Послания Ивана Грозного

[постыдные слова]: яко только нам з бояры не знаться - ино монастырь без

даяния оскудеет». Для того чтобы понять, почему эти «студные глаголы»

так возмущали Грозного, следует вспомнить обстоятельство, отмеченное

несколькими исследователями. Время опричнины характеризуется

усиленным наплывом «вкладов» в монастыри: бояре, неуверенные в эти

трудные для них годы в прочности своих владений, очень часто

предпочитали «дарить» их в монастырь. Часто это была просто

замаскированная продажа, но нередки и такие случаи, когда боярин

обеспечивал себе при этом место в монастыре и надеялся «укрыться за

спину» монастырских властей ( Ср.: С. Б. Веселовский. Монастырское

землевладение в Московской Руси во второй половине XVI века. Историч.

зап., т. 10, 1941, стр. 103, 107; П. А. Садиков. Очерки по истории

опричнины. .М. - Л., 1950, стр. 130. ). Каковы были взаимоотношения

между таким «дарителем» и монастырем в последующее время:

становился ли он после этого скромным монастырским «слугой» или

влиятельным покровителем, «ктитором» монастыря - это, вероятно,

зависело от многих обстоятельств. Слова Грозного о монастырях,

«гоняющихся за боярами», и положение Шереметева в Кирилловом

монастыре говорят, во всяком случае, о том, что второй вариант не был

редкостью. Такое положение, естественно, не устраивало царя. Послание

его в Кирилло-Белозерский монастырь в значительной степени направлено

против превращения монастырей в боярских вассалов или в

замаскированные боярские вотчины.

Последнее из издаваемых здесь посланий, связанных с

внутриполитическими делами, непосредственно возвращает нас к

важнейшему мероприятию Грозного - к опричнине. Судьба этого

учреждения в 70-х годах XVI в. вызывала и продолжает вызывать споры

среди историков. В 1572 г. термин «опричнина» исчезает из официальных

документов (разрядных записей), - значит ли это, что опричнина была

отменена или что было только изменено ее название? Современники-

иностранцы прямо говорят, что в 1572 г. «пришел опричнине конец»

( Генрих Штаден. О Москве Ивана Грозного. Перевод И. И. Полосина, М.,

1925, стр. 110, 151 - 152), но в русских источниках мы не находим таких

прямых и определенных известий. Наиболее загадочно в этом отношении

уже упомянутое завещание, написанное летом 1572 г.; в заключительной

части этого завещания мы читаем: «А что есьми учинил опришнину, и то

на воле детей моих Ивана и Федора, как им прибыльнее и чинят, а образец

им учинен готов» ( Духовные и договорные грамоты великих и удельных

466

князей XIV - XVI вв., М., 1950, стр. 446 (начало завещания см. в

«Археографическом обзоре»). ). «Учинил опришнину» - так можно сказать

и о существующем учреждении и об отмененном (и об отменяемом). Ясно

одно: если царь оставлял вопросов судьбе опричнины на усмотрение

сыновей, значит сам он уже не был убежден в ее бесспорных достоинствах.

О том, что в 1572 г. произошло нечто большее, чем простая перемена

названия «государева особного двора», говорят и некоторые частные акты,

обнаруженные исследователями в начале XX в.; из них мы узнаём, что

после 1572 г. некоторое число «земских» получило назад свои владения из

опричнины ( Ср.: Л. М. Сухотин. Из истории опричнины. ЖМНП, ноябрь

1911 г.; важные материалы о возвращении вотчин «земским» содержатся

и у II. А. Садикова, (ук. соч., стр. 137 - 146). ).

