Дон Кихот (с иллюстрациями) (перевод Энгельгардта)

– Ну что же ты теперь скажешь? – спросил губернатор истца.

Тот ответил, что считает своего должника честным человеком и добрым христианином. Должно быть, он и вправду позабыл, как и когда ему были возвращены эти десять эскудо. Во всяком случае, он больше никогда не будет их требовать.

Должник взял свой посох и, поклонившись, удалился из суда. А Санчо, который все время зорко наблюдал за стариками, склонил голову на грудь, приставил указательный палец правой руки к носу, подумал немного и велел вернуть старика с посохом.

Когда его привели, Санчо посмотрел на него и сказал:

– А ну-ка, добрый человек, дайте мне ваш посох!

– С большим удовольствием, – ответил старик, – вот он, сеньор.

И он отдал посох. Санчо взял его, вручил другому старику и сказал:

– Ну теперь вам заплачено. Ступайте с богом.

– Как, сеньор! – воскликнул старик. – Да разве эта трость стоит десять золотых эскудо?

– Стоит, – ответил губернатор, – или, клянусь богом, я величайший дурак на свете. Сейчас вы убедитесь, способен ли я управлять целым королевством или нет.

Тут он приказал расколоть трость. Трость сломали, и из нее посыпались золотые монеты. Все были поражены и решили, что губернатор мудр, как царь Соломон. Спросили Санчо, как он мог догадаться, что десять эскудо спрятаны в трости. Санчо охотно объяснил: старик перед принесением клятвы передал трость своему противнику и поклялся, что сполна и без обмана вернул ему долг. А затем, принеся клятву, потребовал свою трость обратно. Заметив это, Санчо догадался, что десять эскудо, из-за которых шел спор, спрятаны в трости.

– Отсюда можно заключить, – прибавил Санчо, – что господь всегда поможет и самому тупоголовому губернатору отыскать правду, если тот будет честен и справедлив. А впрочем, священник нашего села рассказывал мне про один случай вроде этого, а у меня отличная память. Если бы я только не забывал часто того, о чем мне надо вспомнить, то такой памяти, наверное, не сыскалось бы на всем этом острове.

Итак, старики удалились, один – раздосадованный, другой – удовлетворенный. Все присутствующие продолжали выражать глубокое удивление, а писец, которому было поручено записывать речи, поступки и деяния Санчо, не знал, как ему изобразить и описать нового губернатора: глупым или умным.

По окончании суда губернатора повели в роскошный дворец. Там в большом зале Санчо увидел стол, убранный с королевским великолепием. Под тончайшим кружевным покрывалом на нем стояло множество блюд и ваз со всевозможными фруктами и цветами. При появлении Санчо заиграла музыка, четыре пажа поднесли ему воду для омовения рук, и он с большим достоинством проделал эту церемонию. Когда музыка замолкла, Санчо сел за стол на почетное место, а рядом с его креслом стал какой-то человек с палочкой из китового уса в руках. Как оказалось впоследствии, это был доктор. Покрывало сняли, и другой человек, по виду духовное лицо, благословил трапезу. Один из пажей повязал Санчо кружевную салфетку, а другой подал на первое блюдо с фруктами [108]. Но не успел Санчо проглотить куска, как доктор прикоснулся своей палочкой к блюду, и его тотчас же унесли прочь; а на его место поставили другое. Санчо собрался было его отведать, но, как только он протянул руку, чтобы попробовать кушанье, палочка снова коснулась блюда, и паж унес его столь же проворно, как и блюдо с фруктами. При виде этого Санчо растерянно обвел глазами присутствующих и спросил, неужели же этот обед следует есть так, как это делается на представлениях фокусника. На это человек с палочкой ответил:

– Нет, сеньор губернатор, на этом острове обедают так же, как это принято и заведено на других островах, управляемых губернаторами. Я доктор, мой сеньор, и приставлен за большое жалованье к особе губернатора. О его здоровье я забочусь больше, чем о своем собственном. Я работаю днем и ночью, изучая комплекцию губернатора, дабы лечить его в случае болезни; но главная моя обязанность – присутствовать при обедах и ужинах, разрешать губернатору есть только то, что мне представляется подходящим, и удалять со стола все, что, по моему мнению, может испортить ему желудок. Вот почему я велел убрать от вас фрукты, ибо в них слишком много влаги, и унести другое кушанье, ибо оно было чересчур остро и приправлено пряностями, что, как известно, возбуждает жажду. А много пить – значит убивать наши жизненные силы.

