История Александра Македонского

64

Он взял в плен 10 гимнософистов — как раз тех, которые особенно убеждали Саббу восстать и причинили очень много зла македонцам. Они славились своими меткими и краткими ответами. Александр предложил им несколько труднейших вопросов, сказав, что первым убъет того, кто даст неправильный ответ, а затем таким же образом подряд и остальных. Самому старшему велел он быть судьей и первым его и спросил: кого существует больше—живых или мертвых? Тот ответил: «Живых; мертвых не существует». Второй на вопрос: земля или море кормит больше животных, ответил: «Земля, ибо море только часть земли». Третий на вопрос: какое животное хитрее всех, ответил: «То, которого человек доселе еще не знает». Четвертого спросили, на что он рассчитывал, подговаривая Саббу восстать. «Я хотел, чтобы он со славой жил или со славой умер», — ответил он. Пятый на вопрос, что появилось раньше другого: день или ночь, ответил: «День, одним днем раньше». Царь удивился, и тот сказал, что на запутанный вопрос и ответ будет запутанным. Перейдя к шестому, Александр спросил: «Как стать самым любимым? Быть самым могущественным и при этом нестрашным?» Из остальных трех один на вопрос, как человеку стать богом, ответил: «Свершая то, что невозможно свершить человеку». Другой на вопрос, что сильнее, жизнь или смерть, ответил: «Жизнь: только она несет такие страдания». Последнего спросили: «До каких пор стоит человеку жить? — «Пока смерть не покажется ему лучше жизни». Царь обратился к судье и велел высказать свое мнение. Тот ответил, что все ответы один хуже другого. «Ты и умрешь первым по твоему суду». — «Ни в коем случае, царь, если только ты не лгал, говоря, что казнишь первым того, кто отвечал хуже всех».

65

Александр одарил их и отпустил. К тем же, кого особенно прославляли, жившим мирно, сами по себе, он отправил Оне-сикрита с просьбой прийти к нему. Онесикрит был философом, учившимся у Диогена-киника. Он рассказывает, что Калан очень надменно и грубо велел ему скииуть хитон и слушать его речи голым: иначе он с ним разговаривать не будет, приди он от самого Зевса. Дандам оказался ласковее: выслу шав о Сократе, Пифагоре и Диогене, он сказал, что люди эт были, по его мнению, щедро одарены, но прожили свою жнэн слишком подчиняясь законам. По словам же других, Данда только и сказал: «Чего ради Александр прошел такую доро сюда ?»

Калана же Таксил уговорил явиться к Александру. Н стоящее имя его было Сфин, но так как в индийском произн

шении слово %атре звучит каке— так он и здоровался

встречными, — то греки и прозвали его Каланом. Рассказывают, что он на примере показал Александру, что такое его власть. Он разложил на земле между зрителями сухую, совершенно иссохшую кожу и наступил на один край ее: в этом одном месте кожа и прилегла к земле, в остальных вся поднялась. Калан обошел ее всю кругом, показывая, что то же самое происходит, на какой бы край он ни наступил. Наконец, он стал на середину кожи: она лежала неподвижно. Он хотел образно показать Александру, что ему следует утвердить главным образом центральную власть н не отлучаться далеко.

66

Спуск по рекам к морю занял 7 месяцев. Войдя в Океан, он подошел к острову, который он сам назвал Скиллустидой; другие называли его Псилтуккой. Тут он высадился, принес жертву богам и, насколько возможно, ознакомился с природой моря и побережья. Затем он помолился богам, прося, чтобы ни один человек не перешел за грань, достигнутую им в его походах, и повернул обратно. Флоту он велел плыть, имея Индию справа; начальником его назначил Неарха, а главным кормчим Онесикрита. Сам он двинулся сушей через землю оритов, прошел через величайшие лешения и погубил столько людей, что боеспособного войска не вывел из Индии и четвертой части. А было у него пехоты 120 тысяч, и конницы около 15 тысяч. Люди гибли от тяжких болезней, плохой пищи и засухи, а больше всего от голода: войско шло по земле, которая не засевалась и нищее население которой ничего не имело, кроме малого числа беспородных овец, привыкших питаться морской рыбой. Мясо их поэтому было плохим и зловонным. С трудом за 60 дней пересекло войско эту страну; войдя в Гедросию, люди оказались среди полного изобилия, так как ближайшие цари и сатрапы все заготовили.

