Гусман де Альфараче. Часть вторая

..Золотильщик держал себя при этом так умно и услужливо и вместе с тем так душевно, поступал во всем так хорошо и благородно, что вскоре завоевал все сердца, и посещения его не только не докучали, но стали желанными для всех подружек.

Одна из проживавших вместе с Доротеей молодых девиц, четырех родных сестер, была самой разумной и степенной; остальные глубоко почитали ее и слушались, ибо она была не только рассудительнее, но и старше всех. Мастер постарался снискать ее расположение и дружбу и постепенно открывал ей свои чувства к юной ее подруге, стараясь заручиться ее благосклонной помощью. Вскоре он вполне объяснил ей свои намерения и обратился с просьбой употребить все свое влияние и ум, чтобы надежды его не остались напрасными. Он просил эту девицу стать на его сторону и понемножку, исподволь победить возражения его избранницы; он же обещает служить ей, как только может, и повиноваться во всем беспрекословно.

Когда честный посредник без задних мыслей хлопочет о деле благородном и чистом, сила его доводов неотразима, и он без труда склоняет и убеждает, ибо ему нельзя не верить. Молодая сеньора несколько раз заводила об этом речь, да так успешно, что Доротея позволила себя убедить и последовала советам старшей подруги, привыкнув ей верить и повиноваться как родной матери; и, почтительно целуя ей руки, девушка предоставила подруге решить ее судьбу.

Вскоре отпраздновали и свадьбу на радость всем подружкам. Но счастливее всех был Бонифасио (так звали жениха). Завладев своим сокровищем, он считал себя самым богатым человеком на земле, ибо добыл себе такую жену, о какой не смел и мечтать: женщину более благородного звания и более редких достоинств, чем он заслуживал; к тому же нравом она была такова, что с ней он мог не тревожиться о своей чести и пребывать в мире и покое, не ведая ревнивых подозрений, кои могли бы нарушить его блаженство.

Жили они хорошо, в полном достатке, а более всего радовались чистой и глубокой любви, которую друг к другу питали. Он обычно проводил весь день в лавке, трудясь ради процветания своей торговли, а она сидела во внутренних покоях и занималась работами по дому и рукоделием, употребляя для своих вышивок часть золотой бити, изготовленной ее мужем. Доходы их все возрастали, и жили они в согласии и любви.

Однако лукавый не дремлет: для него нет ничего досадней, как видеть мир, царящий в добрых и согласных семьях; вот почему он так любит строить козни и расставлять ловушки, чтобы разрушить семейное счастье. Нечистый давно уже подстерегал эту бедную сеньору, задумав ее погубить или хотя бы посмотреть, как она оступится.

Посему, в гостях ли, в церкви ли, на проповеди, в дни больших праздников, во время причастия и даже на исповеди, нечистый дух старался смущать ее, подсовывая ей на глаза орудие своих бесовских козней — молодых щеголей, изящных, раздушенных и расфранченных, которые не давали ей проходу, всячески ее преследуя и добиваясь ее внимания. Однако усилия их были тщетны. Целомудренная женщина была сильнее всех искушений и добродетелью побеждала сие непотребство.

Она старалась как можно реже покидать свой дом и выходила на улицу лишь при крайней нужде и необходимости; и все же не могла избежать преследований, ибо воздыхатели караулили ее дверь денно и нощно, выискивая всяческие предлоги и ухищрения, чтобы ее увидеть, хотя ничего тем не достигали.

Среди кавалеров, искавших ее благосклонности, выделялся один, человек еще молодой, холостой и богатый, исполнявший в Севилье должность теньенте — судьи и начальника городской стражи.

Жил он напротив мастерской Бонифасио, в большом и богатом доме. Домик Доротеи был по сравнению с ним гораздо меньше и скромнее, и хотя стоял он на другой стороне улицы, но теньенте со своей крыши, террасы и из окон мог наблюдать за каждым шагом красавицы. Дошло до того, что она и Бонифасио не могли ни одеться, ни раздеться так, чтобы теньенте этого не видел, — тем более что они даже не подозревали, что он неотступно за ними следит.

