Гусман де Альфараче. Часть вторая

Она вошла с этой ношей в камеру к Доротее, которая сидела там ни жива ни мертва. Остальные узницы спали; можно было поговорить наедине. Беседа кончилась тем, что Доротея, надев зеленую юбку Сабины, позвала привратника и отдала ему ужин, объяснив, что несчастная дуэнья поклялась не есть и не спать на постели, пока ее не выпустят из тюрьмы. Обрадовавшись и возвеселившись, страж тут же занялся свининой и вином, отложив остальное на завтра.

Пока тюремщик угощался, Доротея взгромоздила на голову тюфяк и вышла из тюрьмы, оставив там вместо себя Сабину, и с двумя вчерашними сеньорами отправилась в дом Клаудио, где пробыла до утра, а наутро в сопровождении всех остальных дам вернулась домой к мужу, объяснив свое неурочное появление тем, что ей нездоровится и что поэтому она покинула монастырь раньше времени.

На другой день, во вторник, теньенте глядел орлом, весьма довольный всем, что совершил; но и Клаудио не забывал о себе: узнав, что сеньора спасена, он послал одного из своих друзей к главному судье с нижайшей просьбой отпустить его без позора, ибо над ним совершена несправедливость.

Теньенте же, отправившись домой обедать и подойдя к окну, чтобы окинуть злобным и мстительным взглядом жилище Доротеи, вдруг заметил ее самое и увидел, что она кушает вместе со своим мужем, сидя за обеденным столом.

Он оторопел, в голове у него помутилось, и он не поверил своим глазам. Тотчас послал он в тюрьму узнать, кто посмел выпустить вчерашнюю арестантку. Ему отвечали, что она тут. Он окончательно вышел из себя, и, верно, не раз мелькнула у него мысль, что он спятил с ума или видит сон. Так прошел весь день, а назавтра, когда в тюрьму явились для допроса главный судья с обоими помощниками, они приказали ввести Клаудио и женщину, задержанную вместе с ним. Те уже раньше назвали себя, личность их была опознана, и их отпустили домой.

Однако Клаудио не ушел от расплаты. Вернувшись домой, он увидел, что пожар уничтожил его дом и почти все имущество, причем в огне погибла его незамужняя сестра, бывшая в числе тех, что обманом увели Доротею; девицу эту нашли мертвую в одной постели с ключником; сгорело и еще трое слуг. Сии бедствия и срам, о котором сейчас же узнал весь город, так сразили Клаудио, так глубоко ранили его сердце, что он тяжко захворал. И молясь о выздоровлении не для того, чтобы наслаждаться жизнью, а в чаянии искупить свои грехи, он встал на ноги и, не сказав никому ни слова, ушел в лесной скит и там окончил свои дни в святости, вступив в орден святого Франциска.

Доротея продолжала жить со своим мужем по-прежнему, в любви и согласии. Теньенте же остался в дураках, отказавшись от предложенных ему дублонов и не сумев отомстить, а Бонифасио сберег свою честь. Дело в том, что Сабина и другие женщины, знавшие о его позоре, вскоре умерли. Так бог наказывает за преступления, совершенные против невинных и праведных.

За чтением этой повести и другими разговорами прошло время, и мы благополучно пристали к берегам Испании, о которой я так пламенно мечтал, когда мы носились по волнам, потеряв якоря, орудия, весла, донную обшивку и руль. Все это унесло море, а я остался в живых; было бы справедливее, если бы на дне морском оказался я.

Мы высадились в Барселоне, где я сказал другу моему, капитану Фавелло, что во время бури дал обет: если останусь жив и увижу испанскую землю, то не позже как через трое суток буду в Севилье, чтобы поклониться пресвятой деве дель Валье [118], чьему покровительству поручил себя в минуту смертельной опасности. Он был до глубины души огорчен предстоящей разлукой. Но я не мог поступить иначе, опасаясь, как бы вдогонку за мной не послали легкую шхуну или другой корабль.

Я купил трех лошадей — для себя и своей клади, нанял нового слугу, сказал, что еду исполнять обет, и, никому не открывая истинных своих намерений, распрощался с капитаном — по-видимому, навсегда.

