Самарская область

между цитаделью и р. Самарой были установлены деревянные надолбы-«рогатки» от внезапного

нападения конницы кочевников.

Вместе с тем г. Самара перестал быть изолированным опорным пунктом на волжском

левобережье. Вглубь степи стали выдвигаться новые крепости и укрепленные линии. В 1700 г. был

построен «пригород» Алексеевск, а через три года началось строительство Сергиевска. В 1731 г.

последовал указ Сената о строительстве новой Закамской линии от Алексеевска и устья р. Кинель

по рр. Сок и Кондурча далее через рр. Черемшан и Шемшу до р. Кичуй. На этой линии встали

новые крепости, в том числе Красноярская и Кондурчинская, устраивались редуты, валы, рвы,

лесные засеки, надолбы. Общая длина укреплений линии составляла 230 км, из них 180 км

приходилось на территорию нынешней Самарской области. Для службы на линии были учреждены

четыре новых полка «ландмилиции» – специальных войск для охраны степных границ.

Еще большее значение имело начавшееся в 1736 г. строительство Самарской укрепленной

линии. Она протянулась от г. Самары к г. Оренбургу цепочкой крепостей: Красносамарской,

Борской, Ольшанской, Бузулукской, Тоцкой, Сорочинской, Новосергиевской. В близком тылу

возникли поселения ландмилиции, в числе которых были слободы Аманакская, Сарбайская,

Саврушская, Криволуцкая, Бугурусланская, Бугульминская и другие. На р. Кинель в особой

слободе поселили украинских казаков – «черкассов», а на р. Самаре в Мочинской слободе –

казаков из татар. В крепостях Самарской линии, а также в самой Самаре и Алексеевске несли

службу русские казаки, ставшие частью нового Оренбургского казачьего войска, разместились

регулярные гарнизонные войска.

Со строительством пограничных укреплений, продвигавшихся в степь, значение г. Самары

как крепости падало, ее укрепления перестали ремонтироваться и поддерживаться. В конце 1760-х

гг. можно было видеть лишь остатки земляных валов на месте бывшей городской цитадели, а

деревянные стены и башни уже исчезли. Но Самарская линия сохраняла свое оборонительное

значение до последней четверти XVIII в. Левобережье р. Самары оставалось небезопасным. Так, в

1764 и 1766 гг. кочевые калмыки угоняли пасшийся там скот горожан, а в 1774 г. через линию

пытались прорваться, но неудачно, отряды «киргиз-кайсаков» (казахов) для грабежа сел и

деревень. В 1738 и 1750 гг. самарские казаки отбивали у калмыков большие обозы, подвергшиеся

нападению на дороге от г. Самары в Яицкий городок и Оренбург.

Чтобы превратить калмыков в верных подданных и военных слуг Российского государства,

правительство привлекло на помощь церковь. В результате миссионерской деятельности часть

рядовых кочевников и их правителей-«тай-шей» обратилась из ламаизма в православие. Чтобы

предотвратить возврат в старую веру и пресечь религиозные конфликты, власти решили отселить

крестившихся калмыков из астраханских степей внутрь Самарской линии. Центром

административного и военного управления крещеного калмыцкого войска, устроенного наподобие

казачьего, стала новая крепость Ставрополь (современный г. Тольятти), построенная в 1738 г. на

волжской протоке Куньей Воложке.

Чересполосно с калмыцкими улусами было решено поселить государственных русских,

чувашских, мордовских, татарских крестьян. Правительство надеялось, что такое соседство

поможет кочевникам усвоить навыки земледелия и перейти к оседлому образу жизни. Вблизи мест

калмыцких зимовий располагались селения хлебопашцев: мордовская деревня Благовещенский

(Верхний) Сускан, Чувашский Сускан, русское село Курумоч и другие. Надежды на оседание

калмыков на землю не оправдались. В XIX столетии кочевников перевели на жительство в

оренбургские степи.

К югу от р. Самары некрещеные калмыки продолжали кочевать до начала 1770-х гг.

Продолжались конфликты с земледельческим населением из-за сокращения кочевых пастбищ,

потрав у крестьян лугов, полей и угона их скота, других взаимных обид. Однако в этом соседстве

были и положительные стороны, проявлявшиеся в активном обмене продуктами ремесла,

земледельческого и скотоводческого хозяйства. Но судьбой народов часто распоряжаются не они

сами, а их правители. Калмыцкую знать раздражало вмешательство царских властей в их дела,

зависимое положение от российских чиновников, страшила утрата собственного авторитета и

привилегий. Кочевые феодалы приняли трагическое для своих подданных решение об откочевке

на родину предков, в Джунгарию. В 1771 г. основная часть некрещеных калмыков отправилась с

берегов Волги в пределы Китая, куда дошли из них лишь немногие из-за изнурительного пути и

нападений других кочевников.

Земледельческое освоение

Исход калмыков стимулировал быстрое освоение заволжских степей, так как сравнительно

малочисленное башкирское и казахское население не могло занять освободившиеся пастбища,

которые все активнее стали обращаться в крестьянские пашни и сенокосы. Традиционная

территория башкирских кочевий к тому же сама продолжала сокращаться. До 1736 г. действовал

закон, запрещавший куплю-продажу башкирских земель. После его отмены башкиры быстро

распродали свои дальние кочевья в Поволжье, ограничившись территорией внутренней Башкирии.

Часть этих земель приобреталась государственными крестьянами, но в основном их скупали за

бесценок помещики и затем переводили туда своих крепостных. Блестящее литературное

описание того, как заключалась такая сделка, открывает «Семейную хронику» С. Т. Аксакова, в

которой дана великолепная по художественному мастерству и исторической точности картина

жизни русских переселенцев, помещиков и крестьян, в Заволжье конца XVIII века.

К началу последней четверти XVIII в. были освоены уже немалые пространства нашего края

за исключением крайних южных и юго-восточных районов, где оседлого населения практически не

было. На той территории волжского Левобережья и Заволжья, что лежала между бассейнами

Черемшана и Самары в 1760-е гг., проживало уже около 100 тыс. человек. Из них дворяне и

чиновники составляли 1% населения, горожане 2%, военно-служилые сословия (казаки, калмыки,

Черкассы, отставные военнослужащие) 20%, крестьяне 77%. Пестрым был национальный состав.

На долю русских приходилось 44%, народов Поволжья (татары, чуваши, мордва) 46%, калмыков

более 8%, украинцев более 1% жителей.

Если в начале XVIII в. пашенного земледелия в Заволжье и даже в окрестностях самой

Самары практически не было, то в течение столетия оно распространилось очень широко. В

основном крестьяне для собственного употребления сеяли рожь и овес, но росли посевы под

пшеницей, которая главным образом шла на продажу и производилась на помещичьих полях.

Выращивались также ячмень, просо, гречиха, горох, лен, конопля.

Разнообразие культур помогало крестьянину выжить в условиях резко континентального

климата с его частыми засухами и другими погодными перепадами. Труд земледельца подвергался

здесь большому риску. Простое увеличение площадей под одной сельскохозяйственной культурой

или даже тщательная подготовка почвы под ее посев не снижали степени риска. Выход крестьяне

находили в засеве нескольких участков хлебами, которые по-разному переносили засуху,

заморозки на почве, болезни и т д.

Основными орудиями труда оставались в крестьянском и помещичьем хозяйстве соха,

борона, серп и коса. Для подъема новых земель использовался тяжелый плуг и его поволжская

разновидность – «сабан». Но для работы с ним требовалось от трех до пяти и даже шести

лошадей, что было под силу только зажиточному крестьянину. Впрочем, хозяйств, богатых скотом,

было немало в крае, изобиловавшем пастбищами и сенокосами. Обычно на крестьянском или