По этой причине страсть теньенте возросла до крайности, побуждая его умножать свои домогательства. Но кончил он тем же, чем и другие, — а именно, не добился никаких знаков внимания и ни тени надежды на благосклонность; ни единое пятнышко бесчестия не пало на доброе имя этой женщины.

В числе других членов сего братства отвергнутых искателей находился еще один мученик любви, более всех прочих истерзанный и исполосованный ее бичами. Был он родом из Бургоса, человек молодой, пригожий, любезный, богатый; сии качества, подкрепленные щедростью, могли бы, казалось, горы своротить. Но целомудренная Доротея не обращала никакого внимания ни на теньенте, ни на всех прочих, словно вовсе их не замечала.

Она была подобна несокрушимой скале, которую никак не могли одолеть яростные волны грязного сладострастия; они откатывались прочь, не сломив ее стойкости. Чистота ее, словно безопасность дремлющей стаи цапель, охранялась камешком любви к богу, который сторожевая птица держит в поджатой под себя лапке; любовь же Доротеи к мужу можно было бы сравнить с землей, дающей крепкую опору второй ноге осторожной птицы [116]. Ничья стрела не поразила бы столь недоступную мишень, если бы хитрый птицелов не заманил ее в силки обмана, развесив их в чаще святых помышлений, дабы вероломством поймать простодушную голубку.

Этот бургосец по имени Клаудио содержал в числе своей прислуги миловидную белокожую рабыню, женщину красивую и статную, родившуюся в Испании от матери-мавританки; рабыня эта была весьма скора на выдумки и всякий обман, знала заговоры и ворожбу, усердно посещала кладбища, не пропускала ни одной казни на виселице, расточая повешенным свое милосердное участие, да такая была искусница, что могла хоть салат на кровати вырастить.

Клаудио призвал ее к себе, поведал о своих печалях и просил дать совет: что ему делать и как добиться цели. Выслушав речи господина, рабыня улыбнулась и насмешливо сказала: «За чем же дело стало, любезный сеньор? А я-то думала, тебе надо горы сдвинуть, море выпить, мертвых воскресить! Где же страшные препятствия, которые смущают твой дух и так тебя тревожат? У меня-то голова от таких пустяков не заболит. На это потребуется куда меньше масла и золота, чем ты воображаешь. Считай, что женщина эта твоя. Не печалься и не унывай; через несколько дней птичка окажется в клетке, не будь я Сабина, дочь Ахи».

Она взялась за дело и тотчас продумала план действий, подобно игроку в шахматы, решившему в несколько ходов дать противнику мат на заранее намеченной клетке. Начала она с крайней пешки, а потом стала передвигать и другие фигуры: наполнила красивую корзинку зелеными побегами мирта, лимона и апельсина, украсила их левкоями, жасмином, тростником, мускатными розами и другими цветами, изящно их расположив, и пошла к золотобитчику. Она сказала ему, что живет в услужении у некоей сеньоры — настоятельницы монастыря, которая слыхала о его прекрасной работе. Монахини этой обители нуждаются в самой лучшей золотой канители для вышивки, которую спешат закончить ко дню святого Иоанна, а потому аббатиса послала служанку к мастеру с этой корзиночкой, наказав купить два фунта самой тонкой золотой пряжи на пробу; если товар окажется пригоден для их рукоделия, то она не пожалеет денег, да и впредь будет брать золото в его лавке; каждую неделю ей понадобится столько канители, сколько за это время израсходуют монахини, а кроме того, она постарается во всем угождать такому славному мастеру, Бонифасио обрадовался новым покупательницам и с удовольствием принял корзинку; цветы же в ней были уложены так красиво, что он пришел в восхищение.

Отпустив служанке товар, он тотчас же снес корзинку жене и поставил ей на колени, радуясь такому красивому подарку не меньше, чем она. Доротея спросила, где он купил такую чудесную корзиночку, и муж ей все рассказал. Тогда корзинка показалась ей еще краше, ибо она вспомнила свои детские годы, когда вместе с другими девочками и монастырскими инокинями занималась искусными рукоделиями.