Геракл

Долог путь - ерзает тяжелая туша вепря. Своим ревом пугает хищный вепрь окрестных жителей.

Издалека услыхал жуткий грохот царь Эврисфей - решил он, что это близится его погибель. Хуже позора была угроза бесценной жизни царя. Тень угрозы. Заметался царь, выискивая укрытие. И наконец приметил огромный чан, в который во время дождя собирали воду для хозяйских нужд. Чан был полон наполовину. Дохлые мухи и всякий сор плавали на мутной поверхности. Запах тухлой воды распространялся вокруг - служанки, занятые любовью, давно позабыли о чане, брошенном под открытым небом.

А рев и грохот приближался. Не стал колебаться Эврисфей - нырнул в чан, только ноздри да клок волос над поверхностью торчат.

Но заметил Геракл бегство трусливого царя. Захохотал :

Вот славное корыто для моего вепря! - и сделал вид, что наклоняет морду животного к мутной воде.

Ошалел от ужаса Эврисфей, увидев над собой огромную морду, украшенную кривыми клыками. Нырнул на дно, погружаясь. А Геракл лишь хохочет

Прими же скорей, царь, подарок!

Убери! Убери его отсюда! - взмолился, отфыркиваясь, Эврисфей, порядком наглотавшийся грязной смердящей воды

Геракл прищурился, махнул рукой: Так и быть! Эй, горожане, кто любит жареную свинину?

ПЯТЫЙ ПОДВИГ

Стимфальское озеро

Азан застонал, пытаясь высвободиться из-под груды наваленных тел. Чья-то синяя ступня упиралась в грудь юноше. Он ужом вывернулся и, помогая себе руками и коленями, начал выбираться наверх, отталкиваясь от мертвых тел.

Труды были мучительны, и Азан, совсем обессилевший от страшного лабиринта и пережитого ужаса, перевалился через край рва. Упал на песок, ткнувшись в землю носом. Свежевзрыхленный песок попал в рот, запорошил глаза. Со стоном Азан, потея, перевернулся на спину. Резкая боль прошила брюшину, отдаваясь в позвоночнике щемящим эхом. Азан стиснул зубы. Отдышался. Попытался подняться, опираясь о песок коленом, а потом пополз по пустыне, время от времени теряя сознание и впадая в забытье. Руководствовался по звездам, хотя замутненное сознание время от времени двоило изображение. Тогда Азан в слепом стремлении вернуться к людям прижимался щекой к земле и отдыхал на выстывшем за ночь песке.

Предвидь мы результаты своих деяний, не лучше ль было б остаться там, где нас бросила капризная судьба?

Но, считал юноша, о пережитом ужасе и еще одном странном видении надо было рассказать во что бы то ни стало.

Пустыня, казавшаяся из зеленой долины мертвым морем бескрайней желтизны, равнодушно жила своей шепотливой и шуршащей жизнью Ей не было дела до ползущего по песку человека, скорее похожего на гигантскую змею, елозящую по земле, но не теряющую направления.

Очередная передышка затянулась Ныла спина Коле ни и подушечки ладоней вспухли Но пуще всего беспокоила боль, время от времени перехватывающая живот и поясницу и отбирающая дыхание Память восстанавливала разрозненные картинки, складывая воедино калейдоскоп прошлых суток

Первое что вспомнил Азан, это духоту и густой привкус лета на губах. Отговорившись жарой, Азан упросил отца устроиться на ночь во дворе Отец сделал вид, что поверил оба знали причину, но незачем матери до времени знать, что ее мальчик, ее Азан давно принадлежит другой женщине.

Как насмешница Инара завладела мыслями Азана, парень понять не мог. Но стоило вертушке-капризнице пообещать юноше свидание, как Азан добровольно отдал себя на съедение ночной мошкаре Встала луна Азан побежал к кипарисовой рощице на краю селения Стройные свечи насмешливо перешептывались над головой Омерзительно трещали цикады. Азан переступал в нетерпении с ноги на ногу. Потом сидел, привалившись спиной к стволу. Видел, как мигнула и погасла первой звезда, предвещая скорый рассвет

Обманщица сладко спала дома! Азана стало клонить в сон. Он зевнул. Потянулся, с силой меся кулаками воздух над головой. Когда деревенский пастух засвиристел, собирая стадо, Азан, прячась в густых тенях крон, пробрался домой.

