Гусман де Альфараче. Часть вторая

— Жил-был в славном испанском городе Севилье некий купец-чужестранец, человек вдовый и богатый, да и рода не простого, по имени мессер Хакобо. Жена его, знатная севильянка, оставила ему двух сыновей и дочь. Юноши прекрасно усвоили все семь свободных искусств и с детства были приучены к благочестию и самой тонкой учтивости, а дочь выросла искусной рукодельницей, ибо с малых лет воспитывалась в монастыре: мать ее скончалась, едва подарив ей жизнь.

Но милости фортуны непостоянны, особенно для купеческого сословия, чьи богатства хранятся в чужих карманах или отданы на произвол стихий, а тут один лишь шаг отделяет удачу от неудачи; случилось так, что когда оба сына возвращались из Индии с большим грузом золота и серебра и проплывали уже мимо отмелей Сан-Лукара [115], то есть были, как говорится, почти дома, вдруг налетел ужасный шквал, разразилась буря, судно их стало кидать из стороны в сторону и грянуло о береговые утесы; разбитый корабль тут же пошел ко дну, и не удалось спасти ни груза, ни людей.

Когда весть о столь великой утрате достигла ушей отца, он впал в безутешную скорбь и по прошествии нескольких дней скончался.

Дочь его жила еще в монастыре. Когда бедняжка узнала, что лишилась не только богатства, но также двоих братьев и отца и осталась на свете совсем одна, без опоры и защиты, печали ее не было предела: ведь даже мужчина, как бы он ни был рассудителен, почувствовал бы страх, потерявши так неожиданно, — можно сказать, в один день, — все, что имел; вместе с деньгами погибла и надежда устроить свою дальнейшую судьбу: девица хотела постричься в монахини. Конец пришел всем мечтам, наступили горе и нужда. Кончилось веселье, начались печали, которые прибывали с каждым днем; бедняжка не знала, что ей теперь делать и как упросить, чтобы ее оставили в монастыре; хотя все инокини глубоко почитали эту благородную девицу, любили ее за тихий нрав, кроткое обхождение и другие достоинства, сочувствовали ее горю и внезапной бедности и горячо желали оставить ее у себя, однако не могли противиться распоряжению своего прелата; делать нечего, пришлось покориться.

Юной воспитаннице было объявлено, что она должна указать сумму своего взноса, в противном же случае покинуть стены обители; не имея возможности исполнить первое требование, она вынуждена была подчиниться второму.

Девушка эта, как мы уже сказали, была мастерицей-вышивальщицей; она знала и белое шитье, и вышиванье шелками, да так искусно подбирала цвета, так изящно и старательно выполняла работу, что слава о ней пошла по всему городу. При этом она была добра душой и мила лицом, и сама казалась созданием многих дивных мастеров, соперничавших между собой в отделке сего произведения. И все это меркло перед ее добродетелью, строгостью жизни и усердием в постах и молитвах.

Очутившись без всякой защиты и не зная, как ускользнуть от злоречия и уберечь свою честь, она решила поселиться совместно с другими благочестивыми и благородными девицами и, сидя с утра до ночи за работой, добывала себе пропитание честным трудом, терпя нужду и являя образец добродетели для всех девушек.

Однажды архиепископу севильскому понадобилась мастерица, которая сумела бы исполнить изящные вышивки — покровы на алтарь и чашу; не зная ни одной рукодельницы, равной Доротее, — так звали молодую сеньору, — он велел разыскать ее и поручить ей эту работу, за которую обещал хорошо заплатить.

Для столь богатой вышивки требовалась самая чистая и тонкая золотая канитель. А так как выбрать товар со знанием дела может лишь тот, кто сам с ним работает, то Доротея, взяв с собой соседок и подруг, отправилась к золотобитчику — так называются с Севилье мастера, которые изготовляют и продают золотую пряжу.

