Социология: Левиафан и дитя

© С.Б. Юрченко 2014

       Социология: Левиафан и дитя

                                                Люди приходят к убеждению, что поскольку у них есть государства, то они в них нуждаются.

                                          Энтони де Ясаи

Содержание

Введение

Патриотизм и Психология

Иерархия и Природа

Государство versus Общество

Общество vs Человек

Власть vs Бог

Империя vs Коррупция

Россия vs Социология

Заключение

Введение

Единственная цель науки – давать правильные предсказания. В кратковременной перспективе человек (его мозг) только это и делает - предсказывает себе причинные последствия своих действий в ближайшем будущем. Но по мере отдаления во времени этих последствий его способность к предсказаниям резко ухудшается. Знание детерминистических законов природы позволяет ему существенно улучшить ситуацию. Мозг, как и все физические тела во Вселенной, подчинен термодинамической анизотропии времени. Мы помним прошлое, но не знаем будущего и пытаемся компенсировать это незнание вероятностными прогнозами. Если бы мозг не страдал этим вселенским недостатком или работал наоборот, зная будущее, но не помня прошлого, то в науке не было бы нужды вовсе. Каждый заранее знал бы все алгоритмы бытия (впрочем, он должен был бы их тут же забыть). Но даже если бы это было возможно, такое всезнайство не имело бы человеческого смысла. Любая жизнь оказывалась бы прожитой еще до того, как началась. Смысл жизни – в поисках ответов путем проб и ошибок.

Прагматическая ценность науки есть лишь попутное следствие ее способности делать успешные прогнозы. В таком понимании многие академические дисциплины науками не являются, а некоторые не могут быть причислены к ней в принципе, как то: философия, история, филология, юриспруденция и т.д. Это не умаляет их эстетическую или утилитарную ценность: философия может приносить умиротворение, история – удовлетворять любопытство, юриспруденция - вносить порядок в жизнь. Ни одним из этих качеств социология не обладает. В том виде как она была определена Контом и Спенсером, социология может быть наукой, но в смысле успешных предсказаний она ею все еще не стала. Современная социология в большей мере остается причудливой амальгамой философии, истории и психологии. А поскольку из этих трех дисциплин лишь психология удовлетворяет вышеназванному условию, то отсюда следует, что социология может преуспеть только через психологию. Кроме очевидных истин вроде тех, что общество обладает структурной функциональностью, состоит из страт, социальное действие в которых вызывает горизонтальную и вертикальную мобильность, а общественно-политический строй связан с уровнем развития производительных сил и производственных отношений, социология не содержит каких-либо универсальных утверждений, которые можно было бы назвать законами так, чтобы с их помощью делать предсказания столь же весомые, как в физике или биологии.

Гоббс, оценивая дикость как состояние войны всех против всех (bellum omnium contra omnes), где «человек человеку – волк», определял роль государства через образ библейского чудовища Левиафана, которого люди призвали себе на помощь с целью упорядочить собственное социальное бытие. «Цель государства - главным образом обеспечение безопасности», - так начинает Гоббс вторую часть своего труда [1]. Циничный труд Макиавелли под названием «Государь» есть ничто иное как инструкция по применению Левиафана в личных интересах правителя.

С тех пор о сущности государства было сказано многое. Гегель возносил его на мистический постамент «божественной воли», Прудон низвергал государство до «средства угнетения и насилия над ближними». В современном определении государство эквивалентно корпорации. Оно обладает (i) собственным юридическим лицом, отдельным от личности правителей, (ii) включает в себя правительственный аппарат и совокупность граждан (подданных), но не совпадает ни с тем, ни с другим, (iii) имеет четко определенные границы и (iv) существует только при условии признания другими государствами, которые впускают его на свой «рынок». Различие между корпорацией и государством лишь в том, что цель корпорации – максимизировать свою прибыль, цель государства – максимизировать свою власть [2].

Уже из одного этого определения можно сделать некоторые выводы. Стремление корпорации максимизировать прибыль приводит к монотонной инфляции и необратимому росту цен (не считая локальной дефляции). Экономист М. Фридман, считая, что «инфляция всегда и везде является денежным феноменом», предлагал конституционно ограничить инфляцию, т.е. запретить неумеренную эмиссию денег [3]. Говоря простыми словами, необходимо конституционно запретить человеческую жадность. Благая мысль!

А теперь далее по аналогии, если верно сравнение корпорации и государства, то можно утверждать, что стремление последнего максимизировать власть ведет к монотонной бюрократизации и неизбежному росту централизации в любом социуме, независимо от того, какой политический режим в нем осуществляется. Государства с течением времени неуклонно дрейфуют в сторону тоталитаризма, – точно так же как рынок сползает в инфляцию. Современный опыт нам показывает, что даже самая лучшая демократия по мере ее эксплуатации все больше становится ширмой, за которой общество бюрократизируется, а политический режим становится все более самодостаточным. Следуя рецепту Фридмана, государство должно конституционно запретить самому себе быть государством. Напоминает историю вдовы, которая высекла саму себя.

В данном исследовании мы попробуем взглянуть на государство прямо из человеческой души, из тех ее глубин, которых может достичь наш взгляд. Нами будут рассмотрены социологические корреляции между патриотизмом и коррупцией на историческом примере Римской империи и в статистике современного мира. На базе формального определения таких понятий как иерархия, родина, человек и общество будут выведены социологические законы пирамиды, орбиталей и сакрализации власти. А далее, следуя логике, мы придем к выводу, что империи противоестественны. Так мы найдем объяснение одному странному историческому факту: почему все империи, будучи по определению самыми могущественными образованиями, а значит не имеющими вокруг сильных врагов, не оказывались при этом самыми живучими (вечными в земных масштабах) государствами, но всегда разрушались – и часто от ничтожных встрясок. Неужели Левиафана может погубить укус блохи? Ближайший к нам по времени пример – СССР, для распада которого на одной шестой части планеты хватило манифестации в Москве.

I. Патриотизм и Психология

Прежде чем говорить о каком-либо феномене, его нужно определить. Иногда определения оказывается достаточно, чтобы все тем и кончилось, ибо читатель может сразу же не принять его и начать спор. Сошлюсь на исторический анекдот [4]. Платон, решив порассуждать о сущности человека, дал определение человеку как существу с конечностями, которое не умеет летать. Диоген-киник принес петуха и заявил: «Это – человек Платона». Тогда Платон добавил к своему определению: «Без перьев». Диогену оставалось только ощипать своего петуха. Хотите порассуждать о сущности человека? Попробуйте дать ему определение.

Дать определение понятию, чтобы потом можно было применить к нему логику, - такова суть науки. Этого требует элементарное уважение к языку, к тому самому Логосу, который, по Гераклиту, и есть наша психо-лингвистическая реальность. Ведь видим мы мир не предметами, а впечатлениями, осмысляем не физическими процессами, а идеями. Этот спор в западной философии о сущности языка длится уже 2,5 тысячи лет.

Так что такое «патриотизм»? Если кто-то скажет: патриотизм есть любовь к тому месту, где живешь, - то я последую примеру Диогена и укажу этому человеку на таракана. Он – патриот вашего дома и вашей тарелки с супом. Именно в этом смысле нужно понимать знаменитую фразу С. Джонсона: «Патриотизм есть последнее прибежище негодяя».