Знаки безразличия (СИ)

И снова Габдуллаева удержалась усилием воли. Чуть побледнев, она растянула губы в улыбке:

- Ну, зачем же вы так, Юрий Дмитриевич? Город у нас большой, почти миллионник. Девочки пропали в разных местах, при разных обстоятельствах, да и мало ли пропадает девушек в России...

- Много, - бесцеремонно перебил её Крайнов. - Мне об этом известно больше, чем вам. Их, знаете ли, часто находят мёртвыми. В том числе, из-за такого отношения. Я ищу пропавших, а не раскрываю преступления. Я могу хоть сейчас улететь, и мне за это ничего не будет. Я не ваш подчинённый, Элина Наильевна.

- Вы... забываетесь, - выдохнула, наконец, Габдуллаева. Было видно, что она сдерживается из последних сил, и это нелегко ей даётся.

Нина подумала, что эта реплика как будто вырвана из контекста чеховской пьесы или романа Достоевского. Эта мысль вызвала у неё невольную улыбку, которую Габдуллаева тут же заметила и истолковала по-своему. Она бушевала. Её впалые щёки побледнели до синевы, сжатые кулаки тяжело опустились на блестящую столешницу.

- Юрий Дмитриевич, не думайте, что знакомство с ним, - она сделала ударение на этом местоимении, намекая на 'комитетчика', - даёт вам право так вести себя в кабинете главы краевого управления Следственного комитета. И шататься тут со своими... помощницами, - она выплюнула последнее слово, как змею.

'И она туда же', - устало подумал Крайнов. Он знал, что многие в ведомстве считают Нину его любовницей, но никогда не опускался до опровержений и оправданий. 'Глупая баба, - с яростью подумал он. - вот уж действительно. Не женщина, а баба. Ей бы семечки на завалинке щёлкать, а не управлением руководить. Ума погоны не прибавляют. Можно подумать, что шило в мешке утаишь. Всплывёт твоя серия, даже не беспокойся. Потому что такие, как этот, не останавливаются. Если я, конечно, не ошибаюсь'. Крайнов редко ошибался, и поэтому всегда был уверен в собственной правоте. Иногда эта уверенность пугала его самого: он разучился слушать и принимать чужие мнения, но в этот раз он чувствовал, что прав.

Намёк, разозливший Крайнова, Нину обидел до слёз. Уткнувшись взглядом в пол, она стояла, как оловянный солдатик, пытаясь справиться с подступающим к горлу комком. Интересно, что скажет Габдуллаева, если её стошнит посреди кабинета? Нина не зря отказывалась от еды. Эти странные приступы тревожили её уже несколько лет. В любой ситуации психологического дискомфорта на неё накатывала холодная, липкая волна: её тошнило, ноги становились ватными, тело сотрясала дрожь, похожая на сильный озноб. Несколько часов после такого приступа у неё ломило суставы и мышцы, как бывает при вирусной инфекции. Крайнов об этом не знал. Да и никто не знал. Ещё не хватало, чтобы её признали негодной к службе по состоянию здоровья.

- К делу, - нарушила затянувшуюся паузу Габдуллаева.

'Чёрт с ней, пусть думает, что главная, - мысленно смирился Крайнов. - Сейчас скажу, что мы заканчиваем работу, и уходим. Пусть вызывает москвичей, самые крутые следственные группы. Пусть тащат этих, как их... профайлеров, если они у них есть, а то с тех пор, как Болтагаев умер, я ни одного нормального не видел. Кроме Реброва, конечно. Хотя Ребров не профайлер, просто хороший аналитик. Все остальные косят под доктора Лектера и Клэрис Старлинг одновременно, а на практике - шиш с маслом'.

- Да, у нас действительно три девочки пропали, - спокойно констатировала Габдуллаева. - Но я всё ещё не вижу оснований объединять их в серию. Первая, - она склонилась над блокнотом, делая вид, что не может найти информацию, - Зоя Ремизова четырнадцати лет пропала из стоматологической поликлиники в Молотовском районе.

'Актриса Погорелого театра, - тихо злился Крайнов. - Делает вид, что плохо знакома с ситуацией. А ведь помнит всё наизусть! Сама, небось, сто раз перечитала и думала: 'Как доказать, что это не серия?' Никак! Потому что это - серия...'

- Кто пропадает из поликлиники? Вы, Юрий Дмитриевич, никогда не мечтали убежать из очереди к стоматологу? Просто страх. Передумала.

