Социология: Левиафан и дитя

Отсюда напрашивается вывод, что истинный патриотизм (не негодяйский) должен абсолютно и полностью состоять из бескорыстия и заключаться в самопожертвования. Все ура-патриотические идеологии апеллируют именно к самопожертвованию. Зачем солдату терпеть предписанные ему воинским уставом «тяготы и лишения армейской службы», а если прикажут – убивать и быть убитым? Зачем полицейскому ловить, рискуя жизнью, воров и убийц (а они – патриоты?) или разгонять толпу радикальных манифестантов (а они – патриоты?), слыша от них оскорбления и угрозы? Зачем чиновнику добросовестно служить государству, зарабатывая невроз и радикулит? Зачем судье ревностно выносить приговоры, отправляя соотечественников в тюрьмы? Все – ради самопожертвования. И этого им достаточно? Никакого вознаграждения?

Конечно же, нет! Все понимают, что патриотизм и вообще любое доброе дело требует субсидий. Это понимают даже в Церкви. Если верующему ничего не нужно от Бога и он ничего не ждет от него в будущем, включая загробную жизнь, то зачем ему Бог и его жрецы? А сами жрецы служат Богу бескорыстно? Они не ждут от него воздаяния за усердие? Только камни бескорыстны. Камни – вот истинные безбожники без родины и дома.

Так каковы тарифы патриотизма? Коммунистическая идеология в СССР эти тарифы, по крайней мере, официально отрицала (раздавая пайки подпольно). Очевидно, именно поэтому коммунистическое бескорыстие 70 лет трещало по швам, пока, наконец, не лопнуло. И тогда новообращенные капиталисты заговорили о тарифах, – как для ЖКХ, так и для патриотизма. Актуальными стали призывы обеспечить чиновникам, полицейским, судьям, банкирам, врачам и учителям такие зарплаты, чтобы их патриотические аппетиты были полностью удовлетворены. Как измерить аппетиты человека? Сколько ему надо, чтобы родину любить? Похоже, патриотизм опять пришел в полное капиталистическое негодяйство.

Знаменитые 10 заповедей Моисея – это исторически один из первых Кодексов Патриотизма, который нам известен. Представлять Моисея космополитом, гуманистом и монотеистом – это не более чем простодушие и невежество. Моисей был национальный вождь евреев. Он ненавидел египтян, готовил свой народ к завоеванию Палестины, а понятия «гуманизм» в его времена не было и в помине. Человечество состояло из разрозненных, враждебных племен, многие из которых даже не догадывались о существовании друг друга. Что касается монотеизма, то со стороны Моисея было бы невероятно нахальным и бессмысленным утверждать, что все боги, включая древнейших богов Египта и Вавилона, есть выдумка, и только один бог настоящий – Яхве, явившийся ему в пустыне и говоривший с ним из горящего куста. Даже в псалмах Давида все еще можно услышать отголоски политеизма.

Яхве есть воплощение национального патриотизма для племени, затерявшегося в Синайской пустыни, и только он, бог-патриот, может дать евреям родину (землю обетованную). Это написано черным по белому в Пятикнижии. Собственно, с этого начинается 1 заповедь первой скрижали. Служить чужим богам – значит совершать предательство национальных интересов. Поэтому 2 заповедь с этой же скрижали гласит: «Не сотвори себе кумира». Еще совсем недавно (по историческим меркам) в СССР борьба с космополитизмом заключалась именно в низвержении несанкционированных властью кумиров из враждебного мира. Заметим, кстати, что «движение маккартизма» в США тоже велось под этим лозунгом. К параллели между СССР и США мы еще не раз вернемся.

