Геракл

Долго молчал Иолай, размышляя о странном характере друга, то вспыльчивом, как огонь, то ледяном и замершем в упрямстве и гордыне; был характер Геракла, как ни суди, не сахар.

Что?.. Ты что-то сказал?-сварливо отозвался впереди Геракл, уязвленный терпеливым молчанием Иолая.

Еще не сказал,- не выдержал Иолай,- но очень хочу тебе сказать, что, если мы не изменим направление, то я по воде ходить не умею!

Тут и Геракл с удивлением увидел, как, каким-то чудесным способом, песок превратился в тягучую топь. Ноги вязли в переплетениях влаголюбивых растений - о пустыне не было и помину. Приглядевшись, Геракл рассмотрел темную полосу, еще более черную, чем окружающая земля. Сзади, наткнувшись на плечо Геракла, в темноте ругнулся Иолай.

Тсс! Тише,- пришикнул Геракл на друга и поднял белеющий в ночи палец.- Слушай!

Но Иолай уже и сам различал что-то, подобное на шум дождя по листве. Гортанные крики досказали остальное - так шумят крылья птиц, потревоженных на гнездовье.

Стой!-вдруг произнес Иолай, когда прошли они порядочно в поисках источника шума.- Мне сдается, мы тут были: я запомнил кривую вербу, что, видишь, купает в воде свои сучья!

Так и было: чудом и волей богов очутились, минуя горы, два героя в Стимфальском ущелье, где на озере поселились гигантские птицы. Шуршит тростник под ногами, хлопает топь: шагают герои прямо туда, где чернеет серой громадой скала. Вот достигли они пустынных утесов: ни дерево, ни травинка не прорастет на мертвом камне.

И странная тоска от унылых камней, навевает мертвый пейзаж равнодушие и дрему.

Зевнул Иолай:

Да сдались нам с тобой Стимфальские птицы - пусть другие отправятся на охоту! Сам видишь, пустынно на острове, слух нас обманул, заставляя шум ветра принять за шум крыльев! Желаемое приняли мы за явь, отравившись, обманувшись нашими ощущениями. И видишь: что толку?

Мудро рассудил, Иолай! - согласно кивает приятель, опускаясь на камни.

Молчит, затаившись, озеро, лишь сонный ядовитый туман стелется над смертными водами, навевая сон без пробуждения. Качаются, засыпая, герои. Уж сполз с валуна Иолай, подобрал ноги, как в пуховой постели, на голой земле. И Геракл не в силах поднять свинцовые веки. А птицы, затихшие при людском приближении, уж торопятся; подгоняют родителей голодные раззявленные клювы птенцов.

Осторожно, стараясь не звенеть медными перьями, взмыли птицы над озером, словно красное облако реет, грозя бедой и погибелью.

Проснитесь, герои! Но тяжел и беспробуден сон, навеянный белым туманом, что тут же рассеялся, как головы людей поникли, а очи закрылись. И снова мертво, неподвижно озеро; лишь ожидая другую добычу, проснется - и отравит дыхание, охватит неподвижностью, усыпит бдительность усталого путника.

Сейчас налетит хищная стая, будет рвать спящих когтями, но сон не отпустит, сменившись смертью.

Но не медлит божественная Афина, мудрая дочь Зевса. Ослушалась повеления Зевса не вмешиваться в жизнь Геракла и пришла брату на помощь. Несправедливо, если не в борьбе, не в честном поединке погибнет герой, а падет жертвой неразумного легкомыслия! Так решила Афина, выглянула из светлого дворца, где обитали боги Олимпа. Никто не приметил, как что-то швырнула богиня в окошко.

Легкий предмет, пробивая облака, стремительно рухнул на землю, но уцелел, ударившись о камни. Лишь звон прошел над островом. Спохватился Геракл от внезапного шума, огляделся: уж подбираются к приятелю Иолаю мерзкие твари, с высоты целя в спящего медными перьями, что пробивают, как стрелы.

Тут схватил Геракл подарок Афины, встряхнул. Забеспокоились демоны бога Ареса, кричат, бьют воздух крыльями, но боятся приблизиться. Ведь в руках у Геракла деревянная трещотка, которой отпугивают алчных крылатых ворюг от садов и огородов крестьяне.