В жилище заходить не хотелось - не избежать насмешек. Азан залез под повозку, приткнувшуюся к деревянным бревнам сарая, подгреб под себя пук соломы и, укрывшись конской попоной, задремал, стоило голове коснуться земли. Но только смежил Азан веки, стоит перед ним, смеется, скаля зубы, ветреная красавица, манит. Протянул руку Азан, вот-вот схватит девушку за края одеяния - пальцы ткнулись в что-то липкое и вонючее. Азан проснулся, очумело рассматривая руку пальцы чернели свежим дегтем, которым он же сам с вечера обильно смазал оси колес Кое-как обтерши ладонь и пальцы пуком травы, Азан сердито нырнул под попону, твердо решив не думать о негоднице Инаре. Уснул, словно рухнув в омут с большой высоты или каменистого утеса. А следом посыпались камни, плюхавшиеся в воду с шумом и грохотом. Азан хотел вынырнуть, но камнепад густел, частым перестуком дробя поверхность реки или озера.

Странный звук, ворвавшийся в сон, назойливо повторяясь, нарастал, приближался. Азан проснулся, зевая. Высунул из-под попоны всклоченную голову и тут же забился обратно. Сердце билось в бешеном ритме - в бешеном галопе летели на селение черные всадники.

Неведомо откуда напали конные варвары. С жарким дыханием пустыни вынесло их на равнину. Дикие гортанные звуки извергали их глотки. Кони, рослые, с широкой грудью, почти не касались земли копытами, пластая по воздуху гривы и роскошные хвосты. Страшнее смерча, ворвались всадники в селение. И горе тому, кто не успел укрыться.

Азан поглубже зажался к земле. В спину давило сучковатое бревно стены сарая. Нога затекла в неудобном положении. Но юноша лишь вздрагивал, слыша отчаянные крики односельчан и жалобный плач женщин.

Неведение было страшнее опасности: Азан осторожно выглянул. Жуткое зрелище предстало пред ним. Конники, не спешиваясь, копьями сгоняли жителей в центр деревни. Упрямых заставляли смиряться острием длинных и узких кинжалов.

Отряд варваров разделился. Часть собирала людскую дань, а другие, вооружившись горящими факелами, предавали огню жилища. Кровью обливалось сердце Азана, когда рослый детина, с жирными ляжками и тупым лицом протрусил по улице и остановился у жилища Азана. Поднес факел. Огонь охотно лизнул сухую солому кровли. Распробовал. Взъярился, яростно поедая крышу. Чадный дым заволок жуткую картину туманом. Стены держались дольше. Но вот хрупкое строение, предназначенное, скорее, для обозначения человеческого приюта, чем как средство защиты от напастей, охваченное пламенем, рухнуло. Азан взмолился лишь о том, чтобы родители и сестра успели выскочить через заднюю дверь. Родных в людской толпе, пчелиным роем жужжащей в окружении черных варваров, Азан не разглядел, надеясь, что им удалось спастись каким-то образом.

Вдруг сердце юноши - пойманный жаворонок, щемительно сжалось,- воздух пронзил девичий крик. Столько ужаса и отчаяния было в крике, что не в силах вынести человеческая душа. Азан узнал голос любимой - кричала Инара. А. варвар смеялся, таща девушку за длинные косы. Наклонился, подхватывая хрупкое тело. Перебросил через широкую спину своего коня.

Сердце Азана лопнуло и разорвалось. Неведомая сила выхватила юношу из-под повозки - он бросился наперерез всаднику.

Конь, увидев перед собой неожиданно возникшую преграду, встал на дыбы, кося лиловым глазом. Животное переступало ногами, не смея растоптать человека Но у наездника не было благородства лошади - варвар вскинул веревку. Азан почувствовал, как, скользнув, веревка обвилась вокруг щиколоток; парень не устоял, рухнув в дорожную пыль.

Потом его тащили, пинали, мучали. Каждый камешек на дороге отзывался синяками на теле. Удалось повернуться на спину, шмыгая разбитым окровавленным носом. Кровь, пот и прилипшая пыль мешали смотреть, но, изловчившись, Азан заметил направление, в котором удалялись варвары от селения. Будь конный похититель один, разбилось бы тело Азана о камни Но всадники, отяжеленные награбленным, ехали медленно, переговаривались. Позади рассеивалось дымное марево над пожарищем на месте мирного селения, еще несколько часов назад и не подозревавшего о напасти.