КНИГА ТРЕТЬЯ,

В КОТОРОЙ ГУСМАН ДЕ АЛЬФАРАЧЕ РАССКАЗЫВАЕТ КОНЕЦ СВОЕЙ РАСПУТНОЙ ЖИЗНИ — ОТ ВОЗВРАЩЕНИЯ В ИСПАНИЮ ДО ССЫЛКИ НА ГАЛЕРЫ, ГДЕ ОН ОТБЫВАЛ НАКАЗАНИЕ ПО ПРИГОВОРУ СУДА

ГЛАВА I

Распрощавшись с капитаном Фавелло и объявив ему, что едет в Севилью, Гусман де Альфараче направляется в Сарагосу, где знакомится с «Табелью о дураках»

Иной человек, солгав и желая чем-нибудь подкрепить свою ложь, ссылается на разные неодушевленные предметы (как-то: ручей, озеро, утес, дерево, былинку или даже металл), призывая их в свидетели своей правдивости. Такого рода клятв дано немало; люди лгут, а кивают на природу.

Я же, напротив, сам ничего выдумывать не намерен, а только повторю здесь чужие выдумки; не берусь утверждать, что все это пустые бредни: на вид-то оно так, а на деле может оказаться правдой; пусть же отвечает за свои слова Аполлоний Тианский: [119] ведь это он рассказывает, будто видел своими глазами чудесный камень по названию пантаура, что значит «царь камней»; под действием солнечных лучей камень этот якобы перенимает свойства всех существующих в природе минералов и может употребляться вместо них. Мало того: пантаура притягивает к себе другие камни, как магнит железо, и предохраняет завладевшего ею человека от отравления ядом.

Как не сравнить богатство с волшебной пантаурой? Оно способно заменить все, что дает смертным природа; оно притягивает к себе все сущее, оберегает владеющего им человека от любой отравы; оно все может, все умеет; это грозное чудовище, которое побеждает любого врага, сокрушает любую преграду, правит землей и владычествует над ее недрами. Нет в лесу свирепого зверя, который не смирился бы перед мощью богатства; нет в подводных пещерах ни единой живой твари — от малой до великой, — которая не покорялась бы его власти; нет в поднебесье быстрокрылой птицы, которая сумела бы от него улететь. Оно может взорвать недосягаемые глубины, над которыми громоздятся высочайшие горы; оно достанет со дна морского ничтожную песчинку и вынет ее сухой из-под толщи океанских вод.

Какие вершины не сравняло оно с землей? Какие препятствия не одолело? Есть ли невозможное, которое бы не стало по его манию возможным? Какие опасности ему страшны, какие беды неотвратимы? Существует ли для него несбыточное? Кто ослушается его закона? Богатство — ядовитейшая отрава; оно опасней василиска, ибо умерщвляет не только тело, но и душу того, кто дерзнул устремить на него взор. И в то же время сей смертельный яд несет в себе и противоядие: кто захочет, может сделать из него целительный бальзам.

Богатство само по себе не обладает ни честью, ни мудростью, ни властью, ни могуществом, не ведает ни добра, ни зла, не знает ни горя, ни радости и дает нам лишь то, чего мы сами у него просим. Словно хамелеон, принимает оно цвет того предмета, подле которого приютилось. Оно подобно воде Фенейского озера [120], о которой жители Аркадии рассказывали, что кто ночью ее напьется — занеможет, а утром глотнет — исцелится. Так и с богатством: кто, захворав алчностью, заглушит голос совести и под покровом ночи примется стаскивать в тайники накопленное добро, тот при свете разума признает свой грех и вернет душе утраченное здоровье.

Богач не проклят, а бедняк не спасен оттого лишь, что тот богат, а этот беден. Их спасение и гибель в том, как переносят они свое богатство или бедность. Если богач скопидомствует, а бедняк завидует, то богатый уж не богат, а бедный не беден, — и оба погубили свою душу. Истинно богат лишь тот, кто, много имея, не дорожит своими богатствами и тратит на себя ровно столько, сколько необходимо для поддержания жизни, а остальное отдает друзьям, одаривая достойных. Лучшая и полезнейшая для души часть богатства — та, которую они отрывают от себя и отдают другим, ибо лишние деньги — источник искушения и соблазна. Богатство сладко, а люди лакомки: уцелеет ли яблоко на иглах у ежа?