Как не страшны на вид птицы, как не злобен их нрав и привычки, но природный инстинкт не зависит от оболочки. Как любой воробей, так и птицы Ареса боятся трещотки, лишь громкими криками выражая ярость и неудовольствие, не в силах приблизиться. Тут растолкал Геракл Иолая:

Хватит дрыхнуть, засоня! Время приниматься за дело!

А?.. Что? - протирает приятель глаза спросонок.

Но без объяснений сует ему в руки Геракл трещотку. Вертит Иолай детскую забаву, а эхо подхватывало и множило шум.

Не медлит Геракл. Подхватил упавший во сне лук, подбирает рассыпавшиеся по траве стрелы. Одна за другой, пронзенные, падают птицы. И, где рухнуло тяжелое тело, появлялась в земле черная дыра, из которой валил смрадный дым. А если среди озера настигала смерть птицу, то вздымались до неба свинцовые волны, смерчем окатывая берег.

Крошилась земля. С шумом и грохотом камнепада рушились скалы, огромными валунами падая в озеро. Внезапно черные воды вздыбились огненным смерчем. Рыжий огненный вал прошелся, разбрасывая яркие языки. И достигли они неба, огнем охватило уцелевших стервятников, которых не настигли стрелы Геракла. И многие птицы погибли.

А уцелевшие, собравшись в унылую стаю, еще долго кружили над разоренным гнездовьем, недосягаемые для огня и стрелы. Затем, видя, что не спасти родных гнезд, с отчаянными криками развернулась дикая стая и, тяжело поднимая крылья, полетела туда, где восходит солнце.

Долго из-под ладони смотрел им вслед Арес, опоздавший спасти любимцев, но застигший развязку расправы. Кровью обливалось сердце бога, видя, сколько погибших и искалеченных птиц приняло смерть от Геракла.

Хотел он накинуться на героев, острым мечом предать их смерти. Но не осмелился восстать против Геракла, любимого сына Зевса. И, зарыдав, повернул своего скакуна.

А друзья, лишь покончив со стаей, вдруг вновь очутились среди пустыни. И долго недоумевали: сон или явь то, что с ними случилось? Лишь трещотка в руках Иолая свидетельствовала о правде того, что произошло.

Да, и еще, больше никто не видел черных конников ночи.

ШЕСТОЙ ПОДВИГ

Эврисфей посылает Геракла чистить конюшни

Пенится молодое вино. Празднует царь Элиды Авгий прибытие гостя. Царь Эврисфей - добрый товарищ в буйных гулянках. Уж не один час празднуют цари, предаваясь возлияниям и чревоугодию. Раскраснелись оба. Распустил Эврисфей одежды - душно и жарко во дворце Авгия, плотно заперты двери и окна.

Тогда на нетвердых ногах идет Эврисфей во двор на прохладу. Посмеиваясь, шатается Авгий следом.

Спустились в сад, где в буйном цвету яркие розы. Но и тут не может избавиться Эврисфей от странного запаха, преследующего повсюду. Наконец, не выдержав смрада, спрашивает у царя Авгия:

Не в обиду, великий царь! Всем ты славен: плодородны твои земли, многочисленны стада! Народ твой выглядит сытым и здоровым! Но отчего в твоем царстве стоит такая противная вонь?!

Да после привыкнешь! - утешил царь Авгий.- За себя говорю - вначале тоже было противно, и кусок застревал в горле. Но теперь, как видишь, ем за троих - и ничего, что воняет!

А был Авгий и в самом деле толст и дороден.

Но все ж - что за причина? - не отступается Эврисфей.

Пришлось Авгию признать, что смрад идет от бесчисленных стойл, хлевов и конюшен, которые по крыши заросли грязью и перегноем - и все слуги царя, работая день и ночь, не могут справиться с такой уймой навоза

Нерадивы твои слуги и обленились! - возразил Эврисфей, будучи в крепком подпитии.

Обиделся Авгий, вспылил:

Ну, что ж, поделись своими - а там посмотрим, кто останется в твоем царстве, если твои люди попробуют очистить мои постройки для скота!

Да зачем же я буду посылать всех - отдам одного, но до тех пор, пока не заблестят твои стойла, хлева и конюшни!

Не иначе помрачился у Эврисфея разум, или злобная Гера надоумила пьянчужку: решил Эврисфей унизить Геракла, отдав героя в услужение Авгию. Да заодно посмотреть, так ли легко будет герою новое поручение.

Захохотал Авгий, услышав странное предложение Эврисфея: