История Александра Македонского

49

Филота, таким образом, и не знал о том, что против него умышляют; он продолжал жить с Антигоной и часто в гневе и раздражении бросал против царя неподобающие речи. Александр молчал и терпел, несмотря на сильные улики против Филоты: он или полагался на расположение к себе Пармениона, или же боялся известности и влияния их обоих.

В это время один македонец, по имени Лимн из Халестры, задумав заговор против Александра, пригласил участвовать в нем одного юношу, Никомаха, которого любил. Тот отказался и рассказал о готовящемся покушении своему брату, Кебалину. Тот отправился к Филоте и попросил его представить их Александру, потому что у них имеются нужные для него и важные сведения. Филота, по какому-то побуждению (в чем было дело — неизвестно), не отвел их, сказав, что царь занят другими, более важными делами. Так повторилось дважды. Тогда, заподозрив Филоту, они обратились к кому-то другому, были проведены к Александру и сначала донесли про Лимна, а затем вскользь упомянули, что они дважды были у Филоты, но тот не обратил на них внимания.

Александр в сильном раздражении послал схватить Лимна; тот стал защищаться, и посланец убил его, и это еще больше обеспокоило Александра: он считал, что исчезли все улики, изобличавшие заговор. На Филоту он горько досадовал, и тут старые враги его воспользовались случаем: стали открыто го

ворить, что легкомысленно со стороны царя думать, будто Лимн, простой человек из Халестры, мог один, сам от себя, отважиться на такое дело; был он только слугой, вернее даже просто оружием, которое метнула более сильная рука; заговорщиков следует искать среди тех, кому всего выгоднее было скрыть заговор. Так как царь жадно прислушивался к таким речам и предположениям, то на Филоту возвели бесчисленное количество клеветы. Его схватили и стали допрашивать; «друзья» присутствовали при пытках; Александр слушал, растянувшись за занавеской. Говорят, когда Филота с жалобным воплем и униженной мольбой обратился к Гефестиону и окружавшим его, Александр воскликнул: «Ты, жалкий трус! И ты берешься за такие дела!»

После смерти Филоты он сразу же отправил своих людей в Мидию и велел им убить Парменнона, человека, много сделавшего вместе с Филиппом; из людей старшего поколения, близких к Александру, единственного, кто уговаривал его вступить в Азию или особенно на этом настаивал; из трех сыновей, которые у него были, двоих он видел убитыми на войне, с третьим погиб сам.

Эти поступки внушили страх перед Александром многим из «друзей», особенно же Антипатру. Он тайно послал к это-лийцам н заключил с ними союз. Этолийцы боялись Александра, памятуя, о разрушении Эниад, узнав о котором он сказал, что этолийцев накажут не дети эниадцев, а он сам.

50

Вскоре очередь дошла до Клита. Если просто рассказать о его конце, то покажется, что Александр поступил с ним еще свиреиее, чем с Филотой, но если обдумать и причину его гибели, и время ее, то мы увидим, что сделал это царь не по намерению, а по несчастному случаю: гневом и опьянением Клита воспользовался злой демон.

Все произошло таким образом. Кто-то привез царю фруктов из Эллады. Восторгаясь их зрелостью и красотой, он позвал Клита, желая показать их и передать ему. Клит занят был жертвоприношением; приостановив его, он пошел к царю, и вслед за ним пошли 3 овцы, обреченные на заклание. Узнав об этом, царь посоветовался с прорицателем Аристаидром и лаконцем Клеоменом, и когда они сказали, что это плохое знамение, он велел сейчас же принести жертву за Клита. Сам он за 3 дня до того видел странный сон. Ему приснилось, будто Клит сидит вместе с сыновьями Парменнона — их уже не было в живых —все в черных гиматиях. Клит едва успел кончить жертвоприношение и прямо пошел на обед; царь уже принес жертву Диоскурам.