Случаю было угодно, чтобы они зашли в лавку к молодому мастеру, юноше пригожему и благовоспитанному, который совсем недавно занялся этим ремеслом и открыл лавку; стараясь завоевать добрую славу, он заботился о том, чтобы изделия его были лучше, чем у других золотобитчиков. Девицы охотно купили бы в его мастерской все, что нужно было для заказанной работы: товар у него был отличный, да и не хотелось возвращаться домой с пустыми руками, но денег не хватило; у Доротеи был с собой только полученный от архиепископа задаток; они сказали мастеру, что возьмут товару только на эту сумму, а потом, когда получат плату за сделанную часть работы, придут за следующей партией.

Когда молодой мастер увидел красоту и приятные манеры Доротеи, услышал ее речи, оценил ее добродетель и стыдливость, он так пылко в нее влюбился, что с радостью подарил бы ей все свое богатство, ибо душу свою уже отдал ей безвозвратно. Сожалея, что она не берет все нужное ей золото только из-за недостатка денег, он воспользовался этим предлогом и сказал: «Милые сеньоры, если мое швейное золото вам нравится, сделайте милость, возьмите, сколько вам нужно, и не тревожьтесь об оплате: по милости божьей, я не боюсь убытка, да и денег у меня хватит, чтобы отпустить в долг не только нужную вам, но и более значительную партию товара, тем более что редко найдешь обеспечение вернее. Возьмите все, что вам нужно, сеньора; уплатите, сколько вашей милости угодно, а остальное вернете потом, когда получите деньги от заказчика».

Речи мастера показались всем девицам весьма учтивыми, а предложенный договор удобным; лучшего нельзя было и пожелать. Доротея отдала ему деньги, которые при себе имела, и, выбрав самую лучшую и подходящую для заказанной работы канитель, взяла, сколько ей было нужно, сказав золотобитчику, на какую улицу и в какой дом он должен зайти за остальными деньгами.

После этого девицы ушли, а несчастный малый, раздираемый на части тревогой и беспокойством, совсем потерял разум. Любовь вонзилась в его сердце так глубоко, что он и не ел, и не спал, и почти что не жил — так пленила его душу редкая красота девушки, зерцало ее добродетелей; жизнь без нее казалась ему хуже смерти, и он не знал, что теперь делать. Однако молодая сеньора, как он видел, была небогата, а потому он рассудил, что, может быть, его честная любовь найдет себе пристанище в браке; и он стал наводить справки о милой мастерице, ее жизни, поведении и семье.

Молва о Доротее была такова, что он совсем приуныл и пал духом, ибо не надеялся, что ему на долю может выпасть такое счастье; он считал, что не заслуживает столь высокой награды и недостоин быть мужем такой супруги.

Золотобитчик отчаивался, видя, что во всем ниже своей избранницы, но убить в себе любовь был не в силах. Сердечные страсти играют маленькими людьми столь же своевольно, как и великими мира сего, и все мы в равной мере им подвластны; хотя он и чувствовал неосновательность своих притязаний, но все-таки не мог от них отказаться и еще более утвердился в своих чистых намерениях, положившись на волю божью, ибо господь не оставляет честных своим покровительством и устраивает их дела во славу свою. И в молитвах золотобитчик не уставал твердить, что цель его стремлений — найти подругу, чтобы вдвоем служить господней воле, девица же эта и добродетельна и мила, а в остальном пусть будет так, как угодно небу.

Надеялся он и на то, что бедность и здравый смысл этой девушки могут обратиться ему на пользу; чувствуя свое одиночество и беззащитность, она, быть может, позабудет о суетном тщеславии и привыкнет со временем к мысли стать женой простого ремесленника; он надеялся, что она поймет, как честны и благородны его желания, и, подумав, согласится. С такими помыслами и заботами ждал он уплаты долга, но при этом отнюдь не торопил и не тревожил Доротею; напротив, старался завоевать ее дружбу, навещая ее на дому под разными предлогами: то будто желая полюбоваться ее искусными работами, то предлагая ее проводить. Заслужить доверие девушки — вот все, чего он пока желал, чтобы впоследствии легче было перейти к главному, а тем временем короткие минуты встреч помогали ему переносить тоску, мучившую его постоянно, когда он не видел перед собой этой сеньоры.