Вторая скрижаль Моисея была посвящена нравственным запретам. Уж они-то, кажется, являются несомненно космополитными и гуманистическими. Да, - в той мере, в какой они универсальны для всего рода людского. Но Моисей – национальный вождь, а вовсе не учитель человечества. Лгать, красть, убивать, прелюбодействовать и завидовать – это, прежде всего, не патриотично. Народ, который так с собою поступает, губит себя сам. Нравственность – это просто здравый смысл, возведенный в ранг коллективного утилитаризма. Действия любого члена общества, приносящие вред именно этому и, возможно, только этому обществу, признаются безнравственными внутри общества. Ренегатство осуждается лишь со стороны того государства, которое предали. На противоположной стороне перебежчика объявляют героем (как, например, в истории Сноудена). Так появляются семейная мораль (ведь семья – это уже общество), корпоративная этика, классовая добродетель, национальная преданность. А теоретически венчает все эти субморали общевидовой гуманизм Гомо сапиенса, до которого Моисею, вообще говоря, не было никакого дела.

Поскольку социумы, в которых живет человек, вкладываются друг в друга как матрешки, то и его мораль оказывается полиорбитальной как положение электрона в атоме. Нравственный выбор человека в конкретном случае зависит от того, в какой орбитали он сам себя воспринимает. Древнекитайский теоретик патриотизма Мо-цзы выдвигал, например, такой постулат: «Если отец украл овцу, сын должен донести на него». Понятно, что здесь государственный, общенациональный патриотизм вступает в противоречие с патриотизмом семейным. Нравственный выбор сына в этой ситуации есть субъективный выбор орбитали, на которой он хочет остаться. Он должен решить, что ему дороже: семья или родина.

Ну, а ради чего его отец украл овцу? Не ради семьи? Не проявил ли он тем самым высочайший фамильный патриотизм, спасая от голода своих потомков? Так, сила и живучесть мафии заключается именно в фамильном патриотизме. А выживание и процветание нации в целом – в племенном патриотизме. Об этом и говорил Моисей. Идеальный народ – это народ-мафия, где все – за одного и один – за всех.

Т.о. возвращаясь к ворам и убийцам, следует признать, что они – скверные национальные патриоты. А взяточники? Если законы пишутся в интересах всего общества, то те, кто нарушают их в угоду себе, ставят тем самым собственный (фамильный, корпоративный, кастовый) патриотизм выше национального. Именно поэтому их сажают в тюрьмы, где они, очевидно, должны пройти курс патриотического воспитания. В этой связи на память мне приходит афоризм, услышанный в армии на курсе молодого бойца: «Мы вас тут научим родину любить» (недаром та армия, в которой я служил, немногим отличалась от тюрьмы). Значит ли это, что люди, чьи действия подпадают под статьи Уголовного Кодекса, безнравственны? Вовсе нет! Так они решили дилемму орбиталей. Казнокрад может быть заботливейшим семьянином, а вор и убийца пользоваться большим почетом в своей социальной группе.

Предметом социологии по определению является социум. Но какой именно? Социальные страты обволакивают человека и непрерывно ставят его перед выбором. Предпочтения формируются в нем подсознательно. В «понимающей социологии» Вебера предметом социологического исследования должны быть осознанные, целенаправленные действия людей [5]. Аффективное и бессознательное следует оставить психологии. Разве человек – машина, работающая по программе, которую себе назначила? Да, человек только и делает, что ставит перед собою цели. Но нравственный выбор в нем – это почти всегда спонтанное решение, а не продукт долгих размышлений, на которые у человека попросту нет времени в повседневности. Именно поэтому, кстати сказать, коллизия «ангела и демона» в человеке – главная тема искусства во все времена.

Фундаментальный вопрос социологии может звучать так:

Как коррелируют в человеке его социальные орбитали?

Почему человек подсознательно отдает предпочтение одним орбиталям в ущерб другим? Почему он бессознательно сужает круг своего патриотизма до членов семьи, до корпоративных коллег и т.д.? Почему преступность и коррупция в разных странах сильно разнятся? Национальные, т.е. генетические качества мы сразу же оставляем вне рассмотрения. Тогда остается экономическое положение. Причина – в нем? Не совсем. Но даже если бы это было так, и богатство прямо указывало на национальный и даже общечеловеческий патриотизм, а бедность сужала орбитали до примитивного эгоизма, само по себе экономическое положение нам ничего не объясняет. Экономика лишь указывает на то, как материальное благосостояние сказывается на психологии человека, которую он весьма слабо контролирует, являясь продуктом симбиоза биологии и среды.