Пирушка была в разгаре, молодежь выпила крепко. Затянули песню какого-то Праниха нли, как говорят некоторые,

Пиериона, написанную на позор и осмеяние полководцев, недавно разбитых варварами. Гости постарше рассердились и стали бранить и поэта и певца, но Александр с товарищами слушали с удовольствием и поощряли продолжать. Клит, уже пьяный, дерзкий и чванливый по характеру, негодовал больше всех: нехорошо, говорил он, в присутствии варваров и врагов оскорблять македонцев, которые и в несчастье выше тех, кто иад ними смеется. Александр заметил, что Клит, называя трусость несчастьем, выступает себе на защиту. Клит встал: «Эта самая трусость спасла тебя, сына богов, когда ты убегал от Спифрадатова меча. Македонцы своей кровью и ранами подняли тебя так высоко, что ты выдаешь себя за сына Аммона и отрекаешься от отца « Филиппа».

51

Александр вспылил: «Негодник! Ты думаешь, мне приятно, что ты постоянно говоришь об этом и мутишь македонцев?» — «И нам неприятно, что за труды наши получили мы такую награду: счастливы те, кто уже умер и не увидел, как мидийские палки гладят македонцев и как македонцы просят персов пустить их к царю». Так свободно говорил Клит; Александр и сидевшие около вскочили, осыпая Клита бранью, а старшие старались унять смятение. Александр повернулся к Ксенодоху,. уроженцу Кардии, и к Артемию, колофонцу: «Не кажется ли вам, что эллины среди македонцев кажутся полубогами, расхаживающими среди зверей?» Клит предложил Александру говорить не обиняками, а сказать прямо, чего он хочет, или не приглашать к обеду людей свободных, имеющих право говорить открыто: пусть живет с варварами и рабами, которые будут падать ниц перед его персидским поясом и беловатым хитоном. Александр, совсем вне себя от гнева, бросил в него яблоком, лежавшим около, и стал искать меч. Аристон, телохранитель, успел его убрать; остальные с мольбами окружили его. Он вскочил н стал на македонском наречии кричать и сзывать оруженосцев: это было сигналом большой тревоги. Трубачу он велел трубить и ударил его кулаком, потому что он медлил и не хотел выполнять приказание. Впоследствии он пользовался большим уважением, так как главным образом благодаря ему в лагере не произошло смятения. Клита крепко держали друзья; с трудом вытолкали его из комнаты. Он тут же вошел через другие двери, смело и презрительно декламируя стихи из Эврипидовой «Андромахи»: «...как ложен суд толпы!»

Схватив копье у кого-то из копьеносцев, Александр пронзил им Клита, шедшего ему навстречу из-за дверного занавеса. Тот упал со стоном и хрипом: жизнь сразу покинула его. Придя в себя, видя, что все друзья стоят в безмолвии, Алек

сандр стремительно выхватил копье из убитого и хотел вонзить его себе в горло. Его удержали; телохранители, взяв его за руки, силой перенесли царя в спальню.

52

Он провел всю ночь, горько рыдая и жалуясь. Наступил день; он не мог уже кричать и плакать и лежал безмолвно, тяжко стеная. Друзья, испугавшись этого молчания, вломились к нему. Ни на чьи слова не обращал он внимания, но, когда Аристандр, прорицатель, напомнил ему сон о Клите и бывшее потом знамение и сказал, что все случившееся давно было предначертано судьбой, он как будто стал успокаиваться.

Поэтому к нему пустили философа Каллисфена, родственника Аристотеля, и абдерита Анаксарха. Каллисфен старался утешить его незаметным образом, не касаясь больного места, словами кроткими и глубокомысленными. Анаксарх, с самого начала шедший своей дорогой в философии и приобретший имя своим презрением и пренебрежением к приятному и обычному, войдя, сразу закричал: «И это Александр, на которого смотрит теперь вся Вселенная! Он валяется в слезах, как раб, в страхе перед людскими законами и укорами, а ему подобает стать для людей законом и мерилом справедливого. Ты побеждал, чтобы управлять и властвовать, а не быть рабом пустых мнений! Разве ты не знаешь, зачем рядом с Зевсом восседают Справедливость и Правосудие? Затем, чтобы всякий поступок властителя почитался правосудным и справедливым!» Такими словами Анаксарх облегчил горе царя, но и внушил ему больше гордости и презрения к закону. Сам он удивительно приноровился к царю и отвратил его от общения с Каллнсфеном, вообще неприятного Александру за его строгость и серьезность.