Осенью 1575 г. Иван IV совершил поступок, который поразил

современников едва ли менее, чем введение опричнины в 1564 г.: он

передал свой титул «великого князя всея Руси» служилому татарскому

хану Симеону Бекбулатовичу, а сам, как рассказывает летопись XVII в.,

«назвался Иваном Московским и вышел из града и живяше на Петровке и

весь свой чин царский отдаде ему, Симеону, а царь Иван Васильевич ездил

просто, что боярин, в оглоблях, человек; и как приедет к царю Симеону, и

ссажался с царева места далече, з бояры» ( Этот неизданный летописец

находится в Рукописном отделе Государственной Публичной библиотеки

им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (пит. по: П. А. Садиков, ук. соч., стр. 42).

Помещенное в настоящем издании послание «Иванца Московского»

Симеону Бекбулатовичу является непосредственным следствием этой

неожиданной реформы, а вместе с тем оно в значительной степени и

объясняет эту реформу. Иа «челобитной Иванца Московского» (тщательно

копирующей стиль подлинных челобитных) мы узнаём, что под властью

«Иванца» находится какая-то особая территория, к которой он

намеревается присоединять «вотчинишки» еще каких-то «людишек»,

находящиеся пока во владении «великого князя всеа Руси»; из этих

вотчинишек он собирается «отсылатьипрочь» тех, которые ему «не

надобны». Картина знакомая: «удел Иванца» с неизбежностью напоминает

нам «особый двор государев» - опричнину. Как известно, одной из

важнейших сторон опричной реформы было разрушение материальной

базы родовитого боярства путем создания особой («опричной»)

территории, принудительного выселения из нее старых владельцев и.

передачи их владений новым людям. «Удел Иванца» - это, очевидно, какая-

то новая форма опричной территории.

Зачем же Грозному понадобилась эта новая форма и весь политический

«маскарад» 1576г.? ( П. А. Садиков, отметивший связь назначения Симеона

«великим князем» с опричниной, считает, однако, что «объяснение

подобного маскарада» следует «искать во внешне-политической

конъюнктуре» (ук. соч., стр. 43). Ниже (в комментарии к посланию

467

Симеону, прим. 1) мы указываем, почему это предположение П. А.

Садикова не представляется достаточно убедительным. ). Ответ на это

дают, как кажется,, известия нескольких иностранцев, посетивших Русь

как раз в «правление» Симеона Бекбулатовича. Один из них, посол

английской королевы Елизаветы Д. Сильвестр, удостоился личной

аудиенции у «Иванца Московского» и имел с ним довольно интимный

разговор. Во время этого разговора Грозный указывал Сильвестру на

фиктивность своего отречения, но объяснял его «опасным положением

государей», которые «подвержены переворотам (chaunge)», «что в

настоящее время и оправдалось, ибо мы передали сан нашего

правительства...в руки чужеродца...Причиной (occasion) этого является

преступное и злокозненное поведение наших подданных, которые ропщут

и противятся нам; вместо верноподданнического повиновения они

составляют заговоры против нашей особы» ( Ю. Толстой. Первые 40 лет

сношений между Россиею и Англиею. СПб., 1875, стр. 179 - 182. ). Сходное

объяснение было, очевидно, дано и германскому послу Даниилу Принцу: в

своем рассказе о путешествии в Москву в 1576 г. он писал, что царь

передал власть Симеону «по причине подлости подданных» ( Даниил

Принц из Бухова. Начало и возвышение Московии, Чтения ОИДР, 1876, кн.

III, отд. IV, стр. 29. ). Дополнением к этим известиям могут служить

известия иностранцев, писавших несколько позже, - англичан Горсея и

Флетчера: по их словам, Симеон Бекбулатович нужен был царю как

подставное лицо для проведения каких-то непопулярных, но доходных

мероприятий ( Горсеи. Записки о Московии. СПб., 1909, стр. 30 - 31;

Флетчер. О государстве Русском. СПб., 1905, стр. 50. Относительно

конкретного характера этих мероприятий оба источника расходятся:

Горсей говорит об уничтожении «прежних долгов» вообще, Флетчер - об

уничтожении жалованных грамот монастырям. ). Сопоставив известия