– В таком случае вот эти жареные куропатки, на вид так вкусно приготовленные, наверное, не причинят мне вреда.

На это доктор ответил:

– Сеньор губернатор не прикоснется к этому блюду, пока я жив.

– Почему так? – спросил Санчо.

– Потому, что учитель наш Гиппократ [109], звезда и светоч медицины, говорит, что всякое объедение вредно, но самое вредное – это объедение куропатками.

– Тогда, сеньор доктор, – сказал Санчо, – вместо того чтобы колотить по блюду палкою, выберите, пожалуйста, из всех кушаний, стоящих на столе, то, которое может принести мне наибольшую пользу и наименьший вред, и позвольте мне его съесть, ибо, клянусь жизнью губернатора, – да продлит мне ее господь бог! – я умираю от голода и, что бы вы там ни говорили, сеньор доктор, и как бы вы ни сердились, но, отнимая у меня обед, вы не только не продлите моей жизни, а просто меня убьете.

– Ваша милость сеньор губернатор совершенно правы, – ответил доктор, – а потому я полагаю, что вашей милости не следует кушать этого рагу из кроликов, ибо оно неудобоваримо. Вот этой телятины, если бы она не была жареная и тушеная, вы могли бы отведать, но в таком виде, как она есть, – лучше не надо.

Тут Санчо сказал:

– Вот это большое блюдо, откуда поднимается пар; кажется, это – олья подрида [110], в нее обычно кладутся самые различные вещи. Так уж, наверное, мы там отыщем кусочек, который придется мне по вкусу и пойдет на пользу.

– Боже избави! – воскликнул доктор. – Гоните прочь такие опасные мысли: ни одно кушанье на свете не портит так здоровья, как олья подрида. Она хороша для каноников, для ректоров учебных заведений, для крестьянских свадеб, но на столе у губернатора ей не место. Губернатор должен питаться деликатными и удобоваримыми кушаньями. Нет, если сеньор губернатор желает сохранить и укрепить свое здоровье, то я советую ему съесть сотню трубочек из тонкого теста и несколько тоненьких ломтиков айвы, – эта пища укрепит его желудок и облегчит пищеварение.

Выслушав это, Санчо откинулся на спинку кресла, пристально посмотрел на доктора и строгим голосом спросил, как его зовут и где он учился. Доктор ответил:

– Сеньор губернатор, меня зовут доктор Педро Ресио де Агуэро; родился я в местечке, именуемом Тиртеафуэра [111], направо от дороги из Каракуэля в Альмодавар дель Кампо, а степень медицины я получил в Осунском университете.

Тогда взбешенный Санчо вскричал:

– Так вот что, сеньор доктор Педро Ресио де Маль-Агуэро, родившийся в Тиртеафуэре и удостоенный степени доктора в Осуне, убирайтесь-ка вы отсюда, да поживей! Не то, клянусь солнцем, возьму я в руки дубинку и, начав с вас, вышибу с острова всех докторов. Я говорю о тех, которые покажутся мне невеждами. Врачей же мудрых, опытных и ученых я буду беречь как зеницу ока и чтить как величайших благодетелей. Итак, убирайтесь-ка отсюда, Педро Ресио, а не то я схвачу вот это самое кресло, на котором сижу, и разобью его о вашу голову. А если меня притянут к ответу, то я заявлю в свое оправдание, что сделал угодное богу дело, убив негодного доктора, палача своих сограждан. А теперь дайте мне поесть или отберите от меня губернаторство, ибо должность, которая не может прокормить того, кто ее несет, не стоит и двух бобов!