- И поэтому не вернулась домой? - с иронией спросил Крайнов.

- Не поэтому, конечно. Зоя - личность творческая, это не первое её исчезновение. Год назад её уже искали родители, а она, как оказалось, заночевала у бабушки.

- Три недели там ночует? Хорошо. Следующая. Та, что пропала в Заречье.

- Рита Алфимова, - быстрее, чем следовало человеку, плохо знакомому с делом, среагировала Габдуллаева. - Тоже странная девочка. Состоит на учёте в ОБПН. Мелкие кражи из магазинов. Отец имеет три судимости за тяжкие преступления, сейчас на свободе, но, думаю, ненадолго. Он живёт в другом городе. Мать попивает, работает завхозом в студгородке. Может быть, её отец увёз? Думаете, из такого дома не хочется уйти?

- Хочется, - неожиданно легко согласился Крайнов. - Откуда они переехали? Из Сымлы?

- Из Ельницы, - поправила Габдуллаева. - А вы откуда знаете?

- Интересовался. Сколько лет Алфимовой?

- Тринадцать. Теперь о третьей. О... Елене Шавровой. Ей четырнадцать. Она у нас самая... непонятная.

- 'Самая важная', вы хотели сказать, - жёстко поправил Крайнов. - Конечно. Девочка из рабочего района и несовершеннолетняя воровка - это третий сорт. А вот Шаврова... белая кость.

- Перестаньте разговаривать со мной таким осуждающим тоном, - скорее устало, чем гневно сказала Элина. - Вы же знаете, так всегда было и будет. Кого ищут, того находят.

- Не всегда, - вырвалось у Нины.

Габдуллаева подняла широкую бровь и покосилась в её сторону, как будто впервые её заметив, но Крайнов неожиданно поддержал Нину.

- Вам бы хотелось в это верить, да, Элина Наильевна? А то ведь погоны полететь могут. Вот только здесь не рвение, а умение нужно. Специалист нужен, а я себя таковым не считаю. У вас серия, Элина Наильевна. Как ни прискорбно, но придётся это признать.

- Ну, знаете! Не будь вы главой Федеральной службы...

- ... но за меня заступятся 'самым возмутительным образом', - процитировал известный фильм Крайнов. - Я не Преображенский, а вы не Вяземская. К счастью. И оставим этот спор. Будь Шаврова племянницей самого президента, я бы и тогда сказал вам то же самое. Вызывайте специалистов по серийным преступлениям. Всё.

Он развернулся и пошёл к двери.

- Юра, пожалуйста.

Нине показалось, что она ослышалась. Крайнов резко остановился и как-то неловко, сразу всем корпусом, обернулся. Габдуллаева застыла, сгорбившись, плечи опущены, лицо постаревшее и усталое.

- Думаешь, я не знаю, что ты любишь, когда тебя просят? Пока мы тут говорим, он, может быть, убивает Лену Шаврову. Она не белая кость, Юра. Она обычная девчонка, которой сейчас очень страшно. Если она, конечно, ещё жива. Я с двадцати лет в органах, Юра. Я начинала общественным помощником, ты же знаешь. Я прошла всю эту вертикаль с самого низа. Я была бита и била сама. И я знаю, что нет ни одного специалиста, который сделает эту работу лучше тебя.

У Крайнова дёрнулась щека. Нине отчаянно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Её не покидало ощущение, что она присутствует при очень личном разговоре. Единственное, что она знала наверняка, так это то, что Габдуллаева и Крайнов видят друг друга не в первый раз.

- Если можешь уехать - уезжай. Мы справимся. Пригласим специалистов из Москвы. И они найдут его. После пятого трупа. Или после пятнадцатого. Давай. А вам, - она повернулась к Нине, - стоит знать, что вместе с Надеждой он потерял всё. В том числе и сердце.

Удивительно, но Крайнов быстро справился с собой и никак не прореагировал на двусмысленную фразу Габдуллаевой. Он повернулся к Нине и с натянутой улыбкой спросил:

- Как вы думаете, Нина Александровна, сможем ли мы помочь здесь?

Нина стояла, как истукан. Крайнов всегда был для неё непререкаемым авторитетом, она привыкла полагаться на его мнение, беспрекословно выполняла его распоряжения и никогда не задавала лишних вопросов. И вот - он хотел услышать её мнение, а оно вряд ли ему понравилось бы. Нина посмотрела на Габдуллаеву. Та уже вполне справилась с собой, только переплетённые, сжатые до белизны пальцы выдавали напряжение.