и знатные люди. Большинство-то кедровым маслом, а то и просто едким соком редьки внутри очищали... Знаете ли вы, что существовала огромная разница в способах подготовки тела для похоронного обряда? Тело человека - его Сах - считалось его первой оболочкой, малой частью того, что на самом деле человек собой представляет. Египтяне очень дорожили сохранностью тела умершего. Более всего они заботились о сохранности головы - "седалища жизни".

- Я слышал, что обезглавливание и сожжение считались в Египте страшной участью, - внес свою лепту Валентин. Он говорил по-английски хорошо, чисто и уверенно, хотя и с сильным акцентом.

- Да, это считалось отвратительным, этого желали только врагам богов, - кивнул сэр Бенедикт. - Сах должен был быть сохранен. Умершего приносили к бальзамировщикам, которые показывали родственникам на выбор деревянные раскрашенные изображения усопших, предлагали выбрать способ бальзамирования по средствам и по заслугам покойного. Самый трудоемкий и дорогой способ - с выскребанием брюшной полости, удалением внутренностей и отдельным сохранением их в канопических сосудах, и производил мумий наилучшего качества, как Минхав.

Сэр Бенедикт снова коснулся стекла, будто погладил Минхава по щеке, будто любил его нежно за то, что тот был "наилучшего качества".

- Кстати, мисс Вера, я отыскал ту книгу, о которой мы вчера говорили - об особых методах исследований, доступных людям... с необычными возможностями. Таких, как в вашем семействе. Не желаете ли выпить чаю или кофе, молодые люди? День бежит быстро, файв-о-клок уже не за горами... Мне предоставили неплохой кабинет - конечно, не такой удобный и большой, как у меня в Британском музее, но за столом можно расположиться с удобством и попросить служителя подать кофе и чаю. Я очень рад знакомству с очаровательными родственницами моего хорошего друга Андрея Туманова. Если вам интересно, я расскажу вам больше про египетские обычаи. Пойдемте, пойдемте, Вера, приглашайте же и своего молодого человека.

- Он не мой, - сказала Вера смущенно и отступила от Валентина на шаг.

- А какие у вас в вашей семье особые... свойства? - вполголоса спросил Валентин, когда они шли по полутемному музейному коридору - на улице уже начинало смеркаться. Вера шла впереди с сэром Бенедиктом, они оживленно разговаривали.

- Ночами мы оборачиваемся в зубастых и когтистых чудовищ навроде прямоходящих волков, - сказала Маша без улыбки. - Мы бродим по городу в поисках неосторожной жертвы, а выбрав и настигнув ее, вдоволь напиваемся теплой живой крови. Предпочитаем знакомых. У них лучше букет.

Валентин неуверенно хмыкнул. Маша хихикнула, не выдержав положенной мрачной паузы.

- Вначале железным крючком через ноздри из тела извлекали мозг, - говорил сэр Бенедикт, одной рукой доставая из шкафа и ставя на стол большую жестяную коробку с печеньем, а другой - орудуя воображаемым крючком в чьих-то ноздрях.

- Затем острым эфиопским камнем делали разрез в паху, доставали внутренности, вот так, - он сделал обеими руками тянущий рывок, - и собирали их в четыре специальных сосуда - канопа. Но не сердце, сердце не трогали. Да вы угощайтесь, угощайтесь печеньем, молодые люди, что вы не кушаете-то? Лучшие бисквиты в Блумсбери, у нас там в трех минутах ходьбы от музея маленькая пекарня... Когда саркофаги готовили для транспортировки, в ящиках оставалось много места, вот я и упаковал туда пару десятков коробок печенья, знал, что здесь по нему скучать буду. Кушайте!