67

Взяв с собой войско, он в течение 7 дней прошел праздничной процессией через Кармаиию. Его медленно везла восьмерка лошадей; вместе с «друзьями» он непрерывно днем и ночью пировал, восседая на высокой, хорошо видной четырехугольной площадке. За ним следовало множество повозок; на одних были занавесы из пурпурных и пестрых тканей; другие осеняла всегда свежая зелень ветвей. На них ехали тоже «друзья» и военачальники, увенчанные, с кубками в руках. Ты не увидел бы ни щита, ни шлема, ни македонского копья: по всей дороге солдаты из больших бочек и кратеров черпали вино чашами, рогами, фракийскими кубками и пили за здоровье друг друга; одни шли вперед, другие укладывались тут же наземь. Вся местность была полна звуками свирелей, флейт, лир и возгла

сами вакханок. Беспорядок в этом бродячем шествии соединялся с вакхической разнузданностью, словно сам Вакх присутствовал здесь и сопровождал свою свиту.

Когда Александр прибыл в царский дворец в Гедросии, оч решил опять устроить празднества для своих солдат. Рассказывают, что он в пьяном виде смотрел на состязание хоров. Его любимец Багой оказался победителем в пляске; во всем убранстве своем он прошел по театру и сел возле царя. Македонцы прн виде этого стали рукоплескать и кричали, требуя, чтобы царь поцеловал его, пока тот, действительно, не обнял и не поцеловал его.

68

Тут обрадовало его возвращение Неарха и его спутников. Выслушав рассказ об их плавании, он снарядился спуститься вниз по Евфрату с большим флотом, затем переправиться в Аравию и Ливию и через Геракловы Столбы войтн во Внешнее море. Разнообразнейшие суда строили ему в Фапсаке; отовсюду собирались матросы и кормчие. Но трудность его похода в глубь Азии, рана, полученная у маллов, огромные потери в войске, о которых говорилось выше, неуверенность в его возвращении— все это побуждало покоренные народы к восстаниям, а стратегам и сатрапам давало возможность творить обиды, наживаться и насильничать. Повсюду начались восстания и волнения. Олимпиада и Клеопатра, поднявшись на Антипатра, разделили власть: Олимпиада взяла себе Эпир, Клеопатра— Македонию. Услышав об этом, Александр сказал, что мать его приняла лучшее решение: македонцы не потерпят, чтобы над ними царствовала женщина. Он снова отослал Неарха в море, узнав, что все побережье кишит врагами; сам выступил и наказал преступных сатрапов. Оксиарта, одного из сыновей Абулита, он своей рукой пронзил копьем; Абулит не приготовил никаких припасов и только привез царю 3 тысячи талантов. Александр велел засыпать денег лошадям. Они к ним не притронулись, и царь, сказав: «Какая мне польза о:, того, что ты заготовил», велел посадить Абулита в тюрьму.

69

В Персии прежде всего он роздал деньги женщинам, сле-1 дуя обычаю персидских царей: всякий раз, приезжая в Перл сию, они давали каждой по золотой монете. Поэтому-то, говоЯ рят, некоторые цари редко приезжали в Персию; Ох же ни был ни разу, по скупости чуждаясь отчизны.

Найдя могилу Кира разрытой, он казнил виновного, хотя преступник был родом из Пеллы и принадлежал к видным ее гражданам. Звали его Полимах. Прочитав надпись, Александр велел выбить ее внизу гробницы по-гречески. Вот она: «О, человек, кто бы ты ни был и откуда бы ни пришел (я знаю, что

ты придешь)! Я Кир, владевший персидским царством. Не отказывай мне в горсти праха, которая покрывает мое тело». Надпись эта произвела сильное впечатление на Александра: ему представилась и неверность, и шаткость человеческих дел.

Вскоре после этого Калан, замученный болезнью желудка, стал просить, чтобы ему сложили костер. Подъехав к нему на лошади, он помолился, совершил над собой возлияния и бросил как жертву в огонь пучок волос. Собираясь взойти на костер, он простился с македонцами, которые тут присутствовали, уговаривал их весело провести этот день, пируя вместе с царем; с ним, сказал он, вскоре ои увидится в Вавилоне. После этих слов он возлег, закутался и не шевельнулся при приближении огня; оставаясь лежать в той же позе, он принес себя в жертву богам по древнему закону тамошних мудрецов. (Много лет спустя так же поступил в Афинах другой инд, спутник Цезаря. До снх пор там показывают памятник, который так и зовется